В оповещении Смоллета о выходе второго издания книги в 1758 году мы находим объяснение, почему он счел нужным заново отредактировать роман. Эти объяснения отчасти вскрывают причины, по которым «Пикль» ждал второго издания семь лет.
Смоллет сообщает, что некоторые книгопродавцы и другие лица сочли роман безнравственным и клеветническим. Смоллет добавляет далее, что эти лица утверждали, будто автор клеветал в романе даже на своих благодетелей и что роман «лишен юмора и чувства». Не называя имен этих недоброжелателей, Смоллет дает понять, что такие враждебные роману оценки исходили из среды людей близких тем, кого он затронул в «Пикле». В печатных отзывах такой оценки нет. Но обвинения в «безнравственности» действительно были, причем под «безнравственностью» разумелась непристойность. Так, например, одна из грубых проделок Перигрина с его теткой — проделка с продырявленным горшком — и некоторые другие его вульгарные забавы были объявлены критикой «безнравственными».
Но, разумеется, это отнюдь не означает, что английская критика середины XVIII века зорко стояла на страже литературной благопристойности и ревностно искореняла из литературы описание грубых выходок литературных героев или восставала против неблаговидных приемов литературной полемики. В середине XVIII века в Англии, как, впрочем, и в других странах, нравы были грубые, что нашло свое отражение на театральных подмостках и в бесчисленных памфлетах, которыми сражались друг с другом политические и литературные противники. Недвусмысленные намеки, затрагивающие доброе имя реальных людей либо литературных героев, и непристойные остроты не только слышались повсюду, но и пестрили на страницах печатных изданий.
Нередко намеки переходили в клеветнические утверждения, и памфлеты превращались в откровенные пасквили, а последствиями такой трансформации являлись судебные процессы или кулачная расправа. Армия «сочинителей» с Граб-стрит — улицы, где помещались книгопродавцы-издатели и проживали литературные неудачники, — была многочисленна. Смоллет не пощадил ее представителей, изобразив их на страницах «Перигрина Пикля».
Но в первом издании «Перигрина Пикля» он сам не удержался в пределах «высокой» литературы и прибег к оружию писателей-неудачников, поставлявших продукцию книгоиздателям Граб-стрит. Трудно сказать с определенностью, по какой причине книгоиздатели воздержались от второго издания «Пикля», но все же можно предполагать, что этой причиной являлась не непристойность некоторых сцен, а влияние лиц, затронутых Смоллетом в книге. Ибо «Перигрин Пикль» не остался на полках книжных лавок, и переиздание его сулило книгоиздателям выгоду. Во всяком случае Смоллет в конце концов оповестил читателей, что для второго издания оп почел нужным выпустить целиком некоторые малоинтересные эпизоды, отделать ряд юмористических сцен и очистить каждую фразу, каждое приключение от всего, что могло быть истолковано самым щепетильным критиком как нарушение благопристойности.
Кого же задел Смоллет в первом издании романа?
Их было четверо: Джордж Литтльтон, Генри Фильдинг, Дэвид Гаррик и Джемс Куин.
Все эти имена были известны соотечественникам Смоллета, и следует признать, что в основе злых выпадов против них Смоллета лежали отнюдь не принципиальные разногласия между ними и автором «Пикля», а его оскорбленное самолюбие. Но от этих выпадов пострадали не они, а Смоллет, — ему пришлось ждать переиздания «Пикля» в Лондоне семь лет.
История отношений Смоллета с этими людьми проясняет его человеческий облик, а стало быть, и некоторые черты его литературного дарования. Перед нами встает человек, не прощающий обид не только действительных, но и мнимых и не останавливающийся перед расплатой за них. Черты эти нисколько не противоречат утверждению его друзей, что оп отличался подлинной добротой, искренностью в выражении своих чувств, не выносил подхалимства и сам никогда этим не грешил.
Расплата Смоллета с Литтльтоном и другими последовала в связи с постановкой на сцене его трагедии «Цареубийство».
Эту злосчастную трагедию Смоллет привез в Лондон в 1739 году. Молодому драматургу было только девятнадцать лет. Как полагалось в те времена, он запасся рекомендательными письмами и искал поддержки какой-нибудь влиятельной особы. Таким покровителем он избрал Джорджа Литтльтона — члена Палаты общин, поэта и эссеиста. Литтльтон выделялся в Палате своим красноречием, но более широким кругам своих соотечественников был известен как поэт и эссеист. За три года до приезда Смоллета он издал нравоописательный эссей «Письма перса из Англии к своему другу в Исфагени», имевший успех, а стихи его пользовались популярностью. У Литтльтона были крупные связи в лондонских литературных и театральных кругах, и на эти связи молодой шотландец возлагал надежду. Но преуспевающий парламентарий отнесся критически к трагедии «Цареубийство» и отказал Смоллету в патронаже. Лондонский зритель не увидел «Цареубийства».
