Виски Кунцевич не любил, поэтому в Луге потребовал водки. Американец за 15 минут, что стоял поезд, умудрился выпить сороковку [138], по американской привычке не закусывая. В вагоне его развезло. Попытки познакомиться с сидящей рядом дамой успехом не увенчались. Ничего из скабрезных шуток Линга дама, слава Богу, не поняла, но все равно позвала кондуктора и потребовала ее пересадить.
В общем, ехали весело, не пропуская ни одного буфета.
Сойдя с поезда в Вильно, американец опять потащил Мечислава Николаевича в трактирное заведение. Оттуда в гостиницу Кунцевич вез его на извозчике. В пролетку заморского полицейского грузили буфетчик с половым, в гостинице выгружали швейцар с коридорными.
Убедившись, что американец уснул, и наказав служителям смотреть за ним в оба, Кунцевич поехал на Благовещенскую, в полицейское управление.
Исправляющий должность полицмейстера – коллежский советник Смольский с губернским секретарем и разговаривать не стал, сплавил столичного гостя в канцелярию. Там с Мечиславом Николаевичем тоже долго никто не хотел общаться, и лишь после того, как Кунцевич пригрозил пожаловаться генерал-губернатору, в его распоряжение предоставили какого-то канцеляриста с петлицами, не имеющего чина и говорящей фамилией Бухало. Это был молодой человек, лет двадцати с небольшим, всем своим видом старавшийся показать, что у него своих дел – невпроворот и ему совсем не до забот петербургского сыщика.
Несмотря на то что в виленской полиции ему были не рады, Мечислав Николаевич все-таки решил рассказать молодому чиновнику про существо своего поручения, ибо деваться ему было некуда:
– Видите ли, уважаемый Владимир Николаевич, в Северо-Американских Соединенных Штатах есть город Бостон. Там жил в услужении у господ некто Гаррис Ротштейн, который два месяца назад обнес свою хозяйку, украв у нее наличных денег и драгоценностей на пятнадцать тысяч долларов, что по сегодняшнему курсу составляет около тридцати тысяч рублей. Тамошняя полиция начала его искать и выяснила, что прежде этого молодца звали не Гаррис, а Гершель, и что он ваш, виленский уроженец. Американцы сделали запрос в наше консульство в Нью-Йорке и узнали, что Ротштейн еще за неделю до кражи получил разрешение на въезд в Империю. В погоню за ним отправился инспектор бостонской полиции мистер Линг. Ему удалось проследить путь Ротштейна до Ревеля. А от Ревеля до Вильно – рукой подать. В связи с этим у нас есть все основания полагать, что разыскиваемый нами Ротштейн сейчас скорее всего здесь.
– Одну минуточку. – Чиновник развернулся и куда-то ушел, оставив Мечислава Николаевича среди своих коллег. Те занимались своими делами, лишь искоса поглядывая на петербуржца. Даже сесть не предложили. Кунцевич стоял в полной растерянности. Правда, ждать пришлось недолго – буквально через пять минут Бухало вернулся.
– Вот-с – справка из адресного стола. Никакой Ротштейн в течение последнего года в городе не прописывался.
– Еще бы, стал бы он прописываться. Он же не совсем дурак. Давно уже небось липовые очки [139] сделал.
– Чего сделал, простите?
– А, не важно. Скажите, а в городе есть меняльные лавки?
– Есть. На вокзале. Ну и в банках можно деньги поменять.
– Лавки жиды держат?
– Само собой. У нас треть населения ихнего племени.
– Видите ли, в чем дело. Гершель, кроме драгоценностей, полторы тысячи наличных долларов утащил. А доллар у нас деньга редкая. Надобно разузнать, менял ли кто недавно североамериканские доллары или нет.
– Постойте! – Канцелярист аж просиял. – Так вам в первый участок надобно, вокзал-то – на их территории, стало быть, им вашим делом и заниматься. Это недалече, на Садовой, в доме Троцкого, любой извозчик знает.
Мечислав Николаевич сухо поблагодарил чиновника и пошел искать извозчика.
