Ворошилов возражал, но приведенные им мотивы были неубедительными. Сталин настаивал на своем. Мы с ним были согласны. Металл нужен был для производства стрелкового вооружения и боевой техники. Ворошилов, наконец, также согласился, и это распоряжение им было отменено.
— А как Сталин справлялся с обязанностями председателя ГКО и Верховного Главнокомандующего? — задаю новый вопрос Микояну. — Всегда ли был «на высоте»?
— К сожалению, далеко не всегда, особенно в первые месяцы войны, — говорит Анастас Иванович.
Эти слова он, в частности, подтвердил следующим примером.
— Хорошо запомнил день 18 мая сорок второго года, когда возникла серьезная опасность провала нашей Харьковской наступательной операции. Поздно вечером несколько членов Политбюро ЦК: Молотов, Берия, Калинин, Маленков, кажется, Андреев и я — находились в кабинете Сталина. Мы уже знали, что Сталин отклонил просьбу Военного Совета Юго — Западного направления прекратить дальнейшее наступление советских войск на Харьков из–за угрозы их окружения. Внезапно раздался телефонный сигнал.
— Узнай, кто и что надо? — сказал Сталин Маленкову.
Тот взял трубку и сообщил, что звонит Хрущев (он тогда являлся членом Военного совета Юго — Западного направления).
— Чего он хочет? — спрашивает Сталин.
— Хрущев от имени командования просит разрешения немедленно прекратить наступление на Харьков, чтобы сосредоточить основные усилия для отражения контрудара противника, — говорит Маленков.
— Передай ему, что приказы не обсуждаются, а выполняются, — заявил Сталин. — И повесь трубку.
Маленков так и сделал.
Меня тогда просто поразило, — подчеркнул Микоян. — Человек звонит из самого пекла, надо срочно во всем разобраться и принять какие–то экстренные решительные меры — и такое пренебрежительно–барское отношение со стороны лица, несущего на своих плечах столь высокую ответственность. Чем все это закончилось тогда для нас под Харьковом, Вы знаете.
Добавлю, что где–то в начале 1944 г., кажется, перед Пленумом ЦК, несколько членов Политбюро собрались в кабинете у Сталина. Был и Никита Хрущев. Тут я возьми и скажи:
— А прав был тогда Никита Сергеевич насчет немедленного прекращения наступления на Харьков…
Вы не представляете, как свирепо посмотрел на меня Сталин, и я был не рад, что затронул эту тему.
— А каков Сталин был в быту, вне работы?
— Бывал и общительным, и приветливым, и гостеприимным, но всегда надо было быть начеку.
Сталин частенько приглашал людей и прежде всего из своего круга к себе на дачу. Отказаться от приглашения было весьма нежелательно. Лично я ехал туда, как правило, с тяжелым чувством. Ибо знал, что придется много пить, причем крепкие напитки. Сам «хозяин» предпочитал полусладкие грузинские вина («Киндзмараули», «Хванчкару»), а в последние годы — «Шампанское», которое разбавлял минеральной водой. Пил понемногу и с интересом наблюдал, как ведут себя и о чем говорят изрядно «набравшиеся» гости.
Как–то после очередного тоста, вынужденный осушить целый бокал коньяка, я вышел из столовой и обнаружил рядом небольшую комнату. Там был и умывальник, и диванчик, чем я не преминул воспользоваться. Через час–полтора вышел оттуда почти отрезвевшим, посвежевшим и снова присоединился к гостям. Так продолжалось в течение еще двух–трех вечеринок, пока меня не выследил Берия. Он тут же донес о моей «комнате отдыха» Сталину. Тот подошел ко мне и с нескрываемым раздражением медленно и зло произнес:
— Ты что? Хочешь быть всех умнее? Можешь потом сильно пожалеть… Таков был «наш вождь и учитель».
Неожиданным для меня явился ответ Микояна на вопрос:
— А сколько примерно за время войны состоялось заседаний Политбюро ЦК ВКП(б)?
— Ни одного, — четко сказал он и добавил: — Сталин по существу парализовал деятельность Политбюро. Вместо него функционировала так называемая «пятерка», существовавшая в Политбюро еще до
1941 г. Называлась она «по внешним делам» или «по оперативным вопросам». В «пятерку» входили Сталин, Молотов, Маленков, Берия И я. В начале войны в нее был, кажется, включен Ворошилов, но в
1944 г. выведен. После войны Сталин добавил Жданова — стала «шестерка», затем Вознесенского — стала «семерка».
