Этого точно у нас не отнять, до конца буду парнем твоим. Все невзгоды и трудности мы победим. И пускай ливни льются сейчас, не разлучить им никогда нас. Навсегда вместе мы — ты и я. Подойди, я укрою тебя от дождя.
Четко артикулируя «Эла-эла, эй-эй» я закончил читать, то есть петь свой «Зонтик», откинул левую руку с настоящим зонтом чуть назад, как бы облокачиваясь, и стукнул большим пальцем правой руки в левую сторону груди. Рианна изящнее танцует, но хотя бы не пантомиму в стиле Пьера Ришара устроил. Отработал без падений и то — хлеб. Пять минут позора и весь день свободен.
Раскланявшись с преподавательницей, я выскочил за дверь с рюкзаком в руках. Всё это время в аудитории стояла жуткая тишина. Только прислонившись к двери я услышал слабые аплодисменты.
Трудно жить в теле парня на гормональном пике. Чуть что, срывает башню. Хочется доказывать насколько ты крут бесконечно.
После ранения, лечения в госпитале, увольнения со службы, с помощью друзей я устроился тренером в секцию вольной борьбы в местный дом культуры. Поближе к жене. Работая там с детишками и подростками, частенько заглядывал к ней посмотреть на танцевальные номера. Она у меня вела школу танцев «X-Woman». Там и движения сами собой разучились. Хотя со своей хромой лапой — куда, кому мне их показывать. Да городу даже профи не особо нужны: через два года в доме культуры сделали бизнес-центр. Танцы остались: задницы и живота. Тверк и индийские. Остальных попросили на выход.
Спохватившись, я с силой растер лицо. Надо жить сегодняшним днем. А это значит снова бежать на поклон. К тренеру футбольной команды.
Наш тренер по физической подготовке и школьной команды Герберт Чапмен поначалу отучился в Шеффилдском техническом колледже. С детства играл в футбол, но профессиональных команд тридцать лет назад не существовало. Потому он работал стендапером в местных пабах, боксировал на нелегальных поединках — крутился как умел. Играл в футбол в трех разных клубах, а в тридцать девять возглавил замшелый футбольный клуб из рабочих-шахтеров. Ведь Новый Шеффилд стоял на крупнейшем месторождении угля. Десять лет тренер там страдал, пока в нашу гимназию не позвали.
Суровый плотный мужик, с круглым лицом и умными глазами. Носил маску «своего парня», но был требовательным и жестким, если надо.
Угораздило Эйва с ним расплеваться.
Герберт нашелся на футбольном поле. Физическое воспитание ставят на уроки попозже: пятые или шестые, седьмые, если они случаются. Перебегавшие подростки с трудом усваивают материал уроков. Так что Чапмен был счастливчиком: мог поспать подольше.
Судя по его хмурому лицу, сам он так не считал. Надувал и зашнуровывал футбольный мяч, пока пацаны-первогодки из двух классов носились по полю. Девушки по своему выбору могли заменить физкультуру на домоведение или конные прогулки верхом. Если вы представили свирепого жеребца, уносящего вдаль беспомощную деву — разжмурьтесь. Парочка пони и кобылка в годах резвились в конюшне гимназии. Через улочку.
Очередь на них была словно на распродаже в черную пятницу. На первом году обучения. У среднего класса особо денег нет на верховую езду. В гимназии она считай бесплатно. Ко второму году обучения многие уже понимали: выездка на лошади — это общественный ритуал для избранных.
А избранные женятсявыходят замуж за избранных.
Потому сейчас девушек из двух классов не было. Даже теннисный корт пустовал. Только одна амазонка стреляла из лука на двадцати метрах в мишень. Сбоку тир закрывал заборчик, но стук стрелы о мишень было слышно.
— Добрый день, мистер Чапмен! — бодро поздоровался я.
— Он был добрым до тебя. — отозвался тренер.
— Тренер, сэр, позвольте мне принести свои глубочайшие извинения за события прошлого года. — не дал я сбить себя с толку.
Чапмен промолчал. Он шнуровал мяч, и эта работа была совсем не проста. От качества шнуровки зависело многое. Сам мяч был фирмы «Mitre», коричневого цвета, из двенадцати прямоугольных полосок кожи, сгруппированных в шесть пар. Эта версия волейбольно-футбольного мяча быстро разбухала от воды и плохо летела. В грязи на поле его не было видно. Камера уже из резины, но никаких пятиугольных вставок из черно-белых многоугольников. Если правильно не зашнуровать, мяч вообще принимал форму элипсоида — таким тупо не поиграть нормально.
— Сэр, позвольте вам помочь. — Я присел, схватив осторожно мяч руками. — Знаете я тут подумал такую штуку. В прошлом году ассоциация предлагала использовать белые мячи.
Это был жуткий фейл. Герберт Чапмен был одним из тех, кто поддержал нововведение футбольной ассоциации Англии. Правда ратовал за тест на предсезонках. Вот там выяснилось смешное: вратари плохо видели белый мяч. При ярком солнце он вообще становился невидимкой. Игроки, у которых была белая форма, могли неспешно заталкивать мяч в ворота пузиком. Никто не увидит, включая судью.
— Я разработал новый дизайн мяча. — не отставал от Чапмена.
Вот тогда он ожил. Ухмыльнулся, вздернул бровь.
Вот жеж свинота высокомерная.
— Проблема в работе симметрии и равном сочетании черно-белого цвета. Чтобы все видели его при любой погоде. — сказал, не обращая внимания на его гримасу. — Мяч есть усеченный икосаэдр. Вернее, его проекция на сферу.
Это вам любой нормальный учитель в десятом классе расскажет на уроке геометрии про правильные многоугольники. На нормальной Земле, разумеется. Чем еще пацанов заинтересовать на уроке? Рассказать, как мячик из икосаэдра сделали. Я внезапно вспомнил. Когда думал, как мне тренера умаслить.
— Иди уже, икосаэдр. — беззлобно посоветовал тренер.
Отлично. У меня новая кликуха и никаких перспектив в команде.
Тяжело выдохнул, разворачиваясь: ожидаемо будет трудно. Ничего, я его достану. Матч со школой Бромптона на выход в полуфинал Национального кубка через две недели. Чапмен еще поворочается на кровати, подумает кого в нападение ставить. Неделя бессонницы и он сдастся.
Но я ошибся.
— На поле иди, — донеслось сзади от Чапмена. — Бутсы в раздевалке возьмешь.
Не веря ушам, повернулся к тренеру и едва успел поймать свисток.
— Отсуди нормально. — буркнул Герберт. — Набор этого года просто клоуны.
— Спасибо, тренер! Я постараюсь! — гаркнул обрадовано.
Быстро сняв свои модные штиблеты в раздевалке, я напялил свои запасные бутсы, пылившиеся в ящике тренера под его столом. В хорошей футбольной команде всегда был свой сапожник. Он снимал мерки и готовил бутсы. Нормальными назвать их было трудно: тяжеловатые, с высоким кроем для защиты игрока, с круглыми шипами из твердой кожи.
Как игрок нападения, Эйв договорился с обувщиком на личную обувь. Она
