Это был наконечник шеста с кожаной петлёй. Похоже, в Минхо он никаких чувств не вызвал: Страж просто бросил его одному из своих Бегунов, а тот подхватил и отнёс ошейник в сарай с инструментами.
Томас обернулся к Ньюту в недоумении: как мог Минхо быть таким бесчувственным?
— Что за...
— Я видел только три Изгнания, Томми. И все в точности такие же мерзкие, как вчерашнее. Но каждый грёбаный раз гриверы оставляют нам на пороге ошейник. Вот от чего рехнуться можно!
Томас вынужден был согласиться.
— Что они делают с теми, кто попадает в их лапы? — Да ладно, так ли уж ему хотелось это знать?
Ньют лишь пожал плечами, впрочем, его равнодушие, похоже, было напускным. Ему, скорее всего, просто невмоготу говорить о таких вещах.
— Расскажи мне о Бегунах, — вдруг вырвалось у Томаса. Он тут же прикусил язык, несмотря на настоятельную потребность извиниться и сменить тему. Ему ведь так хотелось узнать о них побольше! Даже после того, чему он стал свидетелем накануне, даже увидев в окне гривера — он жаждал знать всё о Бегунах. Эта тяга была совершенно необорима, причём, непонятно почему. Просто он был рождён, чтобы стать Бегуном в Лабиринте — вот и всё.
Ньют в замешательстве помолчал.
— О Бегунах? Зачем?
— Просто так.
Ньют бросил на него подозрительный взгляд.
— Лучшие из лучших — вот кто эти ребята. Иначе нельзя. От них зависит всё. — Он подобрал камешек и швырнул его, рассеянно глядя на то, как тот подпрыгивает по земле.
— А почему ты не один из них?
Ньют перевёл взгляд на Томаса.
— Я был. Пока не повредил ногу несколько месяцев назад. Так на хрен и не поправился. — Он наклонился и рассеянно потёр правую лодыжку, при этом лицо парня исказилось, как от боли. Томас подумал, что, скорее всего, это не настоящая боль, а воспоминание о ней.
— Как тебя угораздило? — допытывался Томас, решив, что чем лучше он разговорит Ньюта, тем больше сможет узнать об интересующем его предмете.
— Удирал от проклятого гривера, как ещё? Почти достал меня, зараза. — Ньют помолчал. — Как подумаю, что мог бы тоже подвергнуться Превращению, так до сих пор корёжит.
Превращение... Если узнать о нём побольше — глядишь, и получишь ответы на самые интересные вопросы.
— А что это вообще такое? Что изменяется? Неужели все становятся такими психованными, как Бен и начинают кидаться на людей?
— Бену было хуже, чем кому-либо другому. Но я думал, ты хочешь поговорить о Бегунах?
Судя по тону Ньюта, беседа на тему Превращения закончена, что разожгло любопытство Томаса ещё сильнее. Хотя ладно, о Бегунах так о Бегунах.
— О-кей, я слушаю.
— Как я сказал, они лучшие из лучших.
— И как вы это узнаёте? Проверяете каждого, как быстро тот может бежать?
Ньют с отвращением взглянул на Томаса и простонал:
— Вот сыскался умник на мою голову, как там тебя — Чайник, Томми или ещё как! Быстро бегать — это только часть, причём очень малая часть.
От таких слов интерес Томаса только возрос:
— Что ты имеешь в виду?
— Когда я говорил «лучшие из лучших», я и имел в виду — во всём. Чтобы не откинуть копыта в Лабиринте, нужно быть быстрым, сильным и хорошо соображать. Уметь принимать решения и точно измерять степень риска. Нельзя бросаться очертя голову, но и слишком осторожничать тоже нельзя. — Ньют вытянул ноги и оперся о землю за спиной руками. — Знаешь, там, снаружи, кошмар и тихий ужас. Мне туда как-то совсем не хочется. Вообще.
— Я думал, гриверы появляются только по ночам. — Судьба судьбой, а нарваться на одного такого милягу Томасу никак не улыбалось.
— Ну да, обычно.
— Но тогда почему ты говоришь, что там так ужасно?
Что ещё от него скрывают?
Ньют вздохнул.
— Стресс. Гнёт. Рисунок Лабиринта каждый день иной. Надо непрестанно держать в мозгах всю картину, если хочешь, чтобы мы вырвались отсюда. Постоянно беспокоишься о долбаных картах. А самое худшее — всё время боишься, что не успеешь вовремя вернуться. И с обычным-то лабиринтом морока, а уж если он каждую ночь меняется... Пару раз забыл, ошибся, запутался — и порядок, ночка с чудищами обеспечена. Не место и не время ни для дурачков, ни для маменькиных сынков.
Томас нахмурился, сам толком не понимая, что его так влечёт, отчего ему позарез нужно стать Бегуном. Особенно после вчерашнего. И всё же, всё же...
