«Ваш благородный супруг прогнал вас из своей постели, раз я нашел вас здесь посреди ночи в этой ледяной зале?»
Услышав такие слова час назад, Аликс ответила бы как-нибудь заносчиво и оскорбительно, но в тот момент она была совершенно уничтожена и ответила, ломая руки:
«Да, он прогнал меня».
Когда Лионель задал Аликс свой вопрос, он хотел ранить ее унизительным предположением, но, когда предположение оказалось верным, он понял, что его шутка обернулась жестокостью и грубостью.
«Прогнал!» — вскричал он.
«Да, прогнал! — повторила Аликс. — Прогнал с презрением, оскорбил, ударил, потому что…»
Аликс замолчала и зарыдала вновь.
Жалость, сочувствие, любовь боролись в сердце Лионеля, но злость победила. Он любил эту женщину и ненавидел за то, что она так низко пала, она, которую он в своем сердце ставил столь высоко; горе, которому она сейчас предавалась, неумолимо напомнило ему о счастье, которое он ей давал, и он не смог обратиться к ней со словами утешения, он только горько заметил:
«У нас разные судьбы, Аликс, но они похожи. Тот, кто должен вас обожать, плохо обращается с вами так же, как тот, кто должен благословить меня, меня проклинает. Вас прогнали из вашей комнаты, меня изгоняют из замка».
«Вас! — в ужасе отшатнулась Аликс. — Вы покидаете этот дом?»
«Завтра».
«А кто же защитит меня?» — Голос Аликс зазвенел от отчаяния.
Лионель почувствовал, что его сердце готово раскрыться для прощения. Этот призыв, с его самозабвением и болью, тронул бы его, если бы на месте Аликс оказалась любая другая женщина, но Аликс была слишком виновата перед ним, и он сказал:
«Разве вы не избрали себе защитника, который не покинет этот замок?»
Холодный ответ вернул Аликс ее самообладание.
«Сударь, — вздохнула она, — забудьте, что вы нашли меня здесь в слезах и стонах, а я забуду, как вы были грубы и непочтительны с плачущей женщиной».
Ее ответ глубоко задел самолюбие Лионеля. Именно это чувство делало его таким безжалостным, и именно оно внезапно заставило его сменить тон. Лионель не хотел, чтобы кто-нибудь сказал, что женщина, кем бы она ни была, в слезах умоляла его, а он ее оттолкнул. Лионель помолчал мгновение, затем вновь обратился к Аликс:
«Я все забуду, сударыня, за исключением того, о чем вы просите, я забуду прошлое, когда у меня было столько причин, чтобы проклинать вас, но буду помнить о настоящем, когда вы имеете право меня презирать. Я запомню, как застал вас в горе и слезах и не предложил помощь и спасение, и я умоляю вас простить меня за это недостойное поведение, приняв их».
«Благодарю вас, — ответила Аликс, — но я прожила так год, проживу еще».
«Как? — Лионель был поражен до глубины души. — Это не в первый раз Жерар так обращается с вами?»
«И не в последний».
«Неужели пьянство и разврат помутили его разум?»
«Вы ошибаетесь, Лионель, он был в здравом уме, когда поступал так».
«Так почему же он вас выгнал?»
«Потому что я оттолкнула его, потому что он знает, что я не люблю его. Он не так несправедлив, как ваш отец к вам, иначе почему он вас изгоняет?»
«Он знает, что я люблю вас!» — Лионель скрестил руки на груди и встал перед Аликс, как бы говоря: «Посмотрите, до какой степени я слаб и труслив».
«О! — Аликс не могла удержать свою радость. — Так вы меня любите?»
«Неужели я до такой степени безумен!» — Лионель стыдился откровенно признаться в своих чувствах.
«Ты любишь меня по-прежнему, ты мне сказал это, Лионель». — Аликс дрожала от необыкновенного волнения.
«Разве?»
«Да, Лионель, ты меня любишь, и…»
Она замерла, быстро огляделась вокруг и приблизилась к Лионелю:
«Я тоже люблю тебя».
«Ты?»
«Ты прекрасно знаешь, Лионель. Ты знаешь, твое самолюбие знает, почему я вышла замуж за твоего брата, ты прекрасно помнишь, как однажды сказал мне, что твой отец не захочет иметь невестку — дочь женщины с испорченной репутацией. Ты оскорбил меня, оскорбив мою мать, Лионель, ты был безжалостен к ней».
«Потому что это она дала тебе легкомыслие и душу, уступающую всем соблазнам».
«О! Ты не говорил бы так, если бы знал человека, который соблазнил мою мать и которому я обязана рождением. Он был похож на тебя, Лионель, он был горяч, безжалостен, красив и смел, как ты, она любила его так, как я люблю тебя, она забыла обо всем, как я забываю ради тебя».
«И кто же он такой?» — презрительно поинтересовался Лионель.
