Чак уже уминал свой завтрак за столиком для пикников неподалёку от входа в кухню. Не успели они с Ньютом присесть рядышком, как довольно большая группа приютелей сорвалась с места и направилась к Западной двери, взволнованно переговариваясь на ходу.
— Что это они? — спросил Томас, сам удивляясь, как небрежно это прозвучало. То, что в Приюте постоянно случается что-то из ряда вон, уже стало частью его жизни.
Ньют пожал плечами, приканчивая яйцо.
— Провожают Минхо и Алби — они пошли взглянуть на того грёбаного дохлого гривера.
— Эй, — пискнул Чак, при этом кусочек бекона вылетел у него изо рта. — У меня тут как раз по этому делу вопросец возник.
— Да что ты говоришь, Чаки? — с лёгким сарказмом спросил Ньют. — И что же это на хрен за вопросец?
Чак, похоже, призадумался, потом промолвил:
— Ну... Они нашли мёртвого гривера, ведь так?
— Ага, — подтвердил Ньют. — Спасибо за свежую новость.
Чак в задумчивости несколько секунд стучал вилкой по столу.
— Да вот я всё думаю: кто же его убил?
«Вот это вопрос так вопрос!» — подумал Томас. Он ждал, что ответит Ньют, но так и не дождался. Очевидно, тот тоже стал в тупик.
ГЛАВА 16
Всё утро Томас провёл со Стражем Садов — «стоял воронкой кверху», по меткому выражению Ньюта. Зарт — тот самый, что занял место во главе шеста во время Изгнания Бена, — был высок, черноволос, и от него по непонятной причине пахло кислым молоком. Немногословный, он показывал Томасу, как и что, пока тот не усвоил достаточно, чтобы начать работать самостоятельно. Томас полол, обрезал абрикосовые деревья, сажал тыквы и цуккини, собирал зрелые плоды. Эта работа его не вдохновляла, на ребят, трудящихся рядом, он не обращал внимания, но, как ни странно, ему было и вполовину не так тошно, как под началом Уинстона на Живодёрне.
Они с Зартом пропалывали длинный ряд кукурузы, когда Томас решил, что пришла пора начать задавать вопросы. Страж Садов казался не таким неприступным, как другие.
— Зарт, — позвал он.
Страж взглянул на него и тут же вернулся к работе. У парня были тяжёлые веки и вытянутое лицо, так что он всегда выглядел так, будто ему всё на свете осточертело.
— Да, Чайник, что ты хотел?
— Сколько здесь вообще Стражей? — нарочито небрежно спросил Томас. — И какие виды работ?
— Ну... Здесь у нас Строители, Жижники, Таскуны, Повара, Картёжники, Медяки, Червяки, Мясники. Ах, да, Бегуны, конечно. Ну, может, я кого забыл. Мне нет дела до других, своих забот по горло.
Большинство слов говорили сами за себя, но парочка звучали странновато и непонятно.
— Что такое Жижники? — К этой группе относился Чак, но мальчик никогда не распространялся о своей работе. Просто отказывался говорить, и всё.
— Когда шенки ни на что другое не способны, они становятся Жижниками. Чистят туалеты, души, кухню, ну там, Живодёрню после забоя, всё такое. Проведёшь денёк с этими беднягами — света белого не взвидишь, можешь мне поверить.
Томас почувствовал укол вины перед Чаком, вернее, ему стало жаль мальчика. Он так старался быть со всеми в дружбе, но, похоже, никому он особо не нравился, можно сказать, на него попросту не обращали внимания. Ну да, он, конечно, легко приходил в возбуждение и был слишком говорлив, но Томас был рад иметь его в числе своих друзей.
— А откуда такое название — Червяки?
Зарт прокашлялся и отвечал, не отрываясь от работы:
— Так говорят, потому что они делают всю тяжёлую работу в Садах — ну, там, копают канавы и всё прочее. А когда такой работы нет, то они занимаются чем-нибудь другим. Вообще-то говоря, многие здесь, в Приюте, входят в несколько разных рабочих групп. Тебе кто-нибудь об этом говорил?
Томас не ответил и продолжал задавать вопросы, стремясь получить как можно больше информации.
— А чем занимаются Таскуны? Знаю, они заботятся о мертвецах, но ведь смерть — не такое уж частое явление, я правильно понимаю?
— О, это жуткие ребятки. Они служат охранниками, ну, и вроде полиции у нас. Все просто обожают называть их Таскунами. Вот уж позабавишься в тот день, когда будешь работать с ними, братан! — Он прыснул. Томасу впервые довелось слышать как смеётся Зарт — в его смехе было что-то очень подкупающее.
