Магические потоки погасли, защитный купол исчез. Наведенные Бенедиктом руны скрылись вместе с темным колдовством. Почувствовала себя беззащитной перед десятками вооруженных эльфов, заполонивших Храм Вечных. Казалось, на защиту царственных персон сбежались все стражи. Царь эльфов Тарет еще несколько секунд сверлил Бенедикта напряженными глазами, на лбу у него выступила испарина, сам он тяжело дышал, словно бы боролся сам с собой мысленно. А затем, решив что-то для себя, медленно кивнул и поднял ладонь вверх. После чего луки и копья подчиненных были опущены. Я вздохнула облегченно, подобравшись к детективу поближе и держа блокнот на готове. Сейчас Бен собирался использовать невероятное колдовство, чтобы пробудить Утурина из многолетнего забвения. В храме наступила тишина, эльфийские стражники смотрели на наследника боязненно и одновременно с предвкушением.
— Мне понадобится ваша помощь, — тихо произнес детектив, обратившись к Тарету, — ваше величество. Я определенно понимаю какую речь необходимо произнести, но я не обладаю светлой магией. И знаю, как ее использовать лишь в теории. Поэтому, ваше величество, мне придется задействовать именно вашу силу.
— Я готов, — кивнул царь эльфов, приблизившись к Бенедикту, — что необходимо делать?
— То, что вы должны произнести, это слова, относящиеся к древней магии. Заклинание Пробуждения души. Полагаю, вы знакомы с ним?
— Но… я знаю его… но мы никогда не использовали подобное. Вы полагаете Утурину поможет такое заклинание?
— Душа вашего сына запечатана в артефакте Хрустального цветка. Вы должны ее пробудить. Сразу отмечу несколько вещей. Первое, вы исчерпаете практически весь свой магический ресурс. — Бенедикт посмотрел вопросительно на царя эльфов.
— Я пожертвую своей силой, — лицо Тарета стало серьезным, — только помогите моему сыну.
— Второе, произносить заклинание необходимо, как только я скажу значение первых трех рун. Темное колдовство плотно переплетено со светлой магией. Поэтому я начну снимать руны забвения, а вы продолжите пробуждать душу. Сконцентрируйтесь исключительно на своих словах, не слушайте мою речь, не сбивайтесь с ритма, чтобы не происходило.
— Что может происходить? — поинтересовался Тарет, готовясь к сложностям.
— Жизнь наследника зависит от артефакта в его сердце. Запечатав Хрустальный цветок в Утурине вы сохранили жизнь своего сына, ведь иначе бы он был убит уже давно.
Царь эльфов нахмурился, а затем кивнул, ожидая продолжения. С выводом Бена я была абсолютно согласна. В каком-то понимании артефакт спас наследника от Ринго.
— Но вы обрекли его на такую жизнь, — выговорил Бенедикт, — и теперь любая неосторожность может разрушить Хрустальный цветок. Как следствие — погибель наследника.
— Что вы хотите этим сказать? — голос Царя эльфов дрожал от волнения.
— Я хочу, чтобы вы осознали ответственность, — Бенедикт сделал паузу, — заклинание вы обязаны произносить без сбивчивости и потери бдительности.
— Я уже говорил, что готов на все, лишь бы пробудить Утурина, — немного грозно сказал Тарет, — что еще я должен знать?
— Утурин может кричать от боли, когда руническая вязь и магические потоки одновременно станут покидать его сердце. Не ведитесь на это. Очень вас прошу! Крики наследника не сломают артефакт, в отличие от вашей жалости.
— Давайте начнем Бенедикт, — глухо произнес царь эльфов, — даю слово, что буду сдержанным, чтобы не происходило.
— Хорошо. — спокойно кивнул Бенедикт. Беспокойство духа выдавала лишь напряженная поза. — Тогда, как только я дезактивирую три руны, вы начнете Пробуждение души.
