А у человека, сумевшего воспользоваться безумием ради наживы, не было никаких иных забот и тревог, кроме заботы о полученном наследстве. Он только удивился, насколько легко далось ему это первое в его жизни убийство! Раньше ему убивать не приходилось, он сознательно избегал этого, но теперь стало ясно: он перешел Рубикон.
Глава 9. Заказ.
Дома, наскоро переодевшись, Паша соорудил себе на кухне яичницу, налил водки. С тех пор, как еда превратилась в закуску он совсем разучился готовить. Что-нибудь из пакетика, быстренько в водичку, потом в сметанку и в рот! Где-то он вычитал, что потеря гастрономического интереса — признак деградации. Что же, чудесно! К тому и стремимся.
Паша взял в ладонь рюмку, но потом отставил ее в сторону. Проклятущие мысли не давали ему благодарно принять стопочку для аппетита и для разгона, чтобы к вечеру быть в состоянии эйфории, а ночь провести в забытьи.
Вероника… Девушка со светлыми волосами. Любительница анекдотов про девочку. Она придет сегодня сюда, это как выпить дать. Она будет улыбаться, принесет бутылку, они разопьют ее, окажутся в постели. А потом, возможно, подруга попросит Пашу об услуге: отнести пакет в камеру хранения на автовокзале или передать деньги кому-то третьему. И легенду придумает — закачаешься! Только вот пакет пропадет и деньги исчезнут, а виноват Паша будет. И тогда предложат ему снять деньги со своего счета, да поскорее продать квартиру, чтобы выплатить внезапный этот долг. Так-то.
Все же надо подождать Нику в трезвом виде, чтобы вовремя почуять ловушку, сделать прыжок в сторону, успеть… Пусть она скажет, чего хочет, а тогда мы откажемся и посмотрим, что дальше будет. В принципе, есть два варианта этого будущего: либо Ника исчезнет с космической скоростью, либо она придумает новые фокусы и новую бутафорию. Седову, кстати, припомнился анекдотец с бородкой, рассказанный некогда самой Никой: «Девушка, как пуля со смещенным центром тяжести: попадает в сердце, бьет по карману и выходит боком»! И спасло его только то, что она в сердце не попала.
Паша быстро съел свою глазунью, заварил свежий чай и вышел на балкон покурить. Он снова думал о девушке со светлыми волосами. Какая талантливая пройда! И по крупному работает. Звонарева как липку ободрали. Тысяч на двести баксов обули! Вот только странно, что после такого куша аферисты зарятся на Пашины пятьсот тысяч рублей. Им никогда не много и никогда не мало?
…— Узнала случайно, — Ника кашлянула и пристально вгляделась в безмятежное лицо любовника. — Потеряла ключ от квартиры и пошла к мужу в офис. Секретарша-то меня знает — пустила в его кабинет. Я стала в ящиках стола рыться, запасную связку искать. Смотрю: медицинская карта! Сначала даже за мужа испугалась, не сразу поняла, что это на меня карта. А карта из психбольницы! Понимаешь?!
Все было именно так, как Паша и предполагал: водка — постель — легенда. Сейчас он ощущал ее гладкую кожу своим покрытым испариной бедром, смотрел, как вечер красит сиреневыми тенями ее лицо, вдыхал тепло женского тела, но был печально собран. Ждал. Она говорила все горячее и быстрее:
— Паша, Паша! Он же хочет меня упечь туда! Насовсем. Карта поддельная, но кому какое дело, если заплатить сколько надо.
— Зачем же ему тебя в психбольницу прятать? — как бы невзначай спросил Седов. — Можно просто развестись!
— Да нет же, нет! — Ника привстала на постели и теперь она сидела на коленях, опустив плечи, в трогательной позе обнаженной рабыни. Ее голос звучал почти умоляюще: — Это же на деньги моего отца муж фирму свою открыл! Папа умер, а я — наследница, владелица фирмы. Муж только делами управляет, но везде мои подписи нужны. Я ему никогда не была нужна. Он на деньгах папиных женился и теперь я для него просто помеха. Ты можешь мне не верить, но ведь я не с каждым мужчиной в постель ложусь. До тебя у меня только мой муж и был. Я всегда его любила, всегда. И сейчас надеялась, что все еще может наладиться, но… но теперь точно знаю — не может! Когда я карту увидела, то ему, конечно ничего не сказала, только намекнула, что готова развестись с ним и фирму ему оставить, и сына. Про сына соврала, конечно. Я только хотела знать как далеко он зашел? А он спокойно так ответил мне, что разводиться со мной и не думает, что любит по-прежнему… Я посмотрела ему в глаза, а там такое равнодушие, такая пропасть! — Пальцы Ники снова стали искать на щеке под глазом упавшую ресничку. Павел вдруг вспомнил, что читал где-то когда-то будто лжецы непроизвольно касаются своего лица, когда заведомо лгут. — Он все давно решил, и ему все равно, что я говорю, что делаю. Нет, упрячет он меня в психушку, сгноит за решетку. И к тому же, баба у него есть! Он теперь хочет с ней официально жить, на мои деньги и с моим сыном. А в психушке — кто знает? Чего-нибудь вколят в вену и преставлюсь! Паша, помоги мне!
