этими детьми жить, общаться, строить быт... и ты от них не избавишься, потому что это дети твоего мужа.
Любовь?
Пока ты их еще не любишь, но кто знает, что будет потом? Тут главное не лишить себя шансов. А как поступить правильно? Как не ошибиться?
Анжелина просто не знала.
Шла, как по болоту, осторожно и неуверенно, медленно и с оглядкой. И Иан точно так же. А когда боишься, то и чужой страх лучше виден. И шаг за шагом, постепенно, несколько жизней сплетались в один клубок, имя которому — семья.
Иан не полюбил мачеху до безумия. И жизнь бы за нее не отдал — его жизнь еще сестренке пригодится. Но при-
знать ее — признал. И убить за нее мог, это — спокойно, с таким-то отцом. Почтения к чужой жизни у Гардренов вообще никогда не было. Скорее, Иан принял Анжелину и согласился делить с ней и пространство, и жизнь. И это было намного честнее слов о большой и красивой любви.
Анжелина поступила примерно так же.
Она любила Брана, Бран безумно любил своих детей.... Смерть старшего он вообще переживал так, что едва вытянули, а потому...
Если она не наладит отношения с малышами, ее мужу будет... неприятно. Значит надо постараться. Анжелина старалась, Иан старался — и у них все получилось. Это еще не была любовь, как у Лилиан и Миранды, но безусловно — дружба, понимание, приятие, желание идти дальше... мало?
Очень много.
Джолиэтт она это объяснить не могла. Сама понимала очень на грани, но ведь было же, было! И получалось постепенно... Анжи чувствовала, что если все пойдет хорошо, то когда-нибудь Иан скажет ей самое главное слово в мире.
Мама.
Ради этого стоило поработать.
А вот сестра этого не видела в упор. И сейчас смотрела на мальчика, пожимая плечами.
— Анжи, может, малыш пока пойдет, погуляет? Посмотрит что-нибудь интересное?
— Иан мне не мешает, — отозвалась Анжелина. — Секретов от сына у меня нет.
— Пасынка.
— Сына. Джоли, мы ведь это обсуждали.
Джолиэтт поморщилась.
— Ладно... скажи, вы собираетесь все лето сидеть в поместье?
Анжелина подняла брови.
— Разумеется. У меня трое маленьких детей.
— Поручи их нянькам. Скоро бал, я хочу, чтобы ты присутствовала. Ты стала совсем домашней курицей с этим нирманином.
— Я люблю своего мужа и мне с ним хорошо, — безмятежно отозвалась Анжелина. — Извини, сестричка, я не хочу на бал.
— Ты еще не восстановилась? Хотя да...
— Со мной все в порядке. Но я лучше посижу дома.
— Анжи!
— Извини, сестричка. Попрощаться с отцом я была обязана, но в остальном... Лилиан посоветовала мне не ездить в город слишком часто. Лето, мухи, жара, болезни, а у меня маленькие дети. Я не хочу, чтобы они заболели.
Джолиэтт поморщилась.
— Дом, дети, муж... Скучно же! Анжи!
— Меня все устраивает.
— Анжи, плюнь на все — и приезжай!
— Извини, сестренка. Нет.
Джолиэтт пыталась уговорить сестру больше часа. Потом махнула рукой и распрощалась, весьма недовольная.
Иан фыркнул и полез на кровать к мачехе.
— Мне она не нравится.
Анжелина вздохнула. Взъерошила пасынку мягкие волосенки на макушке.
— Джоли хорошая. Просто мне повезло — у меня есть папа и вы все. А у нее никого нет.
— А этот ее... облезлый?
— Герцог Леруа? — Анжелина невольно хихикнула. Да, дети попадают в точку. Всегда. Потому что их жизнь еще не научила ни врать, ни лицемерить.
— Ага, он.
— Джоли его не любит. И он ее тоже.
— Ия ее тоже не люблю. Она какая-то... злая внутри. Не как ты.
— она тоже хорошая. Только очень несчастная.
— Нет. Несчастные — другие. А она просто злая и гадкая.
Анжелина махнула рукой и не стала разубеждать ребенка. Тем более, что Иан был настоящим отпрыском своего отца. Если упрется — не свернешь. Значит, не стоит и разубеждать. Потом, постепенно, она поговорит с Браном...
Да и на бал совершенно не хотелось. Ни на какой.
Ни на балы, ни на морские прогулки, ни на пикники, ни на выезды — никуда. Муж, дети, спокойная и тихая жизнь... Анжелина была удивительно похожа на свою мать, Джесси- мин, которой тоже не надо было ничего больше.
Любимый человек — и дети.
И все. Это и есть счастье.
Джолиэтт этого понять не могла. Увы...
А Иан грелся рядом с мачехой, которая рассеянно обнимала его, и думал, что надо поговорить с отцом.
Не нравилась ему эта тетка. Вот не нравилась — и все тут.
Пусть она лучше не приезжает.
* * *
Альдонай знает, как Ричард хотел избежать этого разговора. Но...
Мария — его жена.
Нравится ему или нет, любит он до сих пор другую или нет, Мария с ним навечно. В горе и радости, богатстве и бедности, до самой смерти.
Она будет делить с ним трон и власть, будет матерью его детей, его тылом и опорой.
Случись что, она станет регентом.
Ладно, Джерисон — и Мария. Одну женщину-регента аристократы не потерпят, да и не справится Мария. На, как и ее мать... тьфу ты!
Не воспринимал Ричард свою жену дочерью бунтовщицы. Только дочкой Милии Уэльстерской.
Милой, нежной, домашней...
Мария была именно такой, и то, что о ней рассказывал Джерисон, только подтверждало информацию. Да и сам Ричард видел.
Такую обидеть — это как котенка ногой пнуть. Гадкий и пакостный поступок, вот.
А вчера...
Выпил он вчера, вот и не удержался. И никто бы на его месте не удержался.
Но как объяснить Марии, что им хорошо бы еще подождать? Как ее при этом не обидеть?
Нет ответа.
Ричард толкнул дверь в спальню.
Мария сидела на кровати, на этот раз во всем белом. И выглядела совсем ребенком. Волосы заплетены в косу, лицо чистое и свежее, а глаза тревожные, внимательные...
— Рик?
— Мария, милая...
Ричард уселся рядом, взял девушку за руки, но заговорить не успел.
Мария облизнула губы. А потом...
— Ричард, пожалуйста, выслушай меня?
-Да?
Неужели он ее обидел?
Сделал больно?
Пьяный дурак!
Но Мария смотрела как-то... странно? Не обиженно, нет...
— Ричард, я всегда буду рядом с тобой.
— Мария?
— Я тебя никогда не брошу. Ты мой родной, единственный, я тебя всегда любить буду. Не отталкивай меня, пожалуйста.
Тонкие руки легли Ричарду на плечи, губы приблизились к губам, и... кто бы
