Лабиринт наводил на Ньюта ужас.
Что бы ни случилось с ним там когда-то, возможно, то самое, связанное с травмой лодыжки — это было воистину страшно.
Томас постарался не думать об этом и сосредоточил всё своё внимание на выдёргивании сорняков.
За обедом в тот вечер царило уныние, никак не связанное с качеством еды. Котелок и его подручные приготовили роскошную трапезу: бифштекс, картофельное пюре с зелёными бобами и горячие булочки. Томас быстро смекнул, что все шутки насчёт Котелка и его стряпни — только шутки и есть. Обычно каждый уплетал свою порцию и просил добавки. Но сегодня вяло жующие приютели напоминали мертвецов, восставших из гроба ради последней скорбной трапезы, после чего им надлежало ввергнуться во владения дьявола.
Остальные Бегуны вернулись в обычное время. Томас наблюдал за Ньютом, и беспокойство его нарастало. Тот метался от Двери к Двери, от Бегуна к Бегуну, не скрывая владеющей им паники. Но Алби с Минхо так и не появились. Ньют приказал приютелям идти обедать, зря, что ли, Котелок старался, но сам остался на часах, следить, не появятся ли припозднившиеся. Никто не проронил ни слова, но Томас и без этого знал, что час закрытия Дверей не за горами.
Томас наравне с другими мальчишками послушался приказания командира и теперь сидел за столом для пикника у южной стены Берлоги. Рядом с ним обедали Чак и Уинстон. Сам Томас проглотил только пару кусков — больше в горло не лезло.
— Всё, не могу больше сидеть здесь, пока они блуждают где-то там! — воскликнул он и отшвырнул вилку. — Пойду к Ньюту, понаблюдаю за Дверьми.
Он встал и устремился прочь. Чак, само собой, увязался за ним.
Они нашли Ньюта у Западной двери — тот вышагивал взад-вперёд, ероша свои длинные волосы. Заметив Томаса с Чаком, он поднял взгляд.
— Да где они запропастились! — Голос бывшего Бегуна звенел и срывался.
Томас был тронут: Ньют так тревожился об Алби и Минхо, словно те были его родственниками.
— Почему бы нам не послать поисковую партию? — снова предложил он. Так глупо торчать здесь и сходить с ума от беспокойства, когда можно выйти наружу и найти потерявшихся!
— Твою м... — начал Ньют и осёкся. Он на секунду закрыл глаза и глубоко вдохнул. — Нельзя. О-кей? Ну что ты заладил? Это сто процентов против правил. Особенно когда проклятые Двери вот-вот закроются.
— Но почему? — настаивал Томас, поражаясь Ньютову упрямству. — Разве гриверы не нападут на них, если они останутся там на ночь? Надо что-то делать!
Ньют подскочил к нему; его лицо пылало, в глазах горела ярость.
— Да заткни пасть, Чайник! — завопил он. — Ты здесь на хрен ещё и недели не провёл! Думаешь, я бы не поставил свою жизнь на кон, чтобы спасти этих недотёп?
— Не... я... извини... не имел в виду... — заикался Томас, не зная, что сказать. Он ведь только пытался помочь...
Лицо Ньюта смягчилось.
— До тебя, я вижу, ещё не дошло, Томми. Выйти туда ночью — это то же самое, что подписать себе смертный приговор. Мы только выбросим на помойку ещё больше жизней. Если эти шенки не вернутся... — Он помолчал, словно колеблясь, говорить ли то, о чём, несомненно, думали все. — Они оба принесли клятву так же, как и я. Как все мы. Как и ты поклянёшься, когда придёшь на свой первый Сбор, где тебя определят к Стражу. Никогда не выходить ночью. Чтобы ни случилось. Никогда.
Томас посмотрел на Чака — мордашка у того посерела, как и лицо бывшего Бегуна.
— Ньют этого не скажет, — проговорил мальчик, — так давай я. Если они не возвращаются, значит, они мертвы. Минхо ни в жисть не заблудится, для него это просто невозможно. Они мертвы.
Ньют молчал. Чак повернулся и, низко опустив голову, побрёл к Берлоге. «Мертвы?» Положение стало столь тяжёлым, что Томас не знал, как ему реагировать на слова мальчика. В душе образовался бездонный чёрный провал.
— Шенк прав, — размеренно сказал Ньют. — Вот почему мы не выходим. Не имеем права делать ситуацию ещё хуже, чем она уже есть.
Он положил руку на плечо младшего товарища, потом бессильно уронил её. В глазах парня заблестели слёзы. Томас был уверен, что даже в мрачном хранилище его украденных воспоминаний он не нашёл бы образа печальнее. Сгущающиеся сумерки усугубляли царящие в сердце скорбь и ужас.
— Двери закроются через две минуты, — проговорил Ньют, и это краткое и бесповоротное заключение раздалось в их ушах похоронным звоном. Затем парень повернулся и, ссутулившись, молча зашагал прочь.
