— Я тебя убью, — сказала Кира и разрыдалась.
— Знаешь, я ее узнал, — Максим почесал затылок, делая вид, что читает план работы оздоровительного лагеря «Чайка», вывешенный перед столовой. — Только вот не знаю, говорить или нет.
— Кому говорить? Что говорить?
— "День здоровья". Ага, это носиться по станциям и отвечать на вопросы. Бред какой.
Даник развернул Максима к себе — было это затруднительно, но получилось — сильно Даник рассердился, должно быть.
— Ты как Катька! — рявкнул он.
— Да? — удивился Максим. — Она худее.
— И выше. Будешь говорить?!
Максим опять вцепился в волосы:
— Нет, не знаю. Справедливость требует, но она мне симпатична.
Даник сплюнул. Даник повернулся, чтобы уйти.
— Преступник не должен быть симпатичным, — вздохнул ему в спину друг.
— Почему?
— Тогда перед сыщиком возникает нравственная дилемма. Или он влюбляется.
— Бедный!..
И пока Максим решал свою дилемму, сбегал к фонтанчику, набрал в кепку воды и вылил на друга. В оздоровительных целях. Макс завертел головой и зафыркал, рассмешив пробегающих мимо девчонок. А Даник спросил сахарным голосом:
— Ну как? Полегчало?
— Ручка, — сказал Макс. — Наше первое дело. Я его раскрыл.
— Уже?
Максим тяжело вздохнул.
— А-а, — догадался Даник. — Тебе нравится похитительница, и ты не хочешь ее выдавать. Ну и не выдавай.
— Как ты не понимаешь! — Максим, распугивая малышей, забегал по аллейке перед столовой. — Мой моральный долг требует! Я ее узнал!
— Воровку?
— Нет, ручку.
— Не понял.
Максим поддернул штаны и начал бурно вычесывать голову.
— Я надеюсь. Я надеюсь, она ее просто нашла. В кустиках. И не знала. Не знала, что ее украли! Бежим!
Он так стремительно перебирал короткими ножками, что Даник остался глубоко позади, и нагнал только возле корпуса.
— Все знали, — задыхаясь, выдавил он. — Ленка раззвонила.
— Только Жабочке, пфэ, Жанночке. А она не знала. Иначе не гонялась бы с ней за Терминатором.
— С жабочкой?
— С метелкой. Нет, ручкой. Все, ты меня запутал.
Они блаженно плюхнулись на крылечко, взглянули друг на друга и покатились.
— Катьку! Катьку надо известить! Первое дело, ой, не могу! — Даник схватился за живот.
— Дети, — Ленка — руки в боки — выросла в дверях. — Чем ржать, поищите Тер… Игорь Леонидовича. Я беспокоиться начинаю.
2.
— Вот она, — прошипел Максим, ныряя за ножку от стола. С тем же результатом он мог прятаться за швабру, но Даник промолчал — все равно лучшего укрытия не было. Он сам прополз по-пластунски за пожарной бочкой и нырнул за вторую ножку, пожалев, что Катьку не высвистать — еще две столовые ноги оставались — для крысы и для нее. В двух метрах от стола рос дуб, а рядом с дубом на выложенной плитами дорожке фехтовали, получая немалое удовольствие, Генаша и Кира, и совершенно не замечали, что происходит вокруг. Собственно, было часов шесть утра и ничего такого не происходило. Ссорились на соснах за корпусом из-за еды цапли. Ссоры эти случались постоянно и сопровождались дождем из свежайшей рыбы. Максим однажды нашел под сосной вот такенного карасика и предлагал зажарить. Даник с трудом его отговорил. Карасика отдали лагерному коту Шпингалету, и тот едва сам себя не съел от счастья. Полз по стволу дуба дятел. Этот дятел был молодой и немного сумасшедший. Он хронически выпадал из дупла, и его, с риском для жизни карабкаясь по дубу, всем отрядом запихивали обратно. Лестницу у завхозы для спасательной акции своровать удавалось не всегда. Пищали какие-то пичуги. Солнце начало пригревать вполне ощутимо. Но вот зачем Максим вскочил ни свет ни заря, да еще и Даника вздернул, тому со сна понять никак не удавалось.
— Смотри!.. — Симрик решительно развернул приятеля в сторону Киры.
— Ну, Валькира, — пожал плечами Даник. — А здорово дерется!
То, что происходило на дорожке, никак не напоминало аккуратные ежедневные тренировки или сражения впервые взявших в руки меч мальчишек. Те выглядели примерно так: надевание «намордника», всучение меча, глаза зажмурил и пошел махать, как ветряная мельница. А потом долгое выяснение, кто кого же все-таки стукнул и вопли "Мало!", когда мечи отбирались в пользу очередных претендентов. Сейчас… схватка завораживала. Половины деталей неопытный глаз не мог уловить, но хватало и остального… и совсем было не похоже на кино. Генаша работал короткими парными мечами, в низком приседе, у Киры в руках был отполированный шест.
