Бригитта явно не глупа. Затем подозвал младшего сына – тот как раз трудился над небольшим этюдом: – Йерун!
– Да, мастер!
До сих пор юноша не вмешивался в разговор мастера со служанкой, но, увидев Бригитту издалека, узнал ее и мгновенно вспомнил о Белой даме, сердце его забилось, да так часто, что рука перестала управляться с пером, и неоконченный рисунок оброс целым пучком неверных линий. Услышав свое имя, он быстро подошел к отцу и учтиво поклонился Бригитте, при этом его рот сам собой расплылся в широкой улыбке.
– Йерун, покажи мефрау Бригитте свои работы, – спокойно произнес мастер Антоний. – Нет, не наброски с выходцами из преисподней! Здесь не тот случай, – с улыбкой добавил он. – Листья и птицы.
Кивнув, Йерун пошел к шкафу за рисунками – пожалуй, даже с излишней поспешностью. Он не в первый раз заметил, что при мысли об Адели начинает едва ли не приплясывать на ходу. Сдерживать это было совершенно невозможно.
Юноша принес рисунки, сделанные пером на пергаменте и бумаге, в придачу несколько работ, выполненных в цвете на деревянных досках. Взглянув, Бригитта всплеснула руками:
– Вот, вот то, что нужно, мастер Антоний! А вы говорите, что ученик не справится! Не зря, не зря вашу мастерскую так хвалят!
Мастер осведомился о сроках и цене, а услышав ответ, удовлетворенно кивнул в знак согласия.
– По рукам, – сказал он. И, обращаясь к Йеруну, добавил: – Можешь приступать к работе завтра же. Собери все, что понадобится, и сам будь готов.
Бригитта объяснила, где находится дом четы ван Каллен, и, вежливо попрощавшись, ушла.
– Удачи! – Гуссен, не отрываясь от работы, приветственно поднял руку в сторону Йеруна, как будто тому предстояло что-то рискованное или непривычно трудное.
– Смотри, братец, не разрисуй стены чертями! – проворчал Ян. – Не то ван Акены получат славу мастеров ночных кошмаров!
– Ночные кошмары следует рисовать в спальне! – нашелся Йерун. – А у меня заказ на росписи в столовой.
– Лучшее место для кошмаров – отхожее место! Их вид способствует облегчению нутра! – внес свою лепту Гуссен.
– Довольно, господа! – Мастер Антоний прервал болтовню сыновей. – Йерун, собери все нужное для завтрашнего и возвращайся к этюду. Ты спокойно успеешь завершить его сегодня. А нам с вами, подмастерья, сам Бог велел не отвлекаться! Иначе времени на завершение работы к сроку останется столько, что облегчиться будет некогда.
– Вот уж всем кошмарам кошмар! – Йерун принялся складывать в сумку грифели, кисти и прочий инструмент художника. Взял и кипу листов бумаги для подготовки эскизов.
* * *
Дом ван Калленов стоял на берегу канала, неподалеку от собора Святого Иоанна. Когда утром Йерун постучал в двери, ему отворила сама хозяйка. Адель была одета в повседневную одежду – простое темное платье без украшений, светлый передник, тяжелая связка ключей на поясе. Чудесные волосы скрывал белый чепец. Пожалуй, если бы Йерун встретил госпожу ван Каллен в таком виде прежде, он не обратил бы на нее особого внимания – молодые хозяйки ходили по рынку за окнами отцовской мастерской десятками. Но сейчас юноша видел, а еще больше чувствовал, что Адель ничуть не утратила прелести. Может быть, даже стала еще краше – белая дама, поселившись среди людей, все же осталась существом чудесным, и человеческая одежда не могла скрыть этого.
Адель улыбнулась, приветствуя художника, затем проводила его в дом. Они не встретили никого больше – муж был в отъезде, детьми ван Каллены пока не обзавелись, а слуги то ли отлучились куда-то, то ли работали во внутреннем дворе дома. Не было даже знакомой Йеруну Бригитты.
Посмотрев на стены столовой – не слишком большой, похожей на ту, что была в доме отца, и выслушав пожелания насчет росписи, Йерун прикинул, что на завершение работы с лихвой хватит и половины отпущенного срока, даже если работать не торопясь. Он сразу же сказал об этом хозяйке.
– Вот и славно! – весело ответила она. – О Йоэн!
Она не проговорила, скорее выдохнула ласковую форму его имени и тут же, не сдержавшись, взяла юношу за руки и посмотрела ему в глаза. Йеруну вмиг сделалось жарко, он почувствовал, что краснеет. Сердце юноши зашлось, он, не задумываясь, обнял Адель, крепко прижав к себе. С минуту они стояли, охваченные дрожью, сжимая друг друга в объятьях, прерывисто дыша. Наконец Адель, сделав усилие, освободилась. Йерун стоял молча, во все глаза глядя на женщину – ни единого слова не пришло на язык. Любой даме следовало бы тотчас наградить нахала увесистой оплеухой и выставить за порог. Йерун знал, что должно случиться именно так. И чувствовал – так не случится. Адель смотрела на него широко раскрытыми глазами, и в ее взгляде не было гнева. Была ли страсть, восторг или изумление – этого юноша понять не мог, ибо мысли его умчались без остатка.
Адель отвела глаза и провела ладонями по щекам, точно старалась стереть с них вспыхнувший румянец.
– О боже, Йоэн! – прошептала она. И добавила, стараясь придать голосу строгость, что, впрочем, не вышло: – Не делай так больше, ладно?
Он шумно вздохнул, виновато развел руками. Слова по-прежнему не находились. Да и не нужно было слов.
– Прошу прощения, мастер Йерун! – улыбнулась Адель. – Не буду мешать работе. Ближе к полудню я приглашу вас к обеду, а сейчас мне пора.
На белых стенах столовой места для работы было предостаточно. Йерун легко и быстро понял пожелание хозяйки – Адель хотела, чтобы роспись шла по стене сплошной полосой, примерно на уровне глаз. Ширина полосы – около фута. Ее заполнял бы узор из переплетенных листьев, среди которых следовало поместить цветы и фрукты или птиц, если получится.
В другое время Йерун представил бы подобное сразу – примерно так выглядели цветные маргиналии на страницах книг. Они расцвечивали страницы и радовали глаз даже тем, кто не умел разобрать букв, а слушал чтение вслух грамотного человека рядом. Йерун, как и все сыновья в доме ван Акенов, выучился чтению еще в детстве и обожал книги. Чего греха таить, картинки и маргиналии занимали его не меньше текстов, а временами даже больше. Порой Йеруну думалось, что, доведись ему оформлять книги, он был бы доволен и счастлив, полагая, что его мастерству нашлось самое достойное применение. Ведь картинки могли рассказать историю не хуже слов, написанных или прозвучавших вслух! И тогда красота истории целиком бы зависела от искусства художника, и узнать ее могли даже те, кто не умел читать. Разве не так работали алтарные триптихи в храмах?
Вряд ли Адель когда-нибудь листала книги, но Йерун был