Дежурный околоточный долго изучал полицейскую карточку чиновника для поручений и, возвращая ее владельцу, сказал:
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
– Их высокоблагородие господин пристав обедать уехали-с.
– А скоро ли вернется пристав?
– Может и до вечера не вернуться, как обед пойдет.
– А помощник на месте?
– Они вместе уехамши.
– А кто-нибудь из классных чинов есть в участке?
– Письмоводитель, кажись, здесь.
– Нет, я имел в виду чинов наружной полиции, не канцелярских.
– Так я же вам сказал – оба на обеде. У нас в участке по наружной полиции только две классные должности, чай не Питер, – околоточный усмехнулся.
– А в чьем околотке вокзал?
– А, так вам Иодко нужен? Этот на месте. – Околоточный развернулся в глубь помещения участка и крикнул: – Григорий Викторович! К вам гости из столицы пожаловали!
– Чего? Кто пожаловал? – В приемную комнату вошел мужчина лет тридцати, в мятом мундире и без фуражки. Он посмотрел на Кунцевича, близоруко прищурившись:
– Вы ко мне?
– Да. Чиновник для поручений санкт-петербургской столичной сыскной полиции губернский секретарь Кунцевич. – Мечислав Николаевич склонил голову в полупоклоне. – Как раз с поручением в Вильно и прибыл. Где бы нам побеседовать?
– Пойдемте в нашу комнату, там сейчас никого нет, все по околоткам.
Проследовав за надзирателем, сыщик очутился в небольшой, сажени три квадратных, комнате, которая вся была заставлена столами и шкафами, доверху набитыми бумажными папками.
– Да-с, тесновато у вас, – посочувствовал столичный гость.
– Вшестером здесь сидим. Зимой еще ничего, а летом – дышать нечем. Особенно, если какого-нибудь стрелка [140] притащишь. Поэтому-то тут не застать никого, ребята в околотках стараются больше времени проводить. Вы и меня-то случайно застали – я акт дознания дописываю по одному делу, через полчаса управиться должен, ловили бы вы меня тогда по всему Новому Свету.
– Простите, где бы я вас ловил?
– В Новом Свете – так мой околоток называется.
– Надо же, какое совпадение, а я как раз по новосветским делам к вам и приехал.
– Неужто? Кто же это из моей хевры в столице чего натворил?
– Ну из вашей или не из вашей, это я сейчас с вашей помощью постараюсь выяснить, а натворили не в Петербурге, а в Новом Свете, только не здешнем, а в том, который за океаном.
Через пятнадцать минут полицейские вышли на крыльцо участка.
– Еще то плохо, – сказал Кунцевич, – что он раньше не судился никогда, поэтому сведений о нем ни у нас, ни у судейских, ни по тюремному ведомству нет. Вот список похищенного, вот рисунки драгоценностей, вот фотографии некоторых из них. Надобно проверить ломбард. Это первым делом. Вторым – поговорите с агентами, может, кто чего слышал про заезжего американца. Ну и про менял и банки не забудьте.
– Про доллары я у менял сегодня же все разузнаю, – сказал околоточный, закуривая, – они кой-чего должны мне, так что скажут. С агентами поговорю, в ломбард наведаюсь. Ну а насчет банков – тут я вам не помощник, это вам надобно через полицмейстера решать.
– Я все-таки думаю, что искать нужно именно у менял – в банки он не сунется, побоится, но для очистки совести их все равно нужно проверить. Вот только что-то не особенно ваш полицмейстер хочет мне содействовать. – Мечислав Николаевич вздохнул и протянул околоточному руку. – Ну, до вечера! Я сейчас в гостиницу – устал с дороги. Приведу себя в порядок, отдохну, а вечером вернусь. У вас до которого часу присутствие?
– Вечером до восьми, но я раньше десяти домой не ухожу.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
– Холостой?
– Да.
– Это зря. В браке, милостивый государь, очень много преимуществ. Это я вам как разведенный говорю.
– Я бы и рад жениться, – не понял шутливого тона околоточный, – но не могу себе позволить. У меня жалованье – триста пятьдесят рублей в год! Вы там в столице не слыхали, не собираются нам жалованье прибавлять? Ведь сорок лет не прибавляли!
