на охоте в Тверской губернии, близ Вышнего Волочка? Было так. Лев Николаевич в пору своей зрелости, уже всемирно известный писатель, создатель «Войны и мира», еще не отказавшийся от земных удовольствий, был почтительно приглашен друзьями поохотиться на медведя. Лев Николаевич послал письмо с согласием и вскоре выехал в Тверскую губернию.
Разумеется, охоту готовили так, как это всюду и всегда делается для почетных именитых гостей: опытные егеря определили, где находится зверь, откуда идти загонщикам, где лучше стоять охотникам. Обнаружив зимнюю берлогу медведя, заметили место, куда затем и направились господа дворяне, среди которых был и приглашенный гость — его сиятельство граф Толстой. Не нужно думать, однако, что все было заранее подстроено и медведя чуть не на веревке подвели на убой графу. Вовсе нет! Медведь — не лось, и охота на него считается опасной. Можно было быть уверенным лишь в том, что медведь есть и примерно где он. А вот когда выбежит, на кого, как себя поведет — ничего этого предусмотреть было невозможно. Льва Николаевича поставили в засаду рядом с другими охотниками.
Снег был глубок, и егерь посоветовал всем охотникам, стоящим в засаде на расстоянии полсотни шагов друг от друга, стоптать снег вокруг себя, чтобы иметь удобную площадку для маневра. Но Толстой объявил, что не будет утаптывать снег, так как эта мера, по его мнению, никакого значения не имеет.
— Да как же, ваше сиятельство, непременно нужно!.. В случае чего будет куда в сторону отскочить, — убеждал Толстого егерь.
Граф не послушал доброго совета. Утопая чуть не по пояс в снегу, пошел с ружьем на свой номер и стал ждать зверя. Остальные же охотники послушались егеря и притрамбовали вокруг себя снег. Думаю, что Лев Николаевич пренебрег этой предосторожностью не из бравады. Тут сработала чисто охотничья психология. «Все равно мне не повезет, медведь выйдет не на меня, а на другого охотника, — размышлял он, — так зачем я зря стану утруждать себя?»
И в то же время в глубине души надеялся, что вот, мол, так и бывает, ты не ждешь, не готовишься, а он на тебя и выйдет. (Вот бы хорошо, коли так!) Ну, а уж если выйдет, как-нибудь управимся, не впервые; а утопчешь снег — точно не выйдет на тебя.
Такой ход рассуждений Толстого навеян мне описанием охоты самим Толстым, — так думали и рассуждали его герои, в том числе и Николай Ростов.
Медведь выбежал именно на Толстого, то есть свершилось то, чего он втайне желал. Лев Николаевич, будучи отличным стрелком, проявил выдержку, подпустил зверя поближе к себе и прицельно выстрелил ему в пасть из обоих стволов. Заряд попал в цель. Но зверь, вопреки всякой логике, встал на лапы и бросился на охотника. Стоящему по пояс в снегу Толстому некуда было отскочить… (Как потом выяснилось, пуля застряла в зубах медведя, не причинив особого вреда.)
Какие мысли пронеслись в мозгу гения в то время, как медведь заносил лапу над его головой? Да, вот так и случается в жизни: стоило пережить Севастопольскую осаду, достигнуть всемирной славы и вдруг погибнуть так глупо! («Медведь задрал… Вот ужас-то!») И в десятке шагов от тебя друзья, почитатели, у которых кровь застыла от ужаса. Они не решались стрелять, чтоб не попасть в Толстого. Лев Николаевич, насколько это было возможно, отвел голову в сторону, но зверь достал до лица и сильно царапнул, наседая и стремясь обхватить голову. И снег мешал сманеврировать.
«Не послушал доброго совета — и вот…» — пронеслось в мозгу. Голова, лицо его были в крови, он был близок к потере сознания.
И вдруг сзади раздалось: «Ишь ты, ишь ты, пошла прочь…» Старый егерь, подбежав к медведице сзади, хворостинкой постегал ее по спине, и та вдруг в ужасе пустилась бежать. Тут ее и прикончили… Шкура медведицы и поныне лежит в одной из комнат яснополянского дома.
При том, что все искренне сочувствовали Толстому, у каждого невольно мысль вилась в таком русле, что вот, мол, предупреждали, не послушал… Медведь, он ведь, не разбирая, дерет. Думаю, что Толстому было неприятно это сочувствие с неизбежным «подтекстом», ибо егерь у всех на глазах советовал Толстому утоптать вокруг себя снег.
Итак, старый егерь спас жизнь великому писателю. И значит, не догадайся он подбежать с хворостинкой, дело могло кончиться трагедией и мировая литература не имела б таких шедевров, как «Смерть Ивана Ильича», «Хаджи Мурат», «Воскресение»», «Живой труп». Толстой погиб бы, не успев создать эти шедевры, или, в лучшем случае, отделался бы тяжелым увечьем. Значит, старому егерю мы обязаны тем, что… Позвольте, однако, эти рассуждения уже знакомы нам по «Войне и миру». Дело не только в догадливости егеря, но и в личном мужестве Толстого, продержавшегося в схватке с медведем с полминуты. Но это был урок не только в смысле соблюдения правил безопасности на охоте. «Как мы все близко ходим по краю пропасти, все могло кончиться в один миг», — очевидно, подумал он. И мысль эта его ужаснула. В последние десятилетия своей жизни, намечая в дневнике планы на будущее, Толстой предварял запись их буквами: «Е», «Б», «Ж» — Если Буду Жив. Потому что в жизни существует миллион случайностей, которых невозможно предусмотреть. Да вот хотя бы дуэль. С кем? С Тургеневым! Трудно себе представить, а ведь она с трудом была предотвращена. И повод какой: различные взгляды Тургенева и Толстого на воспитание молодых девиц. Тургенев, рассказывая о воспитании своей дочери, умилился, что бонна-англичанка заставляет свою воспитанницу зашивать платье беднякам. Толстой же заметил, что утонченная девица, держащая в руках зловонные лохмотья, играет в неискреннюю фальшивую игру и восхищаться англичанкой — нечего. Тургенев вспыхнул и пригрозил нанести оскорбление действием.
А ведь прав был Толстой, хотя он же и извинился, став выше предрассудков своего времени.
Он был самый земной, хороший, добрый, трудолюбивый человек, не лишенный каких-то слабостей, как все. Но, будучи величайшим художником всех времен и народов, видел в другом человеке то, чего не видел никто.
* * *
Полночь. Я стою у оврага… В этот таинственный час, размышляя у его могилы, я невольно