— Крутит! — произнес Данила восторженно, в унисон крутанул головой, стараясь рассмотреть получше, и приложился темечком о столешницу. — Надо же, совсем забыл! Боль-но…
По счастью, «зигазуги» шпионов под столом поединщиками совсем не замечались.
Максим постарался вернуть друга к реальности:
— Чем, я тебя спрашиваю, крутит?
— Шестом. О, верхний выпад!
— Дурак! Это она!
— Да вижу, что она.
— Да не она! То есть, она — не она, — в расстройстве на сей раз в столешницу впечатался Максим.
В этот момент Кира, полуразвернувшись вокруг собственной оси, ударила сверху наискось. Гена успел блокировать, и шест скользнул ему по уху. Физрук застонал. Кира бросила оружие, кинулась мочить в пожарной бочке выхваченный из шорт платок, при этом в воду вывалился какой-то листок, но Кира в приливе чувств его не заметила. Подскочила к Генаше и отжала с платка на краснеющее под его пальцами ухо со стакан примерно воды.
— Больно?
— Нет, ничего, — слегка бледнея, врал Геночка. Схватил за руку Валькиру, порывавшуюся еще опорожнить бочку, и воспитательница почти на коленях повисла над поверженным:
— Говорила я: надень маску!
— Я… Валь… ой, Кира Дмитриевна… ой, — это он случайно задел ухо ладонью. — … я… хочу… то есть…
— В медпункт нужно!
— Нет! — мгновенно оживая, уперся Генаша. Держал он Киру крепко, и ради дальнейшего его спасения она ничего предпринять не могла. — Я скажу…
Физрук попытался встать.
— Вам лежать надо! — рявкнула Кира и умудрилась опять уронить его на дорожку. — Ой, прости.
— Кира Дмитриевна, я…
— Нет! — вскакивая, заорал Максим, опять приложился о стол, но, невзирая на боль, кинулся вперед. — Не говорите ей ничего. Пока, — уточнил он. — Кира Дмитриевна!
Недовольная Кира повернулась и вскочила, выдернув руку. Данику показалось, она сейчас цопнет меч, и Максиму будет больно об этом вспоминать.
Но друг, подхватив шест и обвиняюще выставив его перед собой, объявил:
— Кира Дмитриевна! Можно с вами поговорить? Конфиденциально.
Кира очень разозлилась и покраснела.
— Ничего, — сказал Генаша, прижимая к уху платок. — Я потом.
— Это очень важно, — настаивал Максим.
— Хорошо, — Кира подняла мечи и пошла в сторону туалета.
— Интересно, она его убьет? — спросил Даник скорее самого себя, потому что физрук, зажимающий ухо согревшимся уже платком, в собеседники мало годился. — Нет, что они там делают?!
Это выглядело, как немое кино. Только без титров — а потому раздражало неимоверно. Сначала Симрик остервенело драл голову, а Кира лупила мечом по разросшимся лопухам и подпрыгивала. Потом меч ухнул в эти лопухи, а Кира выхватила у Максима шест. Но, вместо чтобы огреть без вывертов собеседника, почему-то установила шест перед собой, оперлась ладонями, а на ладони возложила подбородок. Потом — ну, наконец-то — крутанула шест. Красиво крутанула. Странно, что по Максиму он не попал. Тут Симрик стал шаркать и дергаться, полез за мечом в лопухи, наткнулся на затаившуюся крапиву и запрыгал, как угорелый кот. У Даника не выдержали нервы.
— А-а, — ласково сказала Кира подбежавшему. — А я Симрику объясняю, какая классная вещь эта ручка от метлы.
До Даника начало что-то доходить.
Он расспросил приятеля обо всем в спокойной обстановке. Сперва Максим молчал и упирался, но потом все же поведал душераздирающие подробности. Разговор с воспитательницей выглядел примерно так.
— Ну? — Кира вмазала по лопуху клинком и отпрыгнула от просыпавшихся капель.
— Кира Дмитриевна, скажите, пожалуйста…
— Пожалуйста, — сказала Кира.
— Нет, но если… если человек хочет другому человеку признаться в любви…
Воспитательница слегка подалась назад.
— А третий человек знает, что второй — преступник, должен ли он мешать первому признаваться?
Он выпалил все это на одном дыхании. Лицо Валькиры из яростного сделалось ошеломленным. Но ни капельки не виноватым (Максим очень присматривался). Она хлопнула ресницами. Толстый мальчик стоял перед ней, прямо поедая коричневыми, очень красивыми глазами.
— Ну, — сказала Кира.
— Я вас официально предупреждаю, что любое произнесенное вами слово может быть использовано против вас.