Призрак вампира раскинул руки над наследником, прибывающем в дреме, в я пробралась в мир тонких материй, чтобы видеть, как реагирует вязь, блокирующая сознание Утурина. Бен произнес первое заклинание, и над бездыханным телом возникла сложная руна, переливающаяся золотистым свечением. Структура ее стремительно заполнялась темной магией, исходящей от Бенедикта. Вторая руна материализовалась над спящим эльфом, засверкав сложным узором, а затем последовала третья. Когда каждая черточка и завиток рун наполнились темной энергией, детектив произнес слова, и полученное заклинание ворвалось в вязь, сплетенную силой архимага Ринго. Дальше в процесс пробуждения наследника включился Тарет, запев древнюю магическую песнь. Белая магия мощным потоком хлынула в грудь наследника, проникая в самое сердце. Утурин резко застонал, выгнувшись вверх. На глазах Тарета навернулись слезы. Но как он и обещал, сбиваться с ритма не стал, продолжая петь заклинание безумно красивым и сложным для моего восприятия языком. Потоки темно-колдовской силы увеличились, руны вспыхнули ярче и закрутились вокруг своей оси. Вязь Ринго постепенно ломалась, рвалась, темная магия архимага сдавала позиции под напором слов духа вампира. Царь эльфов в такт речам Бенедикта усилил светлые потоки энергии, продолжая произносить речь, от которой хотелось одновременно и плакать и улыбаться. Просто все то, что я видела перед собой — это безумно красивое сплетение темно-колдовской и светлой магии, которые объединившись, крушили злополучную вязь. Под аккомпанемент сладкой для ушей песни эльфа и грубых хриплых речей Бенедикта, Утурин кричал и бился, как если бы его самого разрывали на мелкие части. На царя эльфов было страшно смотреть. Чем дольше он пел заклинание, тем бледнее становилось его осунувшееся лицо. Под его глазами возникли лучики морщин, и это на совершенно юном лице. Руки его подрагивали, плечи опустились, из глаз ручьями били слезы, волосы стали мокрыми. Еще немного, и ноги отца-эльфа подкосились, но стража успела подхватить его с двух сторон. Тарет не уменьшал подачу светлой энергии и ни единожды не сбился, как обещал. Но выглядел он так, словно бы уже находился одной ногой за гранью. Когда вязь архимага окончательно исчезла, напоследок вспыхнув светлыми искорками, Тарет закончил песнь и все же потерял сознание. Бенедикт произнес несколько последних слов, закрепив над все еще спящим наследником защиту. Я устремилась к Утурину, но призрак вампира ухватил меня за плечо, не дав приблизиться.
— Его ауре необходимо стабилизироваться, — пояснил мне Бенедикт, — сейчас мои руны вытянут из него темную магию окончательно, и наследник через некоторое время очнется.
Судорожно кивнула и снова проникла в мир тонких материй, чтобы увидеть то, что меня порадовало — сердце наследника забилось, а его грудная клетка мерно поднималась и опускалась от дыхания. На лицо Утурина вернулись краски.
— Фэрх, помоги его величеству, — несколько обескураженно произнес Даниил, не ожидавший такого потрясающего заклинания. В детективах из провинции они не ошиблись.
Эльф из маг. полиции медленно кивнул и очнувшись, кинулся к Тарету, чтобы влить в его тело запас светло-магической энергии. Такую магическую силу сотрудники маг полиции носили всегда с собой в артефактах-накопителях на случай экстренной помощи. Царь эльфов нуждался в ней, как никогда. Опустошив несколько накопителей, Фэрх подметил, что вид у Тарета стал несколько лучше. Но сил все равно не хватало. Поэтому стража принялась передавать свою магию, склонившись над царем. Царь эльфов обладал сильной магией, чтобы наполнить резерв хотя бы на половину и очнуться, ему и сотни слуг не хватит. Накопителей хватило только на то, чтобы поддержать жизнь Тарета. Скульптура Оленя-хранителя в Храме Вечных засветилась всеми своими гранями и ожила, превратившись во вполне материальное на вид существо. Отличия были только во внушительных размерах, синем свечении, охватившем тело хранителя. Сам по себе он продолжал выглядеть как хрустальная скульптура, но пластичная, живая. Он приблизился к Тарету. Эльфы благоговейно воззрились на священное существо, расступаясь перед ним, а затем упали на колени, низко склонившись. Глаза Тагура замерцали синим, сильный поток магии охватил царя эльфов, восполнив его резерв полностью. Тоже самое священное существо проделало с наследником, казалось бы одним своим дыханием дезактивировав руны Бенедикта. Теперь они были не нужны, темная магия сама растворилась в яркой вспышке синего свечения. Тарет очнулся и взглянув на Тагула ошарашенно, припал на колени перед ним. Наследник все еще спал. Прекрасное существо с длинными раскидистыми рогами двинулось ко мне и пригнулось, заглядывая в мои глаза. Я не могла видеть, как говорил хранитель, зато отчетливо услышала:
