возможности аргументировано опровергнуть челобитную староверов, они слезно умоляли царевну Софью не давать их «на посмех и поругание». Царевна сама не хотела терять авторитет в глазах народа, и просьба архиереев была исполнена. Использовались и подкуп, и репрессии. Спешно были вызваны некоторые начальники стрельцов. Затем пригласили по сто человек выборных от каждого стрелецкого полка. Им было выдано по 50—100 рублей (годовое жалование!), а некоторые были повышены в чинах. Подкупленные стрельцы не смогли устоять перед такими соблазнами, и многие из них отреклись от старой веры. Чтобы нейтрализовать рядовых стрельцов, устроили празднества и открыли винные царские погреба. Три дня стрельцов спаивали, а 7 июля верные Софье стрельцы арестовали главных участников прений о вере с патриархом.
11 июля отец Никита Добрынин на Лобном месте в Москве был «главосечен и в блато ввержен и псам брошен на съядение», а прочих, наказав кнутом, отправили в далекую ссылку.
Готовилась расправа и над стрельцами. 1 сентября молодых царей перевезли в село Коломенское под Москвой, куда со всех городов России начало стекаться дворянское ополчение. Вскоре князь Хованский с сыном был захвачен обманом, обвинен в злоупотреблениях и превышении власти и казнен 17 сентября 1682 г. Движение стрельцов было обезглавлено и впоследствии разгромлено.
Так закончилась еще одна попытка преодолеть раскол Русской Церкви и вернуть Московское государство к вере отцов. Спустя некоторое время раскол был закреплен еще больше. В 1685 г. царевна Софья и патриарх Иоаким утвердили «12 статей о борьбе с расколом» (то есть со старообрядцами), получивших в истории за их особую жестокость название «драконовских». Когда их читаешь, становится жутко. В частности, статьями предписывалось следующее: «Раскольников, которые хулят святую церковь (господствующую – К. К.), производят в народе соблазн и мятеж и остаются упорными по трикратном у казни допросу, буде не покорятся, жечь в срубе. Если у казни покорятся святой церкви, отсылать в монастырь под строгий надзор и по окончании испытания молодых и неженатых не выпускать из монастыря до конца жизни, чтобы они снова не увлеклись в раскол; а женатых отпустить на поруки, и когда окажется, что они снова предались расколу, казнить тою же смертию. Тех, которые перекрещивали взрослых и детей, называя прежнее их крещение неправым, казнить смертию. Тех, кто перекрещивал других, хотя бы и покорился церкви, после исповеди и причастия казнить смертию без всякого милосердия. Тех, которые перекрещивались с своими детьми, если раскаются, бить кнутом и отсылать для исправления к местным архиереям, а если останутся упорными, казнить смертию. Обличенных в укрывательстве у себя раскольников, в доставлении им пищи, пития и т.п., если сознаются, одних, судя по вине, бить кнутом, а других ссылать в дальние города. Кто держит раскольников с порукою, не зная об их расколе, с тех брать пени…»[51]
Но и этого показалось мало гонителям старой веры. В слепом озлоблении и затмении ума реформаторы стали, подобно древним еретикам, насильственно причащать старообрядцев. Величайшее из христианских таинств превратилось в средство для опозорения инакомыслящих! Иван Филиппов пишет в «Истории Выговской пустыни» (и профессор П. С. Смирнов в своей «Истории раскола старообрядчества» подтверждает этот факт), что старообрядцам вставляли в рот особый инструмент, называемый «кляпом», и с помощью этого инструмента вливали в горло причастие, заставляя обязательно его проглотить. «Посланные от Никона новолюбители, – повествуется в „Истории Выговской пустыни“, – с указами и с новыми книгами и служебниками во вси епархии и грады и веси и села и монастыри, всея российския земли… с великим поспешением и с яростию и з грозою мучительства, аки гром возгремеша, везде по всем церквам презвитером, а по монастырем игуменом раздаваху и принуждаху по оным новым служебником службы служити на новых просфирах и от тех служб тем новым причастием повелеша всем людем причащатися, с великим принуждением и гонением, силою привлачати, а не причащающихся, аще обретаху, мучаху вельми различными муками. Повелеваху им треми персты креститися и по новоизданной креста печатию печатающияся просфиры ясти; и таин тех причащатися, не приемлющих же уста пястьми и палицами бияху и сокрушаху и влагающе во уста кляп силою причащаху люди ново свящаемою евхаристиею. И таковое же к новинам мучительное обращение, людие видяще, больми (еще больше – К. К.) тех удалятися начаша, немогуще камо (где – К. К.) крытися. В руце же мучителем вдатися трепетаху, да не помажутся уста и утробы их лиянием силою новодействуемаго причастия. И того ради овии гладом помираху, а овые в водах утопляху, от лютаго того гонения и грознаго мучительства»[52].