— А почему ты так интересуешься? — спросил Ньют.
Томас поколебался — страшно было вновь произнести это вслух.
— Я хочу стать Бегуном.
Ньют повернулся к нему и уставился прямо в глаза:
— Шенк, да ты здесь без году неделя, собственно, и недели ещё не прошло. Что-то рановато тебе захотелось расстаться с жизнью, а, как думаешь?
— Я серьёзно.
Томас и сам не понимал своих побуждений, но что они неодолимы — знал точно. Собственно, желание стать Бегуном было единственным, что примиряло его с создавшимся положением и что служило стимулом в нынешней жизни.
Ньют неотрывно смотрел ему в глаза.
— Я тоже. Забей. Никто и никогда не становился Бегуном даже спустя месяц после прибытия, не говоря уже о неделе. Придётся сначала здорово повкалывать, прежде чем мы рекомендуем тебя Стражу.
Томас встал и принялся разминать всё ещё сонные руки-ноги.
— Ньют, я не шучу. Ну, не смогу я травку щипать целыми днями, у меня крыша поедет. Понятия не имею, чем я занимался до того, как меня засунули в тот железный ящик и послали сюда, но нутром чую — я здесь для того, чтобы стать Бегуном. Я справлюсь.
Ньют не двигался, продолжая неотрывно смотреть на юношу, и так и не предложил свою помощь.
— А никто и не говорит, что не справишься. Но пока — забей.
Томаса обдало волной нетерпения.
— Но...
— Слушай, Томми, вот что я тебе скажу. Только начни шляться кругом и мявкать, какой ты чересчур хороший и пригожий для простой работы, да какой умный и ловкий, прямо вот так с разгону готов в Бегуны — и уж будь покоен, врагов наживёшь — не счесть. Так что говорю — пока забей.
Наживать врагов было последним, чего бы Томасу хотелось, но всё же... Он решил подойти к вопросу с другой стороны:
— Ладно, тогда я поговорю с Минхо.
— Счастливо попытаться, шенк недотёпанный. Бегуны назначаются только Сбором, и если ты думаешь, что я чересчур крут, то погоди — они просто поднимут тебя на смех.
— Ну как вам втолковать — я действительно буду классным Бегуном! Тянуть с этим делом — только зря время терять.
Ньют тоже встал и нацелил палец Томасу в лицо:
— Навостри уши, Чайник, закрой пасть и слушай меня. Сечёшь?
К собственному удивлению юноши, должного устрашающего впечатления жест Ньюта на него не произвёл. Он закатил глаза, но потом кивнул.
— Кончай пороть чушь, пока другие не услышали. Здесь такие штуки не проходят. Мы должны точно следовать правилам, иначе не выжить.
Он помолчал. Томас тоже, опасаясь нагоняя, который точно последует, стоит ему только вякнуть.
— Порядок! — продолжал Ньют. — Порядок. Ты в своей тупой башке дырку должен просверлить этим долбаным словом! Если мы все здесь до сих пор не двинулись умом, то это потому, что работаем как лошади и поддерживаем порядок. Порядок — вот почему мы так поступили с Беном. Нельзя допустить, чтобы всякие маньяки бегали тут и кидались на людей. Уразумел? Порядок! Не хватало, чтобы и ты ещё выкаблучивался! Понял?
Томасово упрямство как рукой сняло. Он сообразил, что сейчас не время разевать рот. «Ага», — это всё, на что он отважился.
Ньют хлопнул его по спине.
— Вот что, давай договоримся.
— Давай. О чём? — В Томасе возродилась надежда.
— Ты закроешь рот на замок, а я поставлю тебя в список тех, из кого выберут людей для тренировок — как только покажешь, на что способен. Только раззявь варежку — и тебе этого списка не видать, как своих ушей без зеркала. Уговор?
Дело, похоже, затягивалось. Томасу это было не по душе — кто знает, сколько ждать придётся.
— Хреновый уговор.
Ньют выгнул брови.
Деваться некуда. Томас кивнул:
— Уговор.
— Ладно, пошли разживёмся жратвой у Котелка. Надеюсь, она нам не станет колом в горле.
В это утро Томас наконец сподобился познакомиться с печально известным Котелком, правда, на расстоянии: тот совсем умаялся, стремясь накормить завтраком армию изголодавшихся приютелей. Ему вряд ли было больше шестнадцати, но у него уже росла настоящая борода, да и всё остальное тело покрывала пышная растительность. Волосы торчали отовсюду, словно подняли бунт и стремились вырваться на свободу из-под замасленной робы. «М-да, болезненной тягой к санитарии этот парень не страдает, а ведь имеет дело с едой», — подумал Томас и взял на заметку всегда сначала внимательно рассматривать свою пищу на предмет обнаружения в ней гадких чёрных волос.
