— Я слышу ее. Что там случилось?
— Казз! В хижине спрятался медведь. Он напал на Бесст. Бери копье и убей медведя, Казз! Спасай Бесст!
Казз вскочил, его рука сжала воображаемое копье; он прыгнул вперед. Бёртону пришлось отшатнуться в сторону, чтобы освободить Каззу дорогу. Казз споткнулся о стул и рухнул лицом вниз.
Бёртон поморщился. А вдруг удар выведет Казза из транса? Нет, Казз уже вскочил на ноги и готовился к следующему прыжку.
— Казз! Ты уже в хижине! Вот он медведь! Коли его! Убей медведя!
Оскалив зубы, Казз схватил воображаемое копье обеими руками и всадил его во врага.
— Эй-й! Эй-й! — последовал поток похожих на рычание слов. Бёртон, который выучил кое-что из родного языка Казза, понял их.
— Я