Прошло более трех лет, прежде чем Смоллет возобновил попытки поставить на сцене свою трагедию. В эти три года он прошел суровую школу жизни за пределами Лондона и, вернувшись в столицу в начале 1743 года, предложил трагедию директорам Друри-Лейнского театра. Через два года выяснилось, что последние отказываются ставить пьесу. Смоллет перенес свои хлопоты в Ковент-Гарденский театр. Два крупнейших актера Ковент-Гарденского театра — Джемс Куин и Дэвид Гаррик — оценили «Цареубийство» очень невысоко и дали о нем отрицательный отзыв. Трагедия снова вернулась к неудачливому драматургу. На этот раз некая знатная дама уговорила одного из директоров Друри-Лейнского театра, который уже раз отклонил «Цареубийство», пересмотреть свое решение. Трагедию снова отверг Дэвид Гаррик, перешедший в театр Друри-Лейн, но уже в качестве лица, от которого формально зависел прием пьесы.
Таким образом на пути к славе молодой драматург встретил трех врагов — Литтльтона, Гаррика и Куина. Трагедия «Цареубийство» так и не увидала сцены. Она была издана по подписке только в 1749 году.
Фильдинг не имел отношения к неудаче Смоллета с его юношеской трагедией. Но, по мнению Смоллета, он был повинен в еще большем грехе (Смоллет прозрачно оповестил об этом читателя в первом издании «Перигрина Пикля») — в плагиате. Фильдинг, по мнению Смоллета, похитил двух героев «Родрика Рэндома» и, переименовав их, изобразил в своих романах «Том Джонс» и «Амелия».
Расправу со своими врагами Смоллет начал еще в «Родрике Рэндоме». Мелопойн — поэт-неудачник, брошенный за долги в тюрьму, — поведал миру о том, какие препятствия стоят перед неизвестным драматургом, осмелившимся предложить свою пьесу двум лучшим английским театрам, не заручившись предварительно протекцией какой-нибудь знатной особы. Нет нуждыостанавливаться подробно на вопросе о том, правильно ли изложил автор «Перигрина Пикля» эпопею с «Цареубийством» и отчего он в рассказе Мелопойна пощадил Литтльтона. Но Гаррика и Куина вместе с директорами двух главных лондонских театров Смоллет не пощадил, а с Литтльтоном он свел счеты в издевательской пародии на погребальную оду, которую тот написал на смерть своей жены. Пародия Смоллета называлась «Ода на смерть моей бабушки», он издал ее в 1748 году, вскоре после появления «Родрика Рэндома», а в предисловии к «Цареубийству», вышедшему в 1749 году, прозрачно намекал на ничтожество Литтльтона.
Но вот в феврале 1749 года вышел «Том Джонс» Фильдинга. Смоллет мог и раньше знать, что отказавший ему в протекции Литтльтон покровительствует Фильдингу. Теперь по выходе в свет «Тома Джонса» он уже должен был оставить всякие сомнения: «Том Джонс» посвящен был Литтльтону. Смоллет как художник не мог не воздать должное своему <сопернику> Фильдингу, чей роман появился через тринадцать месяцев после выхода «Родрика Рэндома». Он сделал это, но позже, а теперь — по выходе «Тома Джонса» — одержали верх не лучшие стороны его характера. Раздражение на Литтльтона и не весьма похвальное чувство зависти к безусловному успеху Фильдинга («Том Джонс» был трижды переиздан в течение года) требовали исхода. Первое издание «Перигрина Пикля» содержало злые насмешки автора над мистером Скрэгом и патронируемым им мистером Спонди. Современникам не трудно было узнать в Скрэге — Литтльтона, а в Спонди — Фильдинга. Последний не остался в долгу и в январе 1752 года в «Ковент-Гарденском журнале» парировал эти несправедливые выпады ядовитыми остротами по адресу Смоллета. Раздражение затуманило голову самолюбивому автору «Родрика Рэндома», и он обвинил Фильдинга в том, что из образа Стрэпа, слуги Родрика, Фильдинг выкроил своего учителя Партриджа в «Томе Джонсе», а из образа миссис Уильямс — мисс Метьюс в романе «Амелия», вышедшем в декабре 1751 года. Этих беспочвенных обвинений, являющихся основными в специальном памфлете (под прозрачным заглавием «Хабакук Хильдинг»), Смоллет больше никогда не повторял.
