Рука Рамона ласково коснулась ее щеки, Кэти подняла глаза, блестящие от слез, очарованная той новой нежностью, которая появилась в его лице.
– Кэти, я бы женился на тебе, даже если бы ты венчалась с этим животным в каждой церкви на земле, а потом разводилась с ним в каждом суде.
Кэти с трудом узнала в хриплом шепоте свой голос:
– Я думала, что ты разъярился из-за того, что я позволила тебе полюбить меня и не сказала о своем замужестве.
Он покачал головой:
– Меня разозлила твоя ложь. Ты сказала, что твой муж жив, чтобы легче было отказать мне – ты не хотела стать моей женой. Я понимал, что ты напугана своим внезапным чувством ко мне. А я не мог оставаться здесь дольше, чтобы побороть твой страх. Я был взбешен от своего бессилия.
Кэти приподнялась на цыпочки и поцеловала его в теплые чуткие губы, но, когда он попытался сжать ее в объятиях, она отстранилась, чтобы не искушать себя:
– Кажется, мне лучше переговорить со своими родителями, прежде чем я совсем потеряю разум. Не считая сегодняшнего, у нас осталось всего три дня, чтобы выиграть сражение.
Кэти подошла к кофейному столику, подняла телефонную трубку и стала набирать номер. Взглянув на Рамона, она сказала:
– Я собиралась сказать, что мы приедем к ним, но мне кажется, будет лучше пригласить их сюда. – Она смущенно улыбнулась. – Они могут выгнать тебя вон из своего дома, но не из моего.
Она гладила его по взъерошенным волосам, одновременно пытаясь придумать, как начать. Когда мать наконец ответила, Кэти окончательно растерялась:
– Привет, мам! Это я.
– Кэти, что-нибудь случилось? Половина десятого!
– Нет, ничего не случилось… – Она сделала паузу. – Если еще не очень поздно, я надеюсь, что вы с папой сможете приехать ко мне на бокал вина.
Мать рассмеялась:
– Думаю, что сможем. Мы как раз вернулись с ужина в клубе. Нам не помешает поужинать еще раз.
Кэти мучительно думала, как подготовить родителей, и, пытаясь задержать мать у телефона, сказала:
– Только вино захвати, пожалуйста, с собой. У меня нет ничего, кроме виски.
– Очаровательное приглашение, дорогая! Что еще привозить?
– Транквилизаторы и нюхательную соль, – невнятно пробормотала Кэти.
– Что, прости, дорогая?
– Ничего, мам. Я кое-что собираюсь тебе сообщить. Но прежде мне надо у тебя спросить. Помнишь, когда я была маленькой, ты сказала мне, что ты и папа всегда будете любить меня, что бы я ни сделала? Ты сказала, что я для вас всегда ваша Кэти, ты…
– Кэти! – резко прервала ее мать. – Если ты намерена была напугать меня, то у тебя это уже получилось.
– Я не хотела, – несчастно вздохнула Кэти. – Мам, здесь Рамон. Я собираюсь в воскресенье уехать вместе с ним в Пуэрто-Рико и там стать его женой. Об этом мы и хотим поговорить сегодня вечером с тобой и папой.
На секунду наступила тишина, затем из трубки донеслось:
– Нам тоже хотелось бы с тобой поговорить, Кэтрин.
Кэти повесила трубку и посмотрела на Рамона, который приподнял бровь в немом вопросе. Кэти пыталась казаться веселой, но получалось кисло. Ох, что сейчас заварится!
Она смотрела в окно, рядом с ней стоял Рамон и заботливо обнимал ее за плечи. По скорости, с которой пара передних фар ворвалась на стоянку около дома, она поняла, что приехали ее родители. Кэти направилась к двери, когда голос Рамона остановил ее:
– Кэти, если бы я мог снять с тебя эту тяжесть, я бы сделал это. Но это не в моей власти – я только могу обещать тебе, что это единственное несчастье, которое я причинил тебе умышленно.
– Спасибо, – страстно прошептала она, вложила свою руку в его протянутую ладонь и почувствовала силу его пожатия. – Я когда-нибудь говорила тебе, как я люблю слушать твои признания?
– Нет, – сказал он со слабым смешком. – Как раз самое время.
Но у Кэти уже не было времени для ответа, нежного или насмешливого, – в прихожей надрывался звонок.
Отец Кэти, известный своим обаянием и хорошими манерами, стремительно ворвался в квартиру, пожал протянутую руку Рамона и сказал:
– Мы рады вас видеть, Гальварра, и будем счастливы встретиться с вами еще – лет через тридцать. Вы нам чертовски потрепали нервы, предложив Кэти стать вашей женой. Вы просто сошли с ума, если надеетесь, что мы согласимся с этим.
Мать Кэти, прославленная среди друзей своей способностью оставаться хладнокровной даже в самых необычных ситуациях, как жонглер, держала по бутылке ликера в каждой руке.