«Благородный генуэзец, который обладал всеми совершенствами, обаянием, состоянием, ловкостью, даже тем, что был роковым для всех женщин, которых он любил».
«И как его имя?»
«Его имя… Теперь я могу открыть его странное и неизвестное имя, его звали красавец Цицули, он исчез из Франции так же, как появился, и оставил в одиночестве мою мать, которая ради него бросила и мужа и семью».
«Всем, кто знал тебя в Париже, это известно».
«Но никто, даже мои самые смертельные враги, не попрекали меня этим, а ты, ты жестоко бросил мне обвинение в лицо».
«Я сказал тебе это, предложив свою руку и имя».
«Да, но за пределами Франции, чтобы я носила это имя, как воровка, так вот! Я решила доказать тебе, что это имя будет моим во всей его красе, я так захотела, и я его получила».
«Оно давит на тебя?»
«Достаточно, чтобы захотеть сбросить его на землю. Ты покидаешь этот замок завтра, Лионель. Если хочешь, завтра я тоже покину его».
«Ты! — Все желания проснулись в душе Лионеля, вся ярость неистовой любви пробудилась в его крепком теле, любви чувственной и разумной, слепой и осознанной, к которой примешалось желание отомстить за себя, отняв Аликс у брата, который увел ее у него и который не оставлял ему места у отчего очага. — Ты действительно этого хочешь? На самом деле? Хорошо, пусть будет так. Но мы должны бежать не завтра, а этой же ночью, через час».
«Через час», — повторила Аликс, которая, увидев себя так близко от поступка, который она должна совершить, испугалась.
«Да, через час, — сказал Лионель. — Ты не обманешь меня опять? Ты пойдешь со мной?»
«Ты сомневаешься, Лионель?»
«Однажды ты уже обманула меня, Аликс».
Она заколебалась, с ужасом огляделась вокруг.
«Ты не осмелишься», — покачал головой Лионель.
Аликс обернулась к своей спальне, как бы прислушиваясь к шумному сну своего мужа, затем посмотрела на Лионеля, который, презрительно улыбнувшись, повторил:
«Ты не осмелишься».
И тогда, как бы захваченная головокружением, она воскликнула, сбросив на пол лампу, которая тут же погасла:
«Хорошо! Давай, Лионель, бежим!»
Ночь была темной, медленно собирались густые облака, еще больше сгущая темноту ночи, и тогда Лионель решил, что грех помешает Аликс поддаться слабости, он обнял ее…
— Я все понял, — вмешался поэт, — здесь нам придется опустить занавес.
— Мне кажется, это действительно необходимо, — засмеялся барон.
— Кто знает? — усомнился Дьявол. — Драма не кончается из-за таких мелочей.
— Сударь шутит, — иронично заметил гений.
— Нет, правда, — настаивал Сатана, — мне довелось видеть немало вещей, которые могут заставить надеяться на многое в подобном жанре, единственное, что осложнило бы эту сцену, так это найти для нее подходящего актера…
— Особенно если пьеса дается сотню раз. — Барон, несмотря на собственное незавидное положение, настолько забылся, что подхватил дурно пахнущую шутку.
V
Действие третье
— Итак, — сказал поэт, — на этом закончится наше второе действие.
— Согласен, — ответил Сатана, — и, значит, мы начинаем третье действие.
Лионель, сделав все, чтобы заставить Аликс следовать за ним, глубокой ночью отправился к старому Гуго. К этому часу в адской темноте разыгралась ужасная буря, она грохотала снаружи и внутри дома, сопровождаясь жуткими молниями и раскатами грома. Эрмессинда также явилась к своему мужу и рассказывала ему о сцене, произошедшей между ней и сыном. Эрмессинда, правда, надеясь смягчить Гуго, говорила лишь о покорности юноши, о том, что его любовь не так уж сильна, раз он оказал так мало сопротивления желанию отца, что не было большой опасности в том, чтобы оставить его рядом с Аликс, особенно сейчас, когда ему придется воевать с копьем в руке, а не прохлаждаться в замке.
«О! В этом и состоит опасность, Эрмессинда, — возразил старик. — Ибо женщина так устроена, что отдается либо тому, кто каждый день и каждый час проводит у ее ног, в готовности исполнить малейшую мимолетную прихоть и самый безумный каприз, внимательному рабу, которому она платит любовью, поскольку не может платить золотом, либо мужчине, который едва ее замечает, который ставит себя гораздо выше. И однажды, когда он возвращается домой, покрытый пылью и кровью, с глазами, горящими от победы, сопровождаемый победными криками своих солдат, женщина, опьяненная его видом, раскрывает свои объятья, чтобы дать ему отдохнуть на своей груди от благородных ратных трудов. Вот что случится с Аликс однажды вечером, когда пьяный муж будет спать в своей постели, а любовник пройдет с высоко поднятой головой мимо двери заброшенной супруги. Все было похоже, не так ли, Эрмессинда?»
