— Мама! Скажешь, я сама так решила. Пусть на меня бранится!
— Нет. Я сам ему всё скажу, — вмешался я. — При всех и скажу. Пусть он мне в глаза ответит за то, как держит слово. Посмотрим, какая тогда у него будет торговля.
Фридюр перекинула котомку с тряпками через плечо, на поясе мой утренний дар, в руках — ребенок. Я ничего брать не стал, чтобы в любой момент выхватить топор или скрамасакс.
С деревни собрались люди, тоже, поди, родственнички Аднальдюра, но дорогу нам не заграждали. Да и куда им против восьмирунного? Жаль, что я кольчугу не надел. Не хотел пугать лишний раз железом.
И мы ушли. Через расселину сначала перебралась Фридюр, пока я придерживал веревки. А потом уже я с сыном перемахнул прыжком. Мало ли чего эти подлюки могут сотворить? А пацан-то мой молодчага, ни разу не заревел, всё смотрел на меня внимательно, а когда я прыгнул, так разулыбался своим беззубым ртом. Сразу видно, что Фомрир глянул на него после рождения, а не Свальди какой-нибудь и не Фольси.
Ульверы встретили нас радостно. Уже услышали от Аднтрудюра, что сын у меня родился. А вот папаша что-то приуныл. Интересно, чего он наговорил Альрику?
Я помог Фридюр перебраться на корабль и сказал Рыси, чтоб Живодер и Бритт никого не подпускали ни к ней, ни к ребенку. И чтоб Живодер тоже к нему не лез. На всякий случай. А сам вернулся к хёвдингу.
— Ну, и чего он сказал тебе? Много наврал?
Сыновья Аднальдюра, которые не хирдманы, двинулись ко мне, но отец им махнул остановиться. Да и куда им, трехрунным?
— Ты что-то узнал? — спокойно спросил Альрик.
— Да. Например, что Лейф Рев выжил. И его хирд тоже. Они их расселили по родам и обженили. Совсем как меня. Может, и торговец жив остался?
— Нет, — покачал головой Аднальдюр, не сводя с меня глаз. — Его мы прибили к прибойной скале и оставили на ночь. Утром сняли труп и выбросили. Но трое его людей выжили и так же вошли в наши рода.
— Это всё?
Кажись, хёвдинг был не в духе.
— Нет. Не успели мы отплыть с острова, как этот, — я кивнул в сторону Аднальдюра, — попытался мою жену, уже затяжелевшую от меня, отдать за Лейфа.
— А что было делать? — пожал плечами он. — Ты отказался остаться возле жены, не стал ее забирать. Я решил, что ты отказался от нее. Мне нужен был сильный воин, чтобы род не ослабел, а дочь у меня одна.
— Ты нарушил данное слово! — я орал и брызгал слюной. — Ты! Бил! Мою! Жену! Чтобы она нарушила слово, данное мне! Как можно с тобой вести дела? Тебе же ударить в спину — раз плюнуть!
Ульверы стояли неподалеку и слушали наш разговор. Сыновья Аднальдюра тоже. Даже Аднтрудюр ничего не сказал. Наверное, он знал подлый нрав отца, потому и не удивился.
— Откуда было знать, вернешься ты или нет? Вы ушли и не сказали ни слова. А я не хочу, чтобы дочь из-за моей глупости прожила жизнь впустую. Я же не знал, что она тогда затяжелела. А как узнал, так перестал ее неволить. Видать, сама Орса уберегла ваш брак.
Вот же сука! Я развернулся и со всей силы треснул кулаком по ближайшему камню. Тот раскололся надвое. Хотел бы я, чтоб вместо камня был череп твариного Аднальдюра! Почему я не умею красиво слагать речи? Этот троллев выкормыш говорит, и вроде бы правильно излагает. И о дочери, мол, заботится, и я сам во всем виноват, и вообще… А ведь тут кругом его вина!
Тогда, за столом у Харальда, я заранее придуманную речь выложил, и так и сяк вечерами крутил, чтоб жреца обвинить. А вот так с ходу я и сказать правильно не могу.
— Значит, твоя жена от тебя не отреклась и родила сына, верно? — так же спокойно сказал Альрик. — И на этот раз ты заберешь ее с собой, так?
— Да, — выпалил я.
— Пусть так и будет. Я не вижу вины за Аднальдюром. Ну, а как поступить с женой — дело твое и твое право. Но если он попытается навредить тебе, или дочери, или сыну твоему, тогда мы убьем его и всех, кто за ним пойдет. Устраивает тебя такое решение?
