— Они знали о связи «Консуэлы» с проектом в Паксто, — сказал Гарса. — Поэтому не так уж и невероятно.
Это, похоже, заставило Кальдерона задуматься. Он кивнул и, пригубив из бокала, сказал:
— Да, это действительно тревожит. Они не должны были знать о Паксто. Но все равно глупо связывать эти два события, не располагая большей информацией. Одно может не иметь к другому ни малейшего отношения.
— Ты действительно так думаешь, Йойо? — мягко спросил Ибанес.
Глядя в его морщинистое, черепашье лицо, Кальдерон ответил:
— А почему бы и нет? Вспомни, что было восемь или девять лет тому назад? Тот черномазый маньяк порубил на кусочки Терезу Варгас, и это не было ни с чем не связано, я имею в виду деловые интересы. Какой-то дикарский культ, что угодно… здесь, учитывая эти кошачьи следы, могло быть то же самое. Это Майами, тут и не такие вещи бывают. Конечно, трудно представить, что такое может случиться с человеком, которого ты знаешь, но тут уж ничего не поделаешь. Это произошло с девушкой Варгас и теперь случилось с Фуэнтесом. Это одна версия. Есть и другая, связанная с политикой. Тони финансировал Сопротивление, это ни для кого не тайна. Не исключено, что ответ в этом.
— Ты думаешь, Фидель послал агента, чтобы убить Антонио Фуэнтеса? — недоверчиво спросил Гарса.
— Конечно нет. Я просто предлагаю логически обоснованные версии. Далее, посмотрим, как обстоят дела с этим колумбийским проектом «Консуэла». Все идет по графику, как было оговорено, ни о каких сбоях неизвестно, поэтому колумбийский след представляется маловероятным. Вариант с маньяком и то правдоподобнее. В конце концов, у того черномазого могли найтись последователи, и, может быть, на сей раз они охотятся не за беременными женщинами, а за мужчинами.
— Но ведь колумбийскую версию ты тоже проверишь, верно? — спросил Ибанес.
И снова Кальдерон увидел этот взгляд, которым обменялись эти двое. «Консуэла» относилась к зоне его ответственности, и если здесь возникали какие-то вопросы, то решать их предстояло именно ему. Он получал четверть, нет, теперь треть прибылей, но эти деньги приходилось отрабатывать, да еще как. Порой это немного обижало, хотя на самом деле он предпочитал заниматься серьезными делами сам, а не полагаться на эту парочку viejos, старых пердунов. Однако ответил Кальдерон не сразу, как бы желая показать, что он им не мальчик на побегушках.
— Конечно, Фелипе. Непременно это сделаю.
Остаток ланча прошел в учтивом обсуждении не столь животрепещущих вопросов бизнеса, местной политики и их различных интересов. После ланча Кальдерон позвонил своему водителю по сотовому телефону и, выйдя на улицу, увидел, что его ждет белый «линкольн». Водитель отвез его обратно в главный офис его фирмы, расположенный в новом зеркально-стеклянном кубе на Андалусии в Корал-Гэйблз. Личный офис Кальдерона был оформлен красным деревом, кожей и потертыми персидскими коврами — все неброское, но очень дорогое, подобранное дизайнером интерьеров; их кубинские бизнесмены нанимали нечасто. Кальдерон не хотел, чтобы его связывали с теми кубинцами, потомками лавочников из Гаваны, разбогатевшими в Америке, но сохранившими прежние вкусы и замашки. Cursileria. Этим словом обозначали стиль таких людей, вульгарный и крикливый.
В раздражении он сорвал гнев на подвернувшихся под руку сотрудниках, после чего устроил совещание по поводу проекта комплексного жилищного строительства в курортной зоне, который он начал осуществлять близ Неаполя, на западном побережье штата. Это был самый крупный проект из когда-либо затевавшихся им, и его финансирование, на которое его собственного капитала недоставало, осуществлялось по весьма рискованной схеме кредитования. Барыши ожидались колоссальные, но на данный момент он немного превысил лимит, что и было основной причиной создания «Консуэла Холдинг». Правда, деньги, вырученные от операции с древесиной, должны были поступить как раз вовремя для оплаты первой серии счетов «Консуэла Коаст Рисорт энд Кондоминиума», компании по освоению и развитию побережья. Если все остальное пойдет по графику.
