— Не знаю, как много вам известно о Бреши, мистер и миссис Джири, но она… она не похожа на другие силы. Имеете ли вы какое-то представление об её… возможностях? Брешь — это… Она обладает уникальными силами. И она, ну, крайне секретна. У нас, у посольства, нет контактов ни с одним… представителем Бреши. Понимаю, как странно это должно звучать, но… Могу вас заверить, что репутация Бреши в преследовании преступников, э-э, весьма впечатляет. Они беспощадны. Нас известят об их продвижении и о любых действиях, которые они предпримут против кого бы то ни было, кого найдут виновным.
— Означает ли это?.. — начал мистер Джири. — У них здесь есть смертная казнь, верно?
— И в Уль-Коме? — добавила его жена.
Конечно, — сказал Такер. — Но на самом деле вопрос не в этом. Мистер и миссис Джири, наши друзья в Бещеле и власти Уль-Комы собираются вызвать Брешь, чтобы передать в её ведение дело об убийстве вашей дочери, поэтому бещельские и уль-комские законы вроде как утрачивают значение. А санкции, имеющиеся у Бреши, совершенно безграничны.
— Вызвать? — переспросила миссис Джири.
— Существуют протоколы, — сказал я. — Надо их соблюдать. Прежде чем Брешь выразит готовность позаботиться об этом деле.
— А что насчёт суда? — спросил мистер Джири.
— Он будет закрытым. Брешь… её суды, — предварительно я попробовал в уме «решения» и «действия», — являются секретными.
— Мы не будем давать показания? Мы ничего не увидим?
Мистер Джири был ошеломлён. Всё это надлежало объяснить им ранее, но, ясное дело… Миссис Джири трясла головой — сердито, но, в отличие от своего мужа, без удивления.
— Боюсь, что нет, — сказал Такер. — Ситуация здесь уникальна. Но я могу едва ли не с полной гарантией заявить вам, что тот, кто это сделал, будет не только пойман, но и привлечён к… э-э… очень суровой ответственности.
Кто-то мог бы, наверное, пожалеть убийцу Махалии Джири. Только не я.
— Но это…
— Понимаю, миссис Джири, мне искренне жаль. Такого нет больше нигде в мире. Уль-Кома, Бещель и Брешь… Эти обстоятельства уникальны.
Мистер Джири закивал:
— О боже. Вы знаете, это… это всё то, чем она, Махалия, занималась. Город, город, другой город. Бещель (он произнёс это как «Беззель») и Уль-Кома. И Ор-Кинет.
Последнего я не понял.
— Ор-ки-ни, — сказала миссис Джири. — Не Оркинет, милый, а Оркини.
Такер изобразил на лице непонимание.
— Что вы имеете в виду, миссис Джири? — спросил я.
Она порылась у себя в сумке. Корви потихоньку вытащила блокнот.
— Ну, всё такое, чем занималась Махалия, — сказала миссис Джири. — То, что она изучала. Она хотела написать об этом диссертацию.
На лице у мистера Джири появилась полуулыбка-полугримаса, снисходительная, горделивая и озадаченная.
— Она очень хорошо продвигалась. И немного нам об этом рассказала. Впечатление такое, что Оркини — это что-то вроде Бреши.
— С тех самых пор, как впервые сюда приехала, — сказал мистер Джири. — Она хотела заниматься именно этим.
— Верно, сначала она приехала сюда. Я имею в виду… сюда — в Бещель, правильно? Сначала она приехала сюда, но потом сказала, что ей надо поехать в Уль-Кому. Я буду честна с вами, инспектор, мне казалось, что это вроде как один и тот же город. Понимаю, что это не так. Ей пришлось получить специальное разрешение, чтобы попасть туда, но поскольку она аспирантка, была аспиранткой, то там и осталась, чтобы выполнить свою работу.
— Оркини… это такая народная сказка, — сказал я Такеру.
Мать Махалии кивнула, а отец отвёл взгляд.
— На самом деле это не похоже на Брешь, миссис Джири. Брешь — реальная сила. Но Оркини — это…
Я замялся.
— Третий город, — по-бещельски пояснила Корви Такеру.
Он всё ещё пребывал в недоумении. Когда он так и не выразил понимания, она добавила:
— Тайный. Такая волшебная сказка. Между двумя другими.
Он покачал головой — а, мол, — и у него пропал интерес.
— Она любила этот город, — сказала миссис Джири. Вид у неё был тоскующий. — Я имею в виду, извините, я имею в виду Уль-Кому. Мы, должно быть, рядом с тем местом, где она жила?
Грубо физически, гросстопично, если использовать термин, уникальный для Бещеля и Уль-Комы и ненужный где-либо ещё, так оно и было. Ни я, ни Корви не ответили: вопрос был сложный.
— Она изучала это годами, с тех пор как прочла какую-то книгу об этих городах. Преподаватели всегда, по-моему, были довольны её успехами.
— А вам нравились её преподаватели? — спросил я.
— Ну, я-то с ними знакома не была. Но она показывала мне кое-что из того, чем там занимаются, показывала сайт по этой программе и раскопки, где она работала.
