Джек не спал по целым ночам, удрученный, изнуренный, измученный страхом. Наблюдалось парадоксальное явление: его усталый мозг работал еще острее - очевидно, в результате переутомления и бессонницы. Что ж ему было делать, если он уже не мог делать того, что делал? Необходимо было дать отдых своему сверхактивному мозгу...
И Джек начал глушить себя маленькими желтыми пилюлями. Они успокаивали его - не вполне, конечно, но настолько, чтобы справляться с сельской практикой в Гэмлете.
В Гэмлете он не только старался лучше лечить людей, но одновременно разжигал в себе стремление скорее показать миру, что он может быть идеальным сельским врачом. Да, да, через какой-нибудь год он добьется этого. Он быстро сколачивал свою бочку денег. Больные его полюбили. И все же... он потерпел крах. Он сознавал, что не дает своим пациентам всего того, что должен давать идеальный сельский врач. Фальшивый Джек завязал борьбу с Джеком, стремившимся к совершенству.
Снова и снова старался он охладить эту горячую внутреннюю войну барбитуратами. Но они давали ему только временное успокоение, а в промежутках он, как вы знаете, пытался убить себя, убить Мэри, видел цветные галлюцинации, видел комнату, забитую стульями и зарастающую волосами; и ему не переставал мерещиться человек, гонявшимся за ним по кругу в железнодорожном дворе, чтобы убить его; и когда он почти уже задыхался от бега, железная дверь буйной палаты в Больнице ветеранов захлопнулась за ним в последний раз. Джек Фергюсон был уже полным психотиком. Вот тут-то и оказалось, что его увлечение барбитуратами - это и есть моя догадка - пошло ему во спасение. Но каким образом?
В своей «Психохирургии» Уолтер Фримэн объясняет, что происходит с психотиками, когда они попадают под наблюдение психиатров. Они создают себе собственный нереальный мир, в котором их прежнее эгоцентрическое мышление совершенно теряется; оно растворяется в сумбуре иллюзий и галлюцинаций, и больные уже не соображают, что, где, как и когда. Они слишком травмированы жестокостью внешнего мира, чтобы к нему вернуться. И они уходят в свой тайный психотический мир, они нежатся в его уюте, избегая контакта с кем бы то ни было, даже с врачами, пытающимися им помочь.
«Такие больные относительно недоступны для психотерапии», - пишет Фримэн.
Однако до Джека, хотя и сумасшедшего и сидевшего в запертой палате, доходили тихие вопросы доктора Фиппса. Он был доступен, хоть и безумен. Какой же из этого вывод? Не могли ли барбитураты, отравляя его, в то же время охранять его психику? Это, конечно, совсем неподходящее лекарство. Но не могли ли барбитураты, причиняя ему вред, в то же время успокоить его мозг настолько, что по просьбе доктора Гэллопэ он написал, например, записку о своих сумасшедших фантазииях? Я ставлю этот вопрос робко и неуверенно. Психолог Дональд О. Гебб из Макгильского университета говорит, что нет статистических данных, доказывающих действие психотерапии при тяжелых психических болезнях. Джек уверен, что психотерапия спасла ему жизнь. Не могли ли упражнения Джека с барбитуратами настолько его успокоить, что для доктора Фиппса и доктора Гэллопа дверь осталась приоткрытой?
Когда Джек Фергюсон вышел из больницы, казалось, что в огне испытаний прежний Джек погиб. Новый Джек покинул больницу с ясной головой и новыми устремлениями.
- Я ушел из больницы, решив заняться психиатрией, - говорит Джек. - Я чувствовал, что для меня это единственный путь к спасению,
Внутреннее чутье ему подсказывало, что только таким способом он может спасти себе остаток жизни. Лечение, которое он себе назначил; было абсолютно ненаучным; ничего общего оно не имело с химией; это было только искупление. Однако оно имело прецедент в психиатрии. Ч общества «Анонимные алкоголики» тоже спасали себГискуплением, взяв на себя труд по спасению других жертв алкогольного психоза.
Итак прежнего Джека не стало. Старый эгоцентричный дикий зверь, по имени Джек, исчез, как вымершая птица дронт.
- Поскольку в тяжелую минуту люди протянули мне руку помощи, - говорит он, - я должен в свою очередь послужить людям.
Они, эти другие люди, его замечательные доктора и надзирательницы, - они спасли его.
- Они спасли меня, а я должен помогать всем.
