— Моя пациентка еще у вас? — Левит приветливо кивнул дежурному.
— Посмотрите сами, доктор. Должна быть на месте, если не убежала… Чтой-то вы припозднились. Вроде обещались с утра.
— Человек предполагает…
Левит переоделся в зеленый халат, взял передник и резиновые перчатки.
— Так как же?
— Да ждет она, доктор, ждет… Со вчера положили на оттаивание… Постановление не забыли?
Левит вернулся к шкафчику, нашел подписанное следователем постановление на экспертизу.
— Не откажитесь ассистировать?
— Вообще-то Сергей Александрович должен, но он в отпуске, а второго прозектора нет, уволился… Даже не знаю…
— Будет вам. Хотите пари?
— На что?
— На бутылку, разумеется. Как же без нее, мамочки?
— Это я понимаю. А в чем смысл?
— Смысл? Вся штука в том, что мы не обнаружим печени.
— Ну, если вы так говорите, значит, заранее знаете. Нечестно, доктор.
— Заранее я не знаю, но имею основания предполагать… Ладно, давайте так: печень на месте — я ставлю, если нет, то нет — оба при своем интересе.
— Это вы при своем, а я останусь ни с чем.
— Хотите быть в выигрыше при любом исходе? Но тогда это уже не пари, а…
— Вот именно. Вместе и раздавим. Идет?
— Воля ваша. Поехали.
Исступленно-унылый бестеневой свет люминесцентных трубок, глянец кафеля и безысходный, до рези в глазах, запах формалина. И тело под клеенкой лишь подчеркивает унылую пустоту оцинкованного стола — преддверия пустоты абсолютной. Порой начинает казаться, что это из нее, из невидимой двери, задувают знобкие ветерки и, обтекая занемевшую душу, напрочь выхолащивают мозги. Ни желаний, ни мыслей — ничего. Ты не человек, ты — робот, методично раскладывающий внутренности по банкам.
Левит иногда задавался странными для человека его профессии вопросами. Больше всего, пожалуй, ему хотелось бы знать, о чем думали потроша своего фараона, парасхиты-мумификаторы. Уж они-то точно не верили, что перед ними распластан бог. В требухе, сколько ни рассовывай ее по каменным канонам, нет ни мистики, ни благодати. Но и скверны, пожалуй, тоже нет, ибо во всем видно равнодушное совершенство природы.
— Начнем, помолясь?
— Сей секунд, — дежурный разлил спирт по мензуркам. Выпили без запивки и, синхронно выдохнув, принялись за работу.
Левита занимала только печень, но вскрытие, к тому же оформленное в соответствии с законом, серьезный акт. Если уж начал, то дуй по полной программе, разумно укороченной — по крайней мере.
Правила внутреннего исследования предусматривают обязательное вскрытие черепа, а также грудной и брюшной полостей с последующим извлечением всех внутренностей. В специфических случаях для исследования берется и спинной мозг, но обычно ограничиваются глубоким разрезом мягких тканей: в спинных мышцах могут скрываться кровоизлияния.
Дежурный включил электропилу и приступил к наиболее кропотливой процедуре — круговому распилу черепного свода. Вой работающего на высоких оборотах мотора слился с хрустом зубьев, вгрызшихся в кость. Самый подходящий звук для предбанника преисподней.
Левит бережно отделил мягкие ткани, снял крышку и осмотрел полушария мозга. Никаких патологических изменений. Затем окровавленное средоточие мысли, просиявшей в ночи мироздания, бросили на весы. Девятьсот двадцать семь граммов. Меньше, чем у Павлова, но не хуже, чем у Анатоля Франса.
Левит решил не делать срезов и лишь бегло окинул через очки внутричерепную поверхность.
— Я где-то читал, что в Америке произошла забавная история, — дежурный прозектор, почувствовав, как внутри разливается живительное тепло, принялся за свои байки. — Ихний патологоанатом только собирался сделать надрез, как покойник неожиданно сел и схватил беднягу за горло.
Тот так и грохнулся на пол. Мгновенный инфаркт, смерть. А покойнику хоть бы хны. Очнулся от комы и в бой. Не дал себя зарезать, подлец! Я всегда приступаю с опаской.
— Такой случай действительно имел место, в шестьдесят четвертом году. Подробно описан в журнале «Новости патологоанатомии»… Клиническая смерть, батенька, прелюбопытная штука!
Следующим этапом должен был стать разрез груди и живота. Сердце, печень, селезенка, почки и матка также подлежали взвешиванию и измерению. Если бы не матка — проверка на возможную беременность считалась первейшей обязанностью, — эксперт ограничился бы простым зондированием раны, но положение обязывало. Приходилось действовать строго по науке.
— Как говорится, взялся за гуж, — напарник без слов понял скрытое нетерпение коллеги. — Спасибо еще, что нет подозрений на яд, а то пришлось бы провозиться до вечера… Желудок, кишки, мочевой пузырь — тоска смертная!
