смуты. В период с 1567 по 1586 год постоянное тюремное заключение не давало ей осуществить планы по захвату трона. Чтобы стать королевой, нужно было выйти из тюрьмы. В неволе ей удалось разработать четыре плана прихода к власти, в двух из них фигурировали испанские католические союзники. В 1572 году Филипп был осведомлен о повстанческих планах убить Елизавету и освободить Марию, но не принял участия в их осуществлении. Он говорил, что испанские и английские католические мятежники должны сами начать, а в случае успеха он к ним присоединится. Они потерпели поражение, но Мария не теряла надежды. В тюрьме она провела четырнадцать лет, и в 1586 году Филипп сыграл активную роль в осуществлении второго плана. Англичане собирались умертвить Елизавету, освободить Марию, а испанские войска под командованием Пармы – установить новое правление. Планировалось, что они прибудут по морю, но будут сражаться на суше. План начал осуществляться, Армада была в процессе создания, когда заговор раскрылся. Мария поплатилась своей жизнью, и Филипп остался свободен в своем усмотрении, как вести вторжение и самостоятельно захватывать трон.
Он забыл, что вторжение с целью передачи престола королеве Шотландии могло вызвать одобрение по крайней мере у английских католиков. Вторжение, целью которого было превратить Англию в испанскую колонию, не встретило бы поддержки у англичан. Тем не менее Филипп верил, что английские католики только и ждали, чтобы вручить ему бразды правления страной. Его вера в силу религии, выходящей за пределы страны, была неимоверно сильна. Напротив, Елизавета пыталась умерить религиозные настроения, которые возрастали в катастрофических масштабах. Она не видела необходимости относить вопросы политики к вопросам религии. Прежде всего она хотела успешно управлять страной. И это было так, несмотря на ее сильную убежденность в необходимости Реформации.
Реформация была одним из ключевых моментов политики Елизаветы. Два других ключевых момента – деньги и война. Она была щепетильна и требовательна как в вопросах денег, так и в вопросах войны, и по всем ключевым моментам она была в полном согласии с государственным секретарем Уильямом Сесилом.
Пункт 1. Они видели будущее страны только в тесной связи с Реформацией.
Пункт 2. Они пришли к соглашению, что без восстановления государственных финансов и укрепления казны всё прочее невозможно.
После смерти Генриха VII ни один правитель Англии не заботился о казне. Отец Елизаветы пользовался казной, накопленной ее дедом, – и растратил всё. Генрих VII не передал свой финансовый гений ни Генриху VIII, ни правнукам, Марии и Эдуарду. Но его унаследовала одна из внучек. Елизавета знала, что казна – это власть. Потеря платежеспособности означала потерю независимости, потерю власти. Несмотря на то, что ее окружали знающие люди, которые тоже верили в этот принцип, никто не придерживался его с такой же страстной убежденностью. Экономия не была популярной добродетелью, и никто не мог идти на такие жертвы и сохранять неусыпную бдительность на страже экономии, как она. К вопросам денег Елизавета подходила с охранительным пылом, энергично и беззастенчиво.
Когда пришло известие о великой победе и бегстве противника в Северное море, всеобщее ликование ничуть не облегчило заботы королевы о казне. Все траты, по ее распоряжению, должны были немедленно прекратиться: наступление мира – это не повод отказываться от политики экономии, устоявшейся во время войны. Ее адмиралы Говард, Хокинс и Дрейк столкнулись с эпидемией дизентерии на кораблях. Людей свозили на берег, где им оставалось только умирать на улицах Маргита, потому что принять их было некому. Не растрачивая время на объяснения с королевой, адмиралы на свои деньги покупали вино, аррорут и предметы первой необходимости для больных. К тому моменту они уже знали, что проще действовать, чем объяснять. Елизавета славилась своей прижимистостью и алчностью, и совсем недавно, когда шли приготовления к войне с Испанией, они на своем опыте познали, как придирчива и мелочна королева. Не наделив Говарда и Хьюза полномочиями, хотя это стоило сделать без опаски, она продолжала лично контролировать поставки. Она требовала разъяснений по каждому пункту расходов и разрешала лишь ненадолго забирать членов команды и изредка подвозить запасы. У нее не было опыта, и она не владела методами ведения полноценной войны. Она только знала, что каждый раз, когда проводилась кампания против северных повстанцев, Нидерландов или кого бы то ни было, требовались чудовищные денежные вложения, и королевская казна была на грани истощения в отсутствие надлежащего и честного военного руководства. Никто, казалось, не понимал или не желал вдаваться в эти детали прошлого. Елизавета не могла им объяснить, как опасна утечка средств в таких ужасающих масштабах; в свою очередь Говард и Хокинс не могли объяснить ей, как опасно оставлять корабли без полной комплектации людей, амуниции и запасов. «Экономия не имеет ничего общего с войной», – говорил Говард. Такие речи только усиливали неистовое сопротивление Елизаветы, и в конце концов английским морякам пришлось работать в условиях нехватки ресурсов и использовать трофейный порох.
Пункт 3. Они не хотели разорительных военных трат.
Позиция Сесила была следующей: «Год мирного труда дает государству больше, чем десять лет войны». И пылкая, яркая речь королевы «Никакой войны, мои лорды!» подавила аргументы многих, выступавших на Совете. Она держалась дольше всех, даже Сесил сдался раньше. Последовательно, до последней минуты, без всякой поддержки Елизавета упрямо твердила, что войны с Испанией можно избежать дипломатически. До конца 1588 года она пыталась заключить соглашение с Пармой. Тем временем все остальные готовились к войне. В планах сухопутных сражений было предусмотрено сооружение баррикад и ликвидация мостов. Была налажена сеть сигнальных маяков для подачи сигналов на посты с подкреплением. Сухопутные войска были разделены надвое: тридцать тысяч человек под руководством лорда Хадсона расположились в окрестностях Виндзора для охраны королевы. Шестнадцать тысяч должны были отбить атаку на Лондон. Под командованием Лестера они разбили лагерь в Тилбери.
Но нельзя сказать, что Елизавета неукоснительно следовала всем трем пунктам. Она знала, когда пойти на попятную в важном вопросе, когда аккуратно обойти принципы, если того требовал момент. В Тилбери атмосфера была накалена: там царила готовность действовать. Когда пришло время, несгибаемый дух Елизаветы проявился во всей силе: и в речах, произнесенных ею, и в характере ее появления. Она научилась сознательно использовать символы показной роскоши. Меха, драгоценности, шелка, роскошные светские приемы – Елизавета представляла из себя зримый символ, идею во плоти. Королева – это человек, на которого нужно глазеть и испытывать восторг. Она страстно желала, чтобы люди видели ее. Даже при военном положении ей надлежит быть у всех на виду. Не только как Ее Королевское величество. Но как личность, которая сохраняет мужество и храбрость перед лицом чудовищных событий.
«Мой любящий народ! Пусть трепещут от страха тираны! Видит Бог, я всегда поступала так, что преданные сердца и добрая воля моих поданных укрепляли мою силу