Оставшись один, он набрал номер в Кайли, Колумбия, и после нескольких коротких разговоров по-испански со всякой мелкой шушерой его соединили с человеком, говорившим тихим, спокойным голосом. Кальдерон понимал, что Габриэль Хуртадо был из тех, кого средства массовой информации США называют наркобаронами, но умел заставить себя об этом не думать, ибо был человеком с аристократическими претензиями и привычками, а такие люди обладают прирожденным талантом игнорировать источники чьего-либо богатства, если это настоящее богатство. В конце концов, начало благосостоянию таких семей, как Кеннеди и Бронфманы, положила контрабанда спиртным во времена сухого закона, а предки большинства его друзей, выходцев с Кубы, поднялись на работорговле или эксплуатации рабского труда. Деньги, как говорится, не пахнут, да Хуртадо и не был заурядным головорезом. У него были хорошие связи с правительством его страны, и он был так же надежно изолирован от убийц наркокартелей, как Джо Кеннеди от пулеметов Аль Капоне. Поток денег из Латинской Америки для надежных вложений течет через Майами полноводной рекой, и, хотя было бы неблагоразумно привлекать к их происхождению пристальное внимание, многие такие доллары, с легкой руки Хуртадо, были вложены в проекты «Кальдерон Ассоушиэйтс, инк», к взаимному обогащению обоих партнеров.
Они обменялись любезностями, а потом Кальдерон рассказал ему о событиях последних нескольких дней, особо подчеркнув, что маньяк в офисе Антонио Фуэнтеса знал о происходящем в Паксто.
— Я звоню для того, — продолжил он, — чтобы проверить, нет ли утечки с вашей стороны.
— Это невозможно, — ответил Хуртадо. — Мои люди умеют держать язык за зубами.
Слова эти прозвучали с несомненной уверенностью, хотя о том, что лежало в основе этой уверенности, Кальдерон благоразумно не задумывался.
— Возможно, — сказал он, — кто-то захотел насолить нам или вам. Конкурент, считающий, будто его обделили барышами… или оставшийся недовольным комиссионными… да мало ли что.
Последовало молчание.
— Я займусь этим, — заявил наконец собеседник. — В Сан-Педро был какой-то чокнутый священник, который угрожал напустить вонищи, но он уже вне игры. Но тут оказывается, по Майами шатается какой-то carbon, козел, с информацией, которой у него быть не должно. Что будем делать с этим Йойо?
— Делами на этом конце маршрута займусь я, — заверил его Кальдерон.
— Тебе может потребоваться помощь.
— Я справлюсь, Габриэль. Я просто сверялся с тобой.
— Хорошо, но я хочу, чтобы ты помнил: у меня есть обязательства перед людьми там. Я говорю о важных людях. Это происшествие не должно нам повредить. Ты понял, да?
— Да. Абсолютно.
— Хорошо. Твоя семья в порядке? Оливия, Виктория, Джонни?
— У них все прекрасно, — ответил Кальдерон.
— Хорошо. Держи меня в курсе, ладно?
Связь прервалась, прежде чем Кальдерон успел ответить. Впрочем, все равно это был риторический вопрос. Сейчас Кальдерон пытался вспомнить, говорил ли он Хуртадо в ходе их продолжительных деловых отношений о своей семье. О таких вещах он, как правило, предпочитал не распространяться, поскольку придерживался старомодного кубинского правила — строго разделять мир деловых отношений и внутренний мир дома. И уж, во всяком случае, не было сомнений в том, что до сих пор Хуртадо ни разу не называл их по именам. Ему вдруг захотелось уйти из офиса и основательно выпить.
Мойе наблюдает за миром, который проплывает мимо него. Он видит его из окон металлического каноэ уай'ичуранан, скользящего по сухой земле, мысленно повторяя слово «машина». Он благодарен Огненноволосой женщине за то, что она его ему сообщила. Всегда хорошо знать имена вещей. Рад он также тому, что познакомился с Кукси и получил ответы на многие вопросы, которые его беспокоили. Теперь он понимает, что уай'ичуранан не могут перемещать звезды на небе. Оказывается, они даже не знали, что являются мертвецами, и искренне считали себя живыми людьми. Он снова размышляет о звездах, что они не всегда одни и те же на небе, но подобны деревьям вдоль тропы и точно так же меняются, когда ты проделываешь по земле длинный путь. Это удивляет его, и от этого ему становится слегка грустно.
Машина поворачивает, въезжает на огороженную территорию, где находится несколько зданий, они выходят из нее все трое. Там находятся и другие мертвые люди, включая Обезьяньего парня, который взглядом посылает на Мойе проклятие, не достигающее цели, ибо Мойе отражает его защитным словом на священном языке. Есть там Сердитая женщина, которая говорит слишком много и чересчур громко, и человек с бородой, который говорит медленно и является здешним вождем, и еще один человек, тоже с волосатым лицом, но немногословный. Они переговариваются на своем обезьяньем языке, но с ним говорят по-испански, а когда он не понимает, Кукси повторяет для него их слова на рунийя.
