– Агриппа! – позвал Цильний.
– Я здесь!
Здоровяк уже шел за Октавианом, проталкиваясь сквозь толпу. Выругавшись, легионер Гракх последовал за ними.
Наблюдая, как верховная жрица разговаривает с молодым человеком, Марк Антоний качал головой, чувствуя, как его пробивает пот. Такое уже не лезло ни в какие ворота. Сенат вызвал его на заседание в полдень, и сначала он хотел принять ванну, чтобы прийти к ним свежим и чистым. Антоний повернулся, и ликторы с центурионами проделали то же самое, когда он услышал, как в толпе кто-то крикнул: «Консул!» Проигнорировав крик, он продолжил путь. Но не пройдя и двадцати шагов, Марк почувствовал, как напряглись сопровождающие его люди. В нем начала закипать злость.
А четверка преследователей настигала его, проталкиваясь сквозь толпу.
– Консул! – вновь позвал Октавиан.
Марк Антоний вжал голову в плечи, ликторы сдвинулись ближе, а центурионы чуть отстали, чтобы оказаться между двумя группами. Вскинув руку, консул остановил их всех. Не мог он бежать с Форума, будто что-то скрывал.
– Чего ты хочешь? – рявкнул он, оборачиваясь.
Перед ним стоял молодой человек – сероглазый, с русыми волосами, перевязанными на затылке. Он полагал, что Октавиану чуть больше двадцати, хотя выглядел тот моложе: у него было гладкое лицо без признаков бороды. Почему-то одного только вида этого юноши хватило, чтобы еще больше разозлить Марка Антония. Не хотелось ему иметь никаких дел с дальним родственником Цезаря, пристающим к нему с какими-то просьбами.
Грубый тон заставил Гая Октавиана остановиться, и улыбка сползла с его губ. Под взглядом консула наследник Цезаря выпрямился в полный рост, и лицо его закаменело.
– Октавиан… – предупреждающе прошептал Агриппа. Ликторы, сопровождающие консула, не просто олицетворяли власть. По приказу Марка Антония они могли взяться за топоры и прутья и изгнать с Форума, а то и убить любого виновного в оскорблении консула.
– Я хотел поприветствовать давнего друга, – ответил Гай Октавиан. – Вероятно, я ошибся.
Эти слова, похоже, потрясли Марка Антония. Он на мгновение закрыл глаза, пытаясь сохранить достоинство.
– Я совершил ошибку, Октавиан, – сказал он. – Не поздравил тебя с усыновлением.
– Спасибо тебе, – кивнул Октавиан. – Рад видеть, что ты процветаешь в эти печальные времена. Поэтому я и подошел к тебе. Формально завещание должен утвердить Сенат. Мне нужен Lex Curiata[7]. Ты предложишь принять его сегодня?
Антоний сухо улыбнулся, качая головой:
– Ты, наверное, заметил, что город только начинает приходить в себя от погромов. У нас достаточно дел, чтобы загрузить Сенат до конца месяца. Может, тогда я попрошу выделить время для твоей просьбы.
Октавиан застыл, чувствуя, что ликторы пристально наблюдают за ним.
– Это всего лишь формальность. Я подумал, что, помня о Цезаре, ты сможешь ускорить принятие этого закона.
– Хорошо. Я сделаю все, что в моих силах, – беспечно ответил Марк и повернулся, чтобы уйти.
Октавиан Фурин уже открыл рот, чтобы сказать что-то еще, но и Агриппа, и Меценат положили руки ему на плечи, предупреждая, что делать этого не надо.
– Больше ни слова, – прошептал Виспансий. – Боги, ты нас всех убьешь, если не научишься контролировать свой рот. Просьбу ты высказал, а теперь дай ему уйти.
Цильний Меценат пристально наблюдал за консулом, покидающим Форум. Потом он искоса глянул на Гракха, который неловко переминался с ноги на ногу, не очень-то понимая свою роль в этой маленькой группе.
– Я думаю, твое участие в этом деле подошло к концу, Гракх, – обратился к нему патриций. – Пожалуй, тебе самое время сесть на коня и вернуться к своему патрону, чтобы доложить о случившемся, так?
Охранник трибуна хмуро глянул на него.
– Это решать не тебе. Либурний велел мне обеспечивать безопасность твоего друга. Я могу отправить ему донесение с гонцом.
Меценат убрал руку с плеча Октавиана и шагнул к легионеру.
– Как мне это выразить, чтобы ты понял? Мне надо поговорить с моим другом до того, как он накликает свою смерть. И я не хочу видеть твои уши, когда буду говорить с ним. Ты знаешь, что мы придем в Дом девственниц в полдень… слышал, что сказала верховная жрица. Так почему бы тебе не пойти туда и не подождать нас там?