— Как же так, Анастас Иванович? — говорю ему. — Ведь в свое время, когда я получил возможность работать с документами Кремлевского архива, мне довелось ознакомиться с огромным количеством протоколов Политбюро ЦК ВКП(б) за военные годы. Помню, что только за первую неделю Великой Отечественной войны имеются десятки протоколов и решений этого партийного органа.
Микоян усмехнулся и махнул рукой:
— Это все делал Маленков, оформляя заседания «пятерки» или «шестерки» как протоколы Политбюро.
Темой наших бесед чаще всего были военно–экономические проблемы. И это естественно, поскольку, как уже отмечалось, Микоян был одной из ключевых фигур в руководстве народным хозяйством Советского Союза. К сказанному выше добавим, что как заместитель Председателя СНК СССР он отвечал за работу семи союзных наркоматов (торговли, пищевой промышленности, заготовок, рыбной промышленности, мясомолочной промышленности, морского транспорта и речного флота). Помимо этого в качестве наркома внешней торговли страны вскоре стал руководить и осуществлением приема союзных поставок по ленд–лизу.
Рассказывая о том, в каких невероятно трудных и драматических условиях создавалась советская военная экономика, Анастас Иванович неоднократно высоко оценивал хозяйственно–организаторскую деятельность таких наркомов военных лет, как Первухин, Тевосян, Вахрушев, Зотов, Любимов, Хрулев, Косыгин, Ванников, Шахурин, Гинзбург, Жимерин, Байбаков, Устинов, Ковалев… Но среди этой когорты выдающихся командиров советского тыла он несколько раз особо выделял наркома танковой промышленности СССР Вячеслава Александровича Малышева, который одновременно являлся тогда и заместителем Председателя Совнаркома СССР.
— Какой же это был необыкновенно одаренный руководитель, — говорил о Малышеве Микоян. — Умный, находчивый, решительный. Он мог добиваться невозможного в самой, казалось, безнадежной ситуации, хотя Сталин не всегда был к нему справедлив.
В восторженных тонах отмечал Микоян проведенное в Советском Союзе в 1941–1942 гг. перебазирование производительных сил, которое являлось, хотя и вынужденной, но неотъемлемой частью военной перестройки народного хозяйства страны. «Без успешного решения нашим народом, партией и правительством этой наисложнейшей задачи, — подчеркивал Анастас Иванович, — нельзя было и мечтать о создании в нашем тылу мощного и надежного арсенала фронта. Я уже отмечал, — продолжал он, — через два дня после немецко–фашистской вероломной агрессии, когда стала несомненной реальность угрозы захвата противником ряда наших городов, постановлением ЦК ВКП(б) и Совнаркома СССР был образован Совет по эвакуации. Идея организации органа с такими функциями у нас никогда раньше не возникала. Его возглавил нарком путей сообщения Лазарь Каганович. Тогда считалось, что Наркомат путей сообщения должен играть главную роль в вопросах эвакуации. Объем же эвакуации из–за ухудшения военной обстановки расширялся. Все подряд вывезти в тыл было невозможно. Не хватало ни времени, ни транспорта, ни рабочей силы. Приходилось буквально «с ходу» выбирать, что перебазировать в интересах государства в первую очередь.
Сталин предложил мне на время заняться этим неотложным делом и стать первым заместителем председателя Совета по эвакуации. 26 июня 1941 г. я был назначен на эту должность.
Новое назначение потребовало от меня больших дополнительных усилий. В конце июня по моему поручению нарком земледелия Бенедиктов, заместитель наркома совхозов Крылов, нарком мясомолочной промышленности Смирнов и нарком пищевой промышленности Зотов подготовили проект постановления ГОКО относительно эвакуации из прифронтовой зоны скота, зерна, различных материальных ценностей, принадлежащих колхозам, совхозам, МТС и другим государственным организациям. В проекте постановления предусматривалось обязать правительства Украины, Белоруссии, Молдавии, исполкомы Ленинградской, Смоленской, Калининской и Орловской областей в декадный срок провести соответствующую эвакуацию. При этом указывались места, куда необходимо было перевезти скот и оборудование, утверждались и правила о порядке эвакуации.
После согласования проекта с секретарем ЦК Андреевым, Шверником и Вышинским постановление ГОКО по данному вопросу было принято.
Между тем уже к началу июля стало ясно, что Каганович не может обеспечить четкую и оперативную работу Совета по эвакуации. В первой половине июля Совет по эвакуации был реорганизован. Его председателем стал секретарь ВЦСПС Николай Михайлович Шверник. Я остался в Совете в качестве его члена.
