в полной мере.
– Не дело вам, ваша светлость, по ярмаркам разъезжать! – строго попеняла мне мадам Ришар. – Герцогиня не должна позволять себе разгуливать по торговым рядам средь крестьянок и лавочников. Вам нужно больше думать о сыне.
Но я не боялась оставлять маленького Джереми на его многочисленных нянек – кормилицу Ариану, Мелани и саму мадам Ришар. Они заботились о нём круглосуточно.
Мы с мадам Креспен и моей горничной Берил отправились в карете. Наша бравая мануфактурщица была горда этим несказанно – когда мы проезжали по узким грязным улицам близлежащих деревень, она не отрывалась от окна – чтобы все, кто выходил нас поприветствовать, могли видеть момент ее торжества.
На сей раз мы остановились в Монрее в той самой гостинице на набережной у моста Оружейников, до которой я когда-то так и не добралась. Хозяин выделил нам лучшие комнаты, и оказавшись в милом, обставленном в светло-зеленых тонах номере, я испытала легкое чувство грусти. Увижу ли я еще когда-нибудь Алана Дюбайе?
Нет, я ни о чём не жалела, хотя та моя поездка на ярмарку уже и казалась мне верхом безрассудства. Но что случилось, то случилось, и красавец Алан оставил мне подарок, о котором и не подозревал. И пусть он никогда не узнает об этом, но я была ему искренне благодарна – и за то, что заступился за меня на постоялом дворе, и за то, что был со мною ласков, и за то, что был щедр – без его золота мне пришлось бы непросто.
На следующее утро мадам Креспен отправилась на рыночную площадь с рассветом. Подвода с нашими тканями уже тоже прибыла в город, и требовалось обустроить палатку и дать наставление мальчишке-зазывале – самому смазливому и громкоголосому, которого она только смогла отыскать.
Мы с Берил выбрались на ярмарку к полудню. Текстильные и галантерейные ряды располагались ближе к ратуше, и мы легко смогли их отыскать. Благодаря стараниям мадам Креспен наша палатка не затерялась на общем фоне – она украсила ее яркими лентами и забавной вертушкой. Но на количестве покупателей это ничуть не сказалось. Нет, время от времени кто-то останавливался у прилавка и даже что-то покупал, но даже мне, не сильно искушенной в торговых делах, было понятно, что большую выручку ждать не стоило.
Наши ткани были не хуже и не лучше, чем на соседних прилавках – прочное полотно немарких расцветок, вполне подходящее для пошива простых рубах, штанов и платьев. Но дело было в том, что такого товара на ярмарке было полным-полно, и чтобы привлечь покупателя, нужно было еще больше сбавлять цену.
– Нам нужно производить что-то более изящное, – сказала я раскрасневшейся и явно недовольной продажами мадам Креспен. – И для этого нам нужны новые прялки.
Она согласно кивнула, и передав торговлю своему помощнику, отправилась со мной на другой конец площади.
Мы долго ходили по единственному ряду, где продавались прялки – слушали отзывы, приценивались. Часть товара тут была проще и старее, чем у нас на мануфактуре. Но одна палатка заметно выделялась – перед ней толпился народ, хотя покупали тут мало.
Продавец – высокий светловолосый мужчина средних лет – охотно показывал свое богатство.
– Не проходите мимо, дамы и господа! Самопрялка джеманская! Непрерывное прядение! Одновременная крутка и намотка позволяет почти вдвое ускорить выход нити!
Сидящий рядом подмастерье ловко продемонстрировал то, что говорил хозяин, вызвав одобрительные возгласы толпы.
Но представление только начиналось!
– Самопрялка олландская! – показал он следующую модель. – Обратите внимание – веретено находится под колесом. А вот новинка сезона – самопрялка с двумя веретенами!
Зубчатое колесо приводило в действие вертикальную ось первого веретена и через шестеренки и большой горизонтальный круг сообщало движение второму веретену.
Но этот аппарат вызвал критику среди покупателей:
– Не сможет тут один человек управляться – не вытянуть ему обеими руками нити. Поди, помощник будет нужен.
Продавец ничуть не смутился и сразил нас совсем уж немыслимым приспособлением:
– Извольте полюбопытствовать! – хитро улыбнулся он. – Опытный образец, какого вы не увидите даже в столице! Вам уже не нужно будет вручную перебрасывать нить с одного крючка рогульки на другой – нить будет механически навиваться на катушку!
Он откинул закрывавшую прялку ткань и показал нам аппарат с двумя вертикальными колоннами.
– Ох! – издает восторженный возглас мадам Креспен. – Это же просто сказка!
Но я понимаю, что эта сказка нам не по карману.
Разглядеть прялку мы не успели – продавец вдруг снова набросил на нее покрывало, а его помощник запихнул ее под прилавок.
– Королевский прасол! Королевский прасол! – пронеслось по рядам.
И многие торговцы тоже торопливо стали прятать свои товары.
Я ничего не понимала.
– Что-то случилось?
– Сам месье Ланс – скупщик королевского двора на ярмарку пожаловал, – хмыкнул светловолосый мастер.
– И что в этом дурного? – удивилась я. – Разве не в ваших интересах показать ему самый лучший товар? Наверняка он закупает большими партиями.
Мадам Креспен потянула меня в сторону.
– Пойдемте, ваша светлость, нашим накажем палатку закрыть. Упредим этого паразита. Месье Ланса тут каждая собака знает. Крохобор он, каких поискать. Ежели бы он дело честно вёл, так любой бы с ним за честь договориться посчитал. А он, прикрываясь именем его величества, требует вдвое цену снизить, а ежели кто отказывается, то кляузу на того в управу строчит – дескать, неуважение к королю проявил. А кто же хочет себе в убыток товар отдавать?
– Он так заботится о сбережении средств его величества? – не поверила я. – Ведь он же закупает не для себя, а для двора короля.
Фифи подивилась моей наивности:
– Конечно, нет, ваша светлость. Сэкономленные деньги он просто кладет себе в карман.
Мы поспешили к нашей палатке, но с месье Лансом я познакомилась прежде, чем мы до нее дошли.
Королевский прасол оказался невысоким худощавым человеком с тихим голоском. Встретишь такого на улице – и не заметишь. Но то – на улице. А тут, на ярмарке, он чувствовал себя весьма важной персоной.
– Этот рулон я, пожалуй, возьму за пару серебряных монет, – сказал он, тыкая пальцем в отличную шерстяную ткань.
В чём-в чём, а в шерсти я разбиралась отлично. Ткань была ровная, фиолетового цвета с блестящим отливом. Из такой пошить сюртук можно было и самому королю. И стоила она куда больше двух серебряных монет.
– Помилуйте, сударь, – охнул