Томас покачал головой и вновь вперил взор в Лабиринт. Он был едва знаком с Алби и Минхо, но в груди у него ныло при мысли о них, потерявшихся в переплетении коридоров, убитых чудовищными созданиями, подобных тому, которое он видел через окошко в своё первое утро в Приюте.
Громоподбный раскат раздался со всех сторон. Томас вздрогнул и оторвался от своих невесёлых мыслей. Затем послышался скрежет камня о камень: стены двигались — Двери закрывались на ночь.
Правая стена громыхала по блокам покрытия, поднимая фонтаны пыли и осколков. Ряд соединительных штырей, такой длинный, что, казалось, уходил прямо в небо, приближался к соответствующим отверстиям в левой стене, готовый запечатать проход до наступления утра. В который уже раз Томас с трепетом наблюдал за перемещением каменных громад — оно нарушало законы физики. Просто невозможно.
И тут краем глаза он заметил слева какое-то движение. Что-то происходило внутри Лабиринта, в конце длинного коридора прямо напротив входа.
Сначала он почувствовал укол паники и отшатнулся: а вдруг это гривер? Но вскоре стали ясно различимы две фигуры — спотыкаясь на заплетающихся ногах, они изо всех сил торопились к Двери. Пелена страха спала с глаз Томаса, и он узнал Минхо: тот буквально тащил на себе Алби, висевшего у него на плече. Минхо вскинул взор и увидел Томаса. Глаза у Чайника едва не выскакивали из орбит.
— Они его достали! — крикнул Минхо. Голос прозвучал слабо и надломленно — Бегун был измождён до крайности. Казалось, каждый его шаг мог стать последним.
Томас был так ошеломлён поворотом событий, что не сразу опомнился.
— Ньют! — наконец закричал он, с трудом отрывая взор от Минхо с Алби, чтобы взглянуть в ту сторону, куда ушёл старший товарищ. — Они возвращаются! Я вижу их!
Он понимал: надо бежать в Лабиринт и помочь им, но правило «никогда не покидать Приют» уже прочно укоренилось в его сознании.
Ньют уже почти добрался до Берлоги, но, услышав зов Томаса, мгновенно развернулся и, прихрамывая, припустил бегом обратно к Двери.
Томас со страхом смотрел на происходящее в Лабиринте. Минхо не смог удержать Алби, и тот тяжело рухнул на землю. Бегун из последних сил пытался вновь поставить его на ноги, но безуспешно, и наконец, оставив попытки, схватил безвольные руки товарища и потащил его по каменному покрытию.
Но до спасительного выхода оставалось ещё добрых сто футов.
Правая стена, казалось, наращивала скорость, тогда как Томас отчаянно желал, чтобы она замедлила движение. До полного закрытия оставались считанные секунды. У них не было ни малейшего шанса выбраться вовремя. Ни малейшего.
Томас обернулся к Ньюту: со своей хромотой тот, как ни напрягался, пробежал только половину пути.
Снова взгляд внутрь Лабиринта, потом на движущуюся стену: осталось несколько футов — и всё кончено.
Минхо споткнулся и растянулся на полу. Нет, никак не успеть! Время вышло. Вот и всё.
Томас слышал крики Ньюта у себя за спиной: «Не смей, Томми! Не смей, чёртов дурак!»
Штыри справа походили на направленные вперёд клинки, они стремились в отверстия слева, как меч в ножны, желая найти отдых на всю ночь. Оглушительный грохот и скрежет захлопывающейся Двери наполняли воздух.
Пять футов. Четыре. Три. Два.
Томас знал, что выбора у него нет. И он сделал шаг. Вперёд. В последнюю секунду проскользнул между соединительными штырями и вступил в Лабиринт.
Стены столкнулись за его спиной, эхо громогласного «бум!» прокатилось по коридорам и отразилось от покрытых плющом стен, превратившись в раскат безумного хохота.
ГЛАВА 17
На несколько секунд, казалось Томасу, мир вокруг застыл. После грохота захлопнувшейся Двери наступила мёртвая тишина. Небо окутала завеса тьмы, словно само солнце страшилось того, что скрывал в себе Лабиринт; в сгустившихся сумерках циклопические стены приняли вид громадных склепов на заросшем гигантской травой кладбище для великанов.
Томас прислонился к грубому камню, сам не веря в то, что натворил, и исполнился ужаса перед неизбежными последствиями.
Из состояния прострации его вывел пронзительный крик Алби. Минхо тихо стонал. Томас оттолкнулся от стены и побежал навстречу приютелям.
С неимоверными усилиями Минхо удалось подняться, но выглядел он ужасно, даже в скудном свете сумерек — потный, грязный, всё его тело превратилось в один сплошной синяк. Но у валяющегося на полу Алби вид был ещё хуже: от одежды остались только клочья, руки покрыты ранами и кровоподтёками. Томаса передёрнуло от ужаса. Неужели Алби подвергся атаке гривера?