– Мы этого не потерпим, – объявила она. – Мистер Гальварра, мы просим вас удалиться. – Бутылка величественно указала на дверь. – А ты, Кэтрин, иди в свою комнату. – Другая бутылка дернулась в противоположную сторону.
Кэти смотрела на родителей, как загипнотизированный кролик смотрит на удава. Наконец она пришла в себя настолько, чтобы сказать:
– Папа, садись. Мама, ты тоже.
Они как подкошенные упали в кресла. Кэти открыла рот, чтобы заговорить, но, увидев, как мать сжимает бутылки за горлышки, отобрала их у нее:
– Мам, поставь, а то поранишься.
Освободив мать от опасного оружия, Кэти выпрямилась, пытаясь придумать, как начать, провела ладонями по своим персиковым бедрам, ничего не придумала и бросила беспомощный взгляд на Рамона. Рамон обнял ее за тонкую талию, игнорируя свирепый взгляд отца, и спокойно сказал ему:
– Кэти согласилась поехать со мной в Пуэрто-Рико, где мы поженимся. Мы уезжаем в воскресенье. Я понимаю, насколько сложно для вас это принять, но для Кэти необычайно важно знать, что вы ее поддерживаете.
– Поддерживаем?! Да вы с ума сошли! – закричал мистер Конелли.
– В таком случае, – спокойно продолжал Рамон, – вы заставляете ее выбирать между нами, и это плохо для нас всех. Она так или иначе поедет со мной, но будет ненавидеть меня как причину разрыва с вами. Но она также будет ненавидеть и вас за то, что вы пытались разрушить ее счастье. Главное, ей будет больно. Для меня же очень важно, чтобы Кэти была счастлива.
– И для нас тоже, – проскрипел отец Кэти. – И что за жизнь вы можете ей предложить на какой-то ферме в Пуэрто-Рико?
Кэти заметила, как побледнел Рамон, и за это она была готова задушить отца. Он не смеет унижать ее жениха! Но когда Рамон заговорил, его голос был спокойным:
– У нее будет маленький дом, в котором не протекает крыша и можно жить. У нее всегда будут еда и одежда. И я подарю ей детей. Кроме этого, я не могу обещать Кэти ничего – за исключением того, что каждый день она будет просыпаться, зная, что любима.
Глаза матери наполнились слезами, враждебность исчезла с ее лица, когда она взглянула на Рамона.
– О мой Бог! – прошептала она.
Однако отец Кэти уже разогрелся для сражения.
– Получается, Кэти будет работать как батрачка, не так ли?
– Нет, она станет моей женой!
– Фермершей, – с презрением бросил отец. – Легкая жизнь, ничего не скажешь.
Рамон сжал зубы и побледнел еще сильнее.
– Да, конечно, у нее будут какие-то обязанности.
– А вы отдаете себе отчет, что Кэти за всю свою жизнь была на ферме только один раз, мистер Гальварра? Я могу красочно описать это событие.
Его безжалостный взгляд устремился на испуганную дочь.
– Ты не хочешь ему рассказать об этом, Кэтрин, или я попробую?
– Папа! Мне было всего лишь двенадцать лет.
– Там было еще трое твоих друзей, Кэтрин. Но они не кричали, что фермер – убийца, и не отказывались потом в течение двух лет есть цыплят. Они не находили лошадей «зловонными», а коров «чудовищами» – это мирных-то коров! – они не считали богатую ферму, приносящую миллионные доходы, огромной помойкой с мерзкими животными.
– Конечно, – огрызнулась Кэти, – им посчастливилось не упасть в кучу навоза, их не щипали гуси, их даже не мчала шалая лошадь!
Поспешно повернувшись к Рамону, она хотела оправдать себя в его глазах. Но кажется, что его эта трагическая история просто рассмешила.
– Вы смеетесь, Гальварра, – в ярости бросил мистер Конелли, – но вы перестанете смеяться, когда узнаете, что для Кэти жить по средствам означает тратить все, что у нее есть, и получать все, что ей хочется, за мой счет. Она не умеет ничего готовить, только положить содержимое банки на тарелку; она не знает, как нитка вдевается в иголку, она…
– Райен, ты преувеличиваешь! – неожиданно обиделась миссис Конелли. – Кэти после окончания университета живет на собственные деньги, а шить и готовить она давно уже научилась.
Казалось, что Райен Конелли взорвется:
– Я до сих пор так и не понял, что это было за блюдо – то ли рыба, то ли сова, и ты, между прочим, не поняла тоже!
Кэти невольно засмеялась.
– Это были грибы, – объяснила она, повернувшись к Рамону. – Я их приготовила, когда мне было четырнадцать. Какая незаслуженно долгая память суждена той сковородке грибов! – От смеха у нее выступили слезы, она вытерла их и подняла на Рамона свои лучистые глаза. – Ты знаешь, мне вообще-то казалось, что родители сочтут тебя недостойным такой жены. Кажется, получается наоборот?