Начали тем не менее с живота.
— Ну, что я вам говорил? — вооружившись расширителем, Левит торжественно продемонстрировал разрез. — Извольте убедиться.
— В самом деле, — покачал головой дежурный, — ампутирована. И как чисто!
— Я бы сказал, профессионально. Причем ланцетом, а не этим… кухонным ножом. Я бы рассматривал это как косвенное свидетельство невиновности мужа по меньшей мере в отторжении печени. Одно дело — вогнать по самую рукоятку в сердце обожаемой половины, и совсем иное — произвести такую резекцию. Почерк мастера!
Двадцатилетний опыт, профессиональная интуиция или какое-то еще более тонкое и неуловимое чувство подсказывали эксперту, что он прикоснулся лишь к самой поверхности некоего доселе неизвестного проявления столь богатой неожиданными нюансами криминальной действительности.
Он словно бы различал отдаленное тикание часов, соединенных со взрывателем сверхмощной бомбы, но где она заложена, под какой фундамент, предстояло узнать уже после взрыва. Примерно так оно и ощущалось: почти осязаемая тяжесть нависшей угрозы и полнейшее бессилие не только предпринять какие-то действия, но и толково объяснить, в чем, собственно, дело.
Врач-эксперт еще не знал, что в то самое время, когда, отмыв мертвую кровь, они с коллегой мирно закусывали неразведенный спирт немецкой колбаской, на новостройке в Чертанове был обнаружен еще один женский труп с характерным разрезом брюшины.
Понятие критической массы в определенной степени применимо не только к заряду, допустим, плутония, но и к массе народной, не обязательно даже сбитой в толпу.
Четвертого тела оказалось достаточно, чтобы поползли и, по закону цепной реакции, стали множиться всевозможные слухи. Город, и прежде всего его большая женская половина, пришел в волнение. Повторялась история с Ионисяном — «Газовщиком» и с пресловутым «Фишером». Трудно сказать, как и откуда появилась кличка «Печеночник». Явилось ли это следствием утечки из правоохранительных органов, или сработало коллективное сознание народа, объединенного общей тревогой. Как бы там ни было, но крылатый псевдоним мгновенно перекочевал из бытовой сферы в официальную. О загадочном «Печеночнике» заговорили в Думе — депутаты атаковали министров запросами, — в правительстве и, конечно же, в прессе. В программе «Лицом к городу», тонко подыгрывая мэру, «Печеночника» склонял популярный ведущий. Остроумные версии, пущенные по каналу НТВ, ставили в тупик милицейских чинов и прокуроров, а представители ФСБ, как всегда, делали вид, что им уже все известно и нужно лишь набраться немного терпения.
Между тем в просторечии лишенный фигуры «Печеночник», как знаменитый подпоручик Киже, обрел имя, став, притом без кавычек, Печенкиным. Мало того! Журналист из малопочтенной газетенки «Тело и Дело» даже присвоил ему воинское звание капитана. Почему не лейтенанта или, допустим, майора? Скорее всего, у выпускника журфака сохранились какие-то остатки общеобразовательных знаний. Иначе, чем литературной реминисценцией, появление «капитана Печенкина» — вспомним капитана Лебедкина, капитана Копейкина и иже с ними — объяснить невозможно.
Постепенно сексуальный маньяк начал обрастать биографической плотью. Почти достоверно стало известно, что он командовал ротой ВДВ в Чечне, но был контужен или травмирован лицезрением кошмарных зверств — тут версии слегка расходились, — вследствие чего и комиссован из армейских рядов. Нашлись даже субъекты, знавшие Печенкина лично, по совместной учебе и службе.
И пошло, поехало, как по накатанному. Рецидивист, на котором уже висело не одно убийство, сознался, что это именно он совершил преступление около МГУ. Выезд на место показал полную несостоятельность подобного самооговора, но, пока суд да дело, уголовник выиграл время, а следствие, соответственно, проиграло. Зато в Балашихе милиция выколотила признание у совершенно неповинного гражданина, потрошившего киоски на Нагорной улице, то есть на другом конце Москвы.
Все вместе взятое это настолько накалило атмосферу, что вынудило двух министров-силовиков пойти ва-банк. Один, от лица МВД, дал честное слово раскрыть все карты ко Дню Конституции. С тонкой улыбкой он намекнул на то, что преступник не только схвачен, но и уличен в содеянном, хотя фамилия его отнюдь не Печенкин, а совсем-совсем иная, огласить которую, по понятным причинам, еще не время. Что же касается второго, представлявшего параллельную, но так ослабленную реорганизациями службу, то он, солидаризовавшись с партнером, определил предельный срок концом текущего года. Это было связано с разработкой других подозреваемых по тому же делу.