«Ага! — Подумал Павел, опустив на мгновение взгляд, чтобы скрыть молнию озарения. — Вот и приехали!»
— Чего же я сделать должен?
— Я не знаю… — это она сказала совсем тихо, будто бы не могла решиться произнести свою просьбу.
— Говори, — попросил Паша. — Я все сделаю для тебя. Я люблю тебя.
Последние слова он произнес совсем легко, настолько запредельна была эта ложь, настолько не ощущалась она сердцем. Глаза Ники стали огромными, так широко она распахнула свои черные ресницы.
— Правда? Паша, это правда?
— Правда…
— Ты все сделаешь?
— Да…
Она склонилась над его лицом и, помедлив, одарила долгим поцелуем, вкус которого остался для Паши неразличим. Оторвавшись от его губ, Ника произнесла:
— Помоги мне избавиться от него!
На этот раз озарение напоминало электрический заряд: вот оно! Только не деньги ей нужны, что ей жалкие копейки алкаша! Ей уже жизнь его нужна. Ника тихо убеждала:
— Все будет просто. Мы с тобой получим все деньги. Там много, до конца жизни хватит. Паша, мы будем с тобой вместе, всегда вместе. Я тоже люблю тебя, ты нужен мне. Но пока он жив — мы встречаться не сможем. Ты только помоги мне освободиться. Знаешь, он меня точно в психушке убьет. Там же это легко! Мне не справиться одной. А ты для меня как глоток жизни, как последняя надежда. Кроме тебя нет никого у меня. Некому заступиться, никто не придет. Я боюсь, боюсь, боюсь…
— Но как же я убью его, Ника? — ломался Паша для натуральности. — Никого же никогда не убивал! А если поймают меня? Что же, мне в тюрьме сидеть?
— Пашенька, родной! — Звучал манящий голос сирены, — Что ты говоришь! Разве я позволю тебе в тюрьму попасть? Что ты! Я лучших адвокатов найду, я всем заплачу. Я для тебя все, просто все сделаю!
— Но ты уже придумала? Как это, — он подчеркнул «это», — будет?
Ника чиркнула зажигалкой, прикуривая, и ответила:
— Нет пока. Еще точно не знаю. Давай вместе придумаем! — Она помолчала, но и Седов не внес никаких предложений и тогда продолжила снова: — Для нас лучше, чтобы убийство выглядело как заказное. Будто бы его из-за бизнеса укокошили. Мне кажется, что надо поздно вечером, в темноте дождаться, когда он будет из машины выходить, и тогда стрелять. Я скажу тебе, как выглядит его машина. Шофера нет. Ты займешь место в окне дома напротив нашего. Чтобы ты в темноте не ошибся, я позвоню тебе на мобильный и скажу — это он!
— Я же алкаш, у меня руки трясутся, — промямлил Паша. — И потом, как я целиться буду? Да еще из дома напротив? Это же далеко. Да и в темноте промазать легко.
— Дом, что напротив, совсем не далеко. Не больше двадцати метров. У тебя будет самая настоящая снайперская винтовка с крутым оптическим прицелом. А он будет стоять в свете фар, спиной к тебе. Понимаешь?
— Где же ты винтовку найдешь?
— Это, как раз, легко! Такую винтовку мой двоюродный брат привез из Чечни. Она у нас в сейфе хранится, у брата нет сейфа и дети могут найти. Мои племянники — настоящие чертята, ничто их не останавливает. Знаешь, как в том анекдоте: «Девочка, перестань трогать дедушку за нос, а то я закрою крышку гроба!».
…Утром, как и в прошлый раз, Ники в постели и в квартире не оказалось. Это было к лучшему: видеть девушку со светлыми волосами Паше было бы тошно. Ночью ему удалось выудить достаточно сведений о человеке, которого Ника называла своим мужем. Очень было похоже, что она решила избавиться от своего напарника-афериста. Возможно, он и вправду ей муж, они прокрутили немало дел, подобных делу с лягушкообразным Звонаревым, а теперь между напарниками что-то не так. Может, она даже правду говорит и про психушку и про угрозу своей жизни. Но сам Паша будет пешкой, обреченной фигурой, заведомой жертвой. А как иначе? Первым делом бывшие Пашины сослуживцы разузнают про эту самую армейскую винтовку, которая хранилась в доме Вероники. Обнаружат пули в трупе, сообразят из какого оружия был сделан выстрел. Станут допрашивать Нику, та каким-нибудь образом сдаст Пашу. Вот и все.