Джек никогда не слышал об Эрнесте Ренане, но в Данном случае он следовал учению великого француза.
«Чтобы вы могли действовать в мире, ваше собственное «я» должно умереть».
Джек начал действовать. Они помогли ему, он должен помогать всем.
«Мы все ответственны за общую вину», - писал Достоевский. Джек знал, что он виноват. Он не стал определять границу между своей болезнью и грехом. Он сумел правильно разобраться в этом деле. Не осталось никаких сомнений в его тяжелой психической болезни. Но результаты этой болезни - его жестокость к Мэри, его бегство от больных в Гэмлете, которые нуждались в нем, верили в него, - эти результаты были его грехом. Это было преступлением против человечества.
То, что Джек не захотел воспользоваться своей болезнью в качестве оправдания, безусловно, является великолепным, мужественным поступком со стороны нового Джека.
Но сейчас, когда он начинал новую жизнь в Логэнспортской больнице, мог ли Джек приступить к осуществлению своей идеи - помогать всем? Ведь психотерапия, которую, применяли к нему доктора, - это большая роскошь. Докторам пришлось затратить сотни часов напряженной работы, чтобы вернуть одного только Джека к нормальной психике. Где же взять докторов, чтобы обслужить психотерапией сумасшедших Логэнспортской больницы, пока еще способных воспринимать слова убеждения. Смешно даже помышлять об этом - ведь докторов в больнице жалкая горстка. Интенсивная психотерапия - это чертовски дорогое лечение.
- Вы можете агитировать их ежедневно несколько месяцев подряд, - говорит Джек, - а к концу этого срока они по-прежнему будут смотреть на вас все тем же бессмысленным взглядом; счастье, если вам удается «вытянуть» из них некое подобие ответа.
Но для Джека они оставались живыми человеческими существами. Это не было простой научной любознательностью, это не было экономическим мероприятием с целью облегчить бремя налогоплательщиков; жажда искупления - вот что руководило Джеком в его стараниях вернуть этих несчастных, потерянных людей в мир действительности. И он стал помогать нейрохирургу доктору Джону А. Гисерингтону из Индианополиса, практиковавшему иногда префронтальную лоботомию на больных Логэнспортской больницы.
Джек погрузился в изучение психохирургических трудов Уолтера Фримэна. Что за мечтатель этот Фримэн! Фримэн задался целью сделать лоботомию такой точной, такой практичной и ходовой операцией, чтобы успокаивать бушующий бедлам в «беспокойных» палатах психиатрических больниц и все большее и большее количество больных отправлять домой в здравом уме и ясной памяти.
И какой он смелый, этот Фримэн! Он обратился к знаменитому психиатру доктору Уильяму А. Уайту за разрешением произвести несколько префронтальных лоботомий на больных всемирно известной больницы св. Елизаветы в Вашингтоне.
- Скорее мир перевернется вверх ногами, чем я позволю вам оперировать хотя бы одного из моих больных, - загремел на него доктор Уайт.
Казалось, не о чем больше говорить.
Однако, несмотря на негодующий запрет доктора Уайта, был составлен длинный список душевнобольных, стоявших на очереди для лоботомии у доктора Фримэна, - в той же больнице св. Елизаветы.
Еще в 1936 году Фримэн одобрительно высказался о методе безвестного тогда португальского врача Эгаса Моница. Рассуждения, толкнувшие Моница на попытку всадить нож в мозг сумасшедшего человека, - эти рассуждения казались несколько странными и притянутыми за уши.
В 1935 году на научном конгрессе в Лондоне Эгас Мониц услышал сообщение профессора Джона Фултона, Физиолога Иэльского университета, о том, как он с целью эксперимента изувечил мозги нескольким дрессированным шимпанзе. До этого они были очень грустными, а после операции сделались вдруг веселыми. Это был чисто научный эксперимент. Профессор Фултон отнюдь не ратовал за счастливую жизнь для обезьян шимпанзе. Эти грустящие обезьяны становились обычно жалкими, удрученными, малодоступными - становились настоящими невротиками, если им не удавалось выполнить заданные уроки. Профессор Фултон со своим ассистентом доктором Якобсеном иссекали из их мозгов лобные доли, которые считаются местонахождением высших психических центров - того, что называют интеллектом. Как ни странно, оперированные шимпанзе не показывали признаков отупения.
- Они вели себя так, - говорил профессор Фултон, - как будто присоединились к культу радости Мишо старшего и все свои жизненные невзгоды возложили на всевышнего.