Гракх бесстрастно смотрел на него. Он прослужил достаточно долго, чтобы его задевали слова. Охранник молча повернулся и пошел прочь – его сандалии застучали по брусчатке Форума. Цильний чуть расслабился, поднял руки и отвел обоих друзей подальше от собравшихся. После оглашения завещания и ухода консула толпа быстро редела, так что найти место, где их не могли подслушать, труда не составило.
– Клянусь богами, Октавиан! Если бы консул просчитал ситуацию, он бы получил твое наследство в обмен на один-единственный приказ. Его ликторы порубили бы тебя в капусту, а заодно Агриппу и меня! – начал возмущаться Меценат, когда друзья оказались наедине.
– Я думал, он поможет, – стоял на своем Октавиан. – Столь многое изменилось… Мне трудно все учесть.
– Так сунь голову в фонтан или сделай еще что-нибудь подобное, – резко бросил молодой патриций. – Нынче соображать надо быстро.
Агриппа и Октавиан удивленно посмотрели на своего товарища. Тот медленно покачал головой:
– Ты хотя бы понимаешь важность этого завещания для тебя и для тех, кто сейчас во власти?
Наследник Юлия пожал плечами.
– Я знаю, деньги большие, но пока я их не получил…
– Я говорю не о золоте, Октавиан! Хотя сейчас ты самый богатый человек в богатейшем городе мира. Я говорю о клиентах! Теперь ты понимаешь?
– Честно говоря, нет, – признал Октавиан Фурин.
Агриппа тоже пребывал в недоумении, и Меценат глубоко вдохнул. Он вырос в мире, где все прекрасно знали, о чем идет речь, но теперь видел, что оба его друга далеко не в полной мере оценили дар Цезаря.
– О, Юпитер, убереги меня от неучей! Патрицианские семьи укрепляют свое влияние клиентами, которые находятся у них на содержании. Это ты должен знать.
– Разумеется, – кивнул молодой человек. – Но…
– У Цезаря были тысячи клиентов. Он этим славился. И теперь они твои, Октавиан. Усыновив тебя, он передал тебе не только родовое имя. Теперь ты можешь призвать на службу половину Рима, половину римских легионов, если захочешь. Вполне возможно, что и трибун Либурний теперь твой верный слуга, вместе с Гракхом.
Гай Октавиан нахмурился:
– Я не могу унаследовать их, как драгоценный камень или дом.
– Усыновление говорит, что можешь, – стоял на своем Меценат. – Да, найдется несколько недовольных, которые уйдут, но бесчестных ублюдков хватало всегда. Отныне ты сын божественного Юлия, Октавиан. Ты это осознаешь? Клятвы верности, которые они приносили ему, теперь перешли к тебе.
– Но я даже не знаю, кто они! – воскликнул центурион. – Какая мне польза от разговоров об этих тысячах? У меня есть только одежда, которая на мне, и лошадь где-то на дороге в Брундизий. Пока Сенат не примет Lex Curiata, я нищий.
Меценат ответил не сразу. Некоторое время он смотрел на закопченные развалины здания Сената – худший из многих шрамов, которые они увидели в городе за два предыдущих дня.
– Списки твоих клиентов где-то найдутся, и они не знают, что у тебя ничего нет. С этого момента ты должен вести такую игру, ради спасения своей жизни… и уничтожения врагов. Взять его имя – блестящий ход. Ты хочешь увидеть этих Освободителей поверженными? Тогда веди себя как наследник бога и самый богатый человек в Риме. Держи себя так, будто, щелкнув пальцами, ты можешь обрушить на любого гнев Марса. – Молодой человек на мгновение задумался. – Ты допустил ошибку, попросив помощи у консула. Возможно, у тебя уже достаточно верных сторонников в Сенате, чтобы обеспечить нужный исход голосования и без него.
Гай Октавиан пристально смотрел на него.
– Я могу держаться, как угодно, но это не принесет мне золота, в котором я нуждаюсь, и не приведет клиентов.
– Через пару часов у тебя встреча в Доме девственниц, – ответил Меценат. – Октавиан, с этого дня римляне будут почитать твое благоволение за счастье. Тебе не придется их искать. Они сами придут к тебе.
Глава 7
Октавиан шел к Дому девственниц бодрым и освежившимся. За несколько монет они с Агриппой и Меценатом сходили в баню и поели у уличного лотка. Да, теперь он носил тогу с чужого плеча, одолженную одним из друзей Мецената, но чувствовал себя гораздо увереннее. В парной, велев рабам-банщикам держаться подальше, трое друзей составили планы на будущее. И под солнцем, достигшим зенита, приемный сын Цезаря решительно вошел в храм, миновав и Гракха, и даже стражников, словно имел полное право их игнорировать. И действительно, они не посмели его остановить, так что через несколько шагов трое молодых людей сменили уличную жару на прохладу залов, предназначенных для поклонения богине. Возможно, мужчины постарше и не таращились бы столь откровенно, но весталки славились не только своей невинностью, но и красотой, а это сочетание только разжигало аппетит таких, как Цильний Меценат.