Святой Феодор Студит (IX в.) свидетельствовал о том, что в его время насильственное причащение практиковали еретики-иконоборцы. Он предупреждал православных христиан избегать еретического причастия, говоря: «Хотя бы кто предлагал даже все богатства мира, и между тем имел общение с ересью, он не друг Божий, а враг. И что я говорю о приобщении? Кто имеет общение с еретиками и в пище, и в питии, и в дружбе, тот виновен. Это слова Златоуста и всех святых. Как же невольное, а не добровольное дело того, кто кажется православным и, между тем, имеет общение с ересью. Невольное дело бывает тогда, когда кто-нибудь, насильно раскрыв рот православному, вольет еретическое причастие, что делали древние еретики и делают, как я узнал, нынешние христоборцы»[53]. Таким же точно способом причащали православных и еретики-ариане, вставляя в рот клинья. Здесь можно вспомнить еще и язычников, которые насильно вливали христианским мученикам в уста идоложертвенное.
Теперь снова вернулись те страшные времена, о которых благочестивые русские люди знали из Житий святых и Прологов. Теперь от всех православных требовалось под угрозой сожжения в срубе веровать не так, как установила древняя Церковь, а как приказывает новое начальство. При этом не просто поощрялось, но и вменялось в обязанность доносительство. Непосредственным следствием «статей» царевны Софьи явился широкий отток населения Русского государства в леса и за границу. Начался великий исход Святой Руси из стремительно входившей в «европейское сообщество» новой России.
Лесные старцы
Кто бы, кто бы мне построил
Во темных лесах келию?
Кто бы мне поставил
Не на жительном бы месте,
Где бы люди не ходили,
Где бы птицы не летали,
Где Тебе, Христу, угодно,
Где душам нашим на пользу?
Стих об антихристе
Еще за несколько десятилетий до начала никоновских «затеек», когда ничто, казалось бы, не предвещало грядущей катастрофы, постигшей Русскую Церковь, с жаркой проповедью о приближающемся «конце света» выступил некий старец Капитон, явившийся основателем движения так называемых лесных старцев.
О Капитоне написано много несправедливого. Официальная пропаганда, не брезговавшая в своей борьбе со староверами никакими средствами, вплоть до прямой фальсификации, пыталась представить его фанатиком-изувером и создателем некоего нового еретического учения («капитоновщины»), из которого впоследствии якобы произошло староверие (почему на протяжении всего XVIII в. в официальных документах староверов называли «капитонами»). К сожалению, эту точку зрения в дальнейшем повторяли и многие серьезные ученые. Повторяют и сейчас… Однако, если присмотреться к Капитону ближе, то становится очевидным, что, собственно, никакого нового учения он не создавал. Его жизнь была лишь крайним, доведенным до логического конца, развитием ранее признанных учений таких святых Земли Русской, как преподобный Сергий Радонежский, святой Филипп, митрополит Московский, и преподобный Нил Сорский. Но особенно близок пресловутый капитоновский ригоризм к традициям ближневосточного (сирийского и египетского) монашества. Собственно, «капитоновщина» явилась наиболее последовательным проведением в жизнь традиций восточно-христианской аскетики на русской почве XVII столетия. Просто время было уже не то, и можно почти с уверенностью сказать, что если бы преподобным Симеону Столпнику или Марии Египетской случилось попасть в послераскольную Россию, то официальные церковные власти непременно записали бы их в «капитоны». Да чего еще можно было ожидать в стране, где канонизации сподоблялись лишь одни «сушеные архиереи»?[54]
Собственных сочинений старца Капитона не сохранилось. Все, что нам известно об основанном им движении, мы знаем или из правительственных документов, или из произведений его более поздних последователей конца XVII в., или из явно тенденциозных писаний их современников-противников. Первые упоминания о старце относятся к 1630-м гг. Известно, что Капитон был уроженцем Заволжья, давшего Руси немало