У Томаса в запасе было много вопросов. Очень много. И Чак, и все другие приютели выдавали ему информацию по крохам. А вот Зарт ничего не имел против «а поговорить». Но Томасу вдруг расхотелось болтать. В его мыслях ни с того ни с сего возникла новоприбывшая девушка, потом Бен, потом мёртвый гривер — вроде бы сама по себе неплохая штука, но... Похоже, во всём было своё «но».
Да, его новую жизнь сладкой не назовёшь.
Он глубоко вздохнул. «Работай давай», — сказал он себе. И последовал собственному совету.
Через пару часов после полудня, когда настало время перерыва, Томас был едва жив от усталости. Стояние вниз головой и ползание на коленях по грязи — отстой, а не работа. Итак, Живодёрня и Сады — зачёркиваем оба.
«Бегуном! Дайте мне стать Бегуном!» — подумал юноша и ещё раз подивился, почему ему так этого хочется. Но хотя он и не понимал, откуда взялось столь страстное желание, сопротивляться ему было невозможно. Девушка тоже занимала много места в его думах, но мысли о ней он постарался засунуть подальше в закоулки сознания.
Усталый и измочаленный, он направился на кухню — хотелось чего-нибудь перекусить и попить воды. Честно говоря, ему сейчас под силу запросто умять полноценный обед, несмотря на то, что ланч был всего пару часов назад. Даже от свинины бы не отказался.
Он вгрызся в яблоко, потом плюхнулся на землю рядом с Чаком. Ньют тоже был здесь, но сидел в сторонке, ни на кого не обращая внимания. Глаза у него воспалились, а лоб изрезали глубокие морщины. Томас видел, как бывший Бегун кусал ногти — раньше такого за Ньютом, кажется, не водилось.
Чак тоже это заметил и озвучил вопрос, вертевшийся в голове у Томаса.
— Да что с ним такое? — прошептал мальчик. — Выглядит ну в точности, как ты, когда только выполз из Ящика.
— Почём я знаю? — ответил Томас. — Пойди да спроси!
— Эй вы, я слышу каждое ваше клятое слово! — отозвался Ньют в полный голос. — Не удивительно, что народ терпеть не может спать рядом с вами, шенки долбаные.
Томас покраснел, словно воришка, но он искренне беспокоился — Ньют был одним из немногих, кто ему по-настоящему нравился.
— Что с тобой такое? — спросил Чак. — Не в обиду будь сказано, но выглядишь ты, как куча плюка.
— Да всё! Всё просто распрекрасно! — огрызнулся Ньют и замолчал, уставившись в никуда. Томас хотел было вывести его из прострации, задав очередной вопрос, но тот и сам заговорил:
— Девчонка из Ящика. Только стонет и бормочет что-то несусветное, но не просыпается. Медяки во всю стараются, кормят её, а она ест всё меньше и меньше. Говорю вам, вся эта хренотень — сплошная лажа!
Томас посмотрел на своё яблоко, откусил. Оно теперь показалось ему настоящей кислятиной — до того он волновался за девушку, переживал, чтобы с нею было всё хорошо. Как будто они были добрыми знакомыми...
Ньют глубоко вздохнул.
— Фигня какая-то. Но по-настоящему меня тревожит кое-что другое.
— И что? — спросил Чак.
Томас с любопытством наклонился вперёд. Слова старшего товарища так заинтриговали его, что даже мысли о девушке вылетели из головы.
Ньют перевёл взгляд на один из выходов в Лабиринт, и глаза его сузились.
— Алби и Минхо, — прошептал он. — Они уже давно должны были вернуться.
И снова Томас гнул спину, выдёргивая сорняки, и считал минуты до конца рабочего дня. Он постоянно поглядывал в сторону Западной двери — не появятся ли Алби с Минхо. Ему, по-видимому, передалось беспокойство Ньюта.
Ньют сказал, они должны были вернуться около полудня — вполне достаточно времени, чтобы добраться до дохлого гривера, потом часок-другой исследовать что и как, и возвратиться. Не удивительно, что он был вне себя от тревоги.
Когда Чак предположил, что они, должно быть, просто заисследовались, Ньют наградил его таким взглядом, что Томасу показалось: с Чаком вот-вот произойдёт спонтанное возгорание.
И ещё одного выражения на лице Ньюта он никогда не забудет. Когда Томас спросил, почему бы ему, Ньюту, и другим попросту не пойти в Лабиринт и не пуститься на поиски своих друзей, лицо бывшего Бегуна исказилось: кожа позеленела, щёки ввалились. Мало-помалу Ньют овладел собой и объяснил, что посылать поисковую группу запрещено правилами: как бы не потерять ещё больше людей. Но в появившемся на его лице выражении нельзя было усомниться.
Лабиринт наводил на Ньюта ужас.
Что бы ни случилось с ним там когда-то, возможно, то самое, связанное с травмой лодыжки — это было воистину страшно.
Томас постарался не думать об этом и сосредоточил всё своё внимание на выдёргивании сорняков.
