и потянулся к ней. Она отстранила его руки.
— Ничего, ничего, — сказала она. — Больше никаких слез. — Хотя плакала она. — Помнишь, что я тебе говорила? Мы должны двигаться дальше. Папа бы этого хотел.
Джи уставился на нее. Она погладила его по голове и попросила накрыть на стол. Но Джи не шевелился, и она велела ему слушаться. Она не повышала голос, только спокойно командовала. Лучше так: успокоить его, отвлечь на что-нибудь. Она делала все на автомате: накрыла на стол, поела, прибралась, но все еще ждала голоса Рэя. Его не было. Он уже был где-то далеко от нее.
Той ночью в больнице Джейд пошла в перерыв к терапевту. Она принесла ему чашку кофе и постучала. Ей нравилось работать с доктором Энрикесом. У него были густые седые волосы, зеленые глаза, худое лицо и широкие пухлые губы. Он вечно смеялся над своими шутками, хлопал коллег по плечу, когда им удавалась какая-нибудь мелочь — деликатно провести прием пациента, аккуратно взять кровь. На вид ему было не больше сорока, несмотря на седину, и Джейд иногда думала, что поседел он от всех этих жутких ночных смен.
Он предложил ей леденец с ананасом из хрустального блюда у него на столе. Джейд отказалась — она никак не могла собраться с духом, чтобы сказать, зачем пришла.
— Вы знаете, что нам на этой работе не полагается страховка?
— Вы работаете на полставки, — ответил доктор Энрикес. — И они это не просто так придумали.
— В прошлом месяце умер мой молодой человек. Я об этом не говорила, потому что терапевт каждый раз новый, а мне не хотелось повторять это из раза в раз.
Доктор Энрикес захлопнул рот и опустил брови. Такое же выражение лица она видела у него с пациентами. Интересно, это он по-настоящему так устойчив к плохим новостям или просто научился что-то в себе выключать.
— Джейд, мне так жаль. Тебе нужен небольшой отпуск?
— Я не могу себе этого позволить. У меня маленький сын.
Доктор Энрикес не отреагировал на упоминание Джи, и Джейд была за это признательна. Ей уже надоело выслушивать: «Но вы же еще так молоды», от удивленных врачей. Хуже было с женщинами-резидентами, которые были старше нее, но не имели детей. Они почти не скрывали свою зависть и отвращение.
— Это тяжелая ноша, растить его теперь одной.
— Я раньше тоже так думала. Как будто мне к ноге привязали гирю. Но с Рэем я стала думать иначе. Вроде как моя очередь еще не настала, и у меня еще есть шанс что-то сделать со своей жизнью. Знаете, я ведь пошла учиться. Я не всю жизнь собираюсь быть ассистенткой.
— Однажды вы станете прекрасной медсестрой. Ваш парень был хорошим человеком, раз поддерживал вас. Молодец.
— Да, он был хорошим. И сын мой тоже хороший. Мы зовем его Джи.
Она взяла конфетку с блюда. Она прилипла к языку — неестественно-кислая, едкая, желтая.
— Кажется, я беременна.
— Это надо проверить.
— Вы могли бы дать мне тест?
— Конечно, — сказал он, вставая. — Сейчас все сделаем.
Доктор Энрикес пригласил ее в кабинет. Он расчистил место на столе и взял пластиковую баночку, которую Джейд принесла из туалета. Неловко было смотреть на банку ее мочи у него в руках. Он окунул тестовую полоску и положил ее на расстеленное бумажное полотенце.
— Теперь ждем, — сказал он.
Джейд кивнула. Она боялась смотреть, как проявятся или не проявятся две полоски. Она уставилась на доктора. Когда-то он был красивым молодым человеком, пока не поседел и вокруг рта не появились морщинки. Почему-то она знала, что может ему доверять, хотя они общались только во время ночных смен. Почему-то она была уверена, что он не раскроет ее тайну.
— Откуда вы, доктор Энрикес?
— Из Майами, — сказал он, а потом оговорился: — В смысле первоначально? Из Перу. Мои родители оба были врачами. Они отправили меня сюда учиться.
Он не сказал, что они были богаты, но Джейд и сама догадалась. Он кивнул, как будто прочел ее мысли.
— Я не заслужил такой удачи в жизни. Медицина меня одному научила: жизнь несправедлива. Природа несправедлива, а из-за нас все только хуже.
— Долго еще?
— Пару минут.
— Вы женаты?
— Жена ушла от меня во время учебы. Ей не нравилась Северная Каролина, а меня никогда не было дома. Когда она ушла, у меня больше не было причин не остаться. Мне тут нравится.
— Тут неплохо.
— Если честно, без семьи не так плохо, учитывая обстоятельства. Когда постоянно кого-то подводишь просто потому, что делаешь свое дело, это тяжело.
Он постучал пальцами по столу.
— Понимаю, о чем вы, — сказала Джейд.
Когда родился Джи, Джейд не могла перестать плакать. Она даже взглянуть на него не могла: слишком много крови. До рождения он казался ей чем-то теоретическим. Сначала он был бластомой, и она следила, как развиваются его клетки. В колледже она хотела заниматься молекулярной биологией, и беременность превратилась в своего рода научный эксперимент в ее собственном теле, который она не контролировала. А потом ей вручили какую-то визжащую багровую штуку. Он пах больницей, чем-то едким, и она хотела, чтобы его унесли.
У нее никогда не было ребенка от человека, которого она любила. Может, тут все было бы иначе.
— Мне жаль, Джейд, — сказал доктор Энрикес.
Она подошла к столу и посмотрела на полоску. Одна розовая полоска — контрольная. Не беременна. Ноги у нее подкосились, и она осела на пол. Доктор Энрикес подошел и взял ее за плечи.
— Мне так жаль, — сказал он опять.
Она не могла ему объяснить, что ноги подкосились от облегчения. Лучше так. Это благословение. Когда она была совсем девочкой, она выбрала Джи, потому что не знала другого выхода. Теперь она сделала бы другой выбор.
Сам собой ее голос сказал:
— Рэй…
Она ждала, что он заговорит, вернется. Простит ее.
— Рэй, — повторила она. Она ничего не услышала в ответ