— Вы имеете в виду профессора Нэнси?
— Это её руководительница, да. Махалии она очень нравилась.
— Им хорошо работалось вместе?
Когда я задал этот вопрос, Корви подняла на меня взгляд.
— Ой, я и не знаю! — Миссис Джири даже рассмеялась. — Махалия вроде как постоянно с ней спорила. Казалось, они во многом не согласны, но когда я спросила: «Ну и к чему это приводит?» — она сказала, что всё хорошо. Сказала, что им нравятся разногласия. Что таким образом она больше узнает.
— Вы были в курсе работ вашей дочери? — спросил я. — Читали её статьи? Она вам рассказывала о своих уль-комских друзьях?
Корви заёрзала, а миссис Джири помотала головой.
— Нет, — сказала она.
— Инспектор… — сказал Такер.
— Всё это просто не могло мне… не могло меня по-настоящему заинтересовать, мистер Борлу. То есть, конечно, с тех пор как она сюда уехала, статьи об Уль-Коме привлекали моё внимание больше, чем раньше, и я их обязательно читала. Но пока Махалия была счастлива, я… мы были счастливы. Понимаете, это же счастье, когда добиваешься успехов в своём деле.
— Инспектор, когда, по-вашему, мы сможем получить документы о транзите в Уль-Кому? — спросил Такер.
— Скоро, надеюсь. И она была? Счастлива?
— О, думаю, она… — начала миссис Джири. — Понимаете, всегда случаются какие-то драмы.
— Да, — вставил её муж.
— В общем… — сказала миссис Джири.
— Слушаю? — произнёс я.
— Ну, в общем, не то чтобы… только вот недавно у неё было что-то вроде стресса, вот. Я сказала ей, что надо бы приехать домой, отдохнуть — понимаю, приехав домой, вряд ли можно по-настоящему отдохнуть, но, сами знаете. Но она сказала, что вот-вот добьётся настоящих успехов, чего-то вроде прорыва в своей работе.
— И кое-кто из-за этого возбухает, — сказал мистер Джири.
— Милый…
— Так и есть. Она нам говорила.
Корви посмотрела на меня в недоумении.
— Мистер и миссис Джири…
Пока Такер говорил это, я быстро объяснил Корви по-бещельски:
— Не «бухает», не пьянствует. «Возбухает» — значит, злится.
— Кто возбухал? — спросил я у них. — Её преподаватели?
— Нет, — сказал мистер Джири. — Чёрт возьми, кто, по-вашему, это сделал?
— Джон, тише, тише…
— Чёрт возьми, кто такие эти типы в Лишь-Коме? — возмутился мистер Джири. — Вы даже не спросили нас, кто, по-нашему, это сделал. Даже не спросили нас. Думаете, мы не знаем?
— Что она сказала? — спросил я.
Такер уже был на ногах и помахивал рукой: мол, успокойтесь вы все.
— Какой-то мерзавец на конференции говорил ей, что её работа — сплошное предательство. Кто-то охотился на неё, с тех пор как она впервые здесь побывала.
— Джон, перестань, ты всё запутываешь. В тот первый раз, когда ей это сказали, она была здесь, здесь-здесь, здесь в Бещеле, а не в Уль-Коме, и он был не из Лишь-Комы, а из других, здешних, из националистов или Истинных граждан, что-то такое, вспомни…
— Погодите, о чём вы? Лишь-Кома? И — кто-то что-то сказал ей, когда она была в Бещеле? Когда?
— Постойте, босс, это… — быстро проговорила Корви по-бещельски.
— Думаю, нам всем надо сделать передышку, — сказал Такер.
Он успокаивал супругов, словно кто-то их обидел, а я извинился, как будто этим обидчиком я сам и был. Они знали, что им положено оставаться у себя в отеле. Внизу у нас были размещены двое сотрудников для соблюдения этого правила. Мы сказали Джири, что сообщим им, как только получим известия об их проездных документах, и что вернёмся на следующий день. На тот случай, если им что-то понадобится, какая-либо информация, я оставил им свои телефоны.
— Его найдут, — сказала им Корви на прощание. — Брешь возьмёт того, кто это совершил. Обещаю вам.
Когда же мы вышли, она мне пояснила:
— Между прочим, Лишь-Кома — это как Истинные граждане, только в Уль-Коме. Судя по всему, такие же милые, как наши, но гораздо более скрытные. И, к счастью, не наша головная боль.
Более радикальные в своей любви к Бещелю, чем даже Национальный блок Сьедра, Истинные граждане маршировали в самочинной форме и произносили пугающие речи. Они были легальны, но не в полной мере. Нам не удалось доказать их ответственность за нападения на бещельский Уль-Кома-город, посольство Уль-Комы, мечети, синагоги и книжные магазины левого толка, на наше маленькое иммигрантское население. Мы — я, конечно, имею в виду полищай — далеко не раз находили виновных и обнаруживали, что они были членами ИГ, но сама организация дезавуировала эти нападения, просто открещивалась от них, и ещё ни один суд не объявлял её под запретом.