— Да, — не совсем искренне ответил я.
— Да, — медленно склонил голову Аднальдюр.
— Раз уж ты отказался от родственной связи с моим хирдманом, то и поблажек при торговле с твоим родом я делать не стану, — добавил Альрик. — И проследи, чтобы никто из людей Лейфа или Кьелла не показывался на торжище. С ними мы дел вести не будем. Пусть даже близко не подходят.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
И хоть мне самому такое наказание казалось недостаточным, Аднфридюр потом объяснила, что по ее отцу оно ударило сильнее, чем уход дочери. Мол, он настолько жаден и до власти, и до богатства, что если бы знал о такой угрозе заранее, утопил бы ее год назад.
Я все три дня торга проторчал на корабле. Смотрел, как сходятся люди из всех родов. Многие из них с железом и в железе, немало добычи они собрали с вырезанных хирдов год назад. Да и в рунах поднялись. Но никто из родов не стал упускать возможность обогатиться еще сильнее. Так что и оружие, и броня, и сырое железо расходились быстро. Альрику даже помощь не нужна была, он умудрялся справляться сам, а ульверы лишь подтаскивали товары. Цветные ткани из льна и шерсти тоже распродались, как и утварь, иглы, нитки, ножи. Зерно и муку брали не так споро, привыкли, видать, к зеленым и бурым лепешкам. Ничего, вот как попробуют хороший хлеб, так еще захотят. Расплачивались моржовыми клыками, самородным серебром, оленьими шкурами отличной выделки.
А в конце торжища к Альрику подошли молодые парни из разных родов и попросились в хирд. Все на второй-третьей руне, кроме двоих, те смогли подняться аж до четвертой.
Мы с Фридюр с любопытством наблюдали за ними с «Сокола». Жена отвела с разрешения хёвдинга небольшой уголок для себя и сына: привязала сучья и моржовые клыки к козлам, на которых лежала мачта, сверху положила шкуры. Вот и получился небольшой домик. Шторм он, конечно, не переживет, а вот от дождя укроет. Сын мой почти не сходил с рук ульверов. Даже Живодер потыкал в него пальцем и объяснил, что на нем узоры делать нельзя, слишком мал. Исказится узор, скрутится и не будет действовать, как надо. А вот на моей жене бы он чего-нибудь вырезал! После чего я объяснил Живодеру, что именно вырежу у него я, если он не перестанет молоть чушь.
— Значит, хотите в хирд пойти… — задумчиво протянул Альрик. — А как на то смотрят ваши рода, отцы?
— Так они согласны, — ответил парень из рода Бернхарда. — Оно же всем в пользу. Мы станем сильнее, может, в большие люди перейдем. И тогда в следующий приход тварей легко отобьемся. Еще можем жен найти в других землях и привезти их сюда. Тоже всем в пользу.
— Ага. А мне это зачем?
— Как зачем? Так ведь Аднтрудюра ж взяли тогда? А теперь он вон как силен!
Отцы, впрочем, тоже еще не ушли. Слушали, что наш хёвдинг скажет.
— Вот я возьму вас в хирд. Буду учить разному: и как с кораблем управляться, и как с людьми говорить, и как меч правильно держать…
Парни рассмеялись. Они же думали, что умеют сражаться.
— Буду ловить и отдавать тварей, чтоб вы росли в рунах. А что взамен? Вы дорастете до хускарлов и скажете, мол, вези-ка нас, Альрик, обратно, на родной остров. Мы теперь сильные, умелые, жен нашли, теперь ты нам не нужен. Зачем мне такие хирдманы? Я хочу, чтобы мои люди шли со мной до самого конца, росли вместе со мной и сражались рядом со мной, а не думали о том, чтобы поворотить назад.
Они молча переглянулись, и ответить им было нечего. Про выгоду Альрика они и впрямь забыли.
— А еще я не хочу вражды ни с одним из здешних родов. А хирдманы ведь и погибают нередко. Только на этой земле я оставил троих своих людей. И потом погибло еще четверо. Если я вернусь сюда через год, что я скажу вашим отцам? Что вы полегли в чужих краях? От невиданных тварей или мечей незнакомых им людей? А ведь вы поляжете все! Потому как мой хирд уже не тот, что был год назад. Я стал хельтом. Все мои хирдманы — хускарлы. И сражения у нас будут тяжелые. Карлы не справятся. Так еще раз: зачем мне вас брать?
Парни отступили. И разочарование я видел не только на их лицах, но и на лицах их родичей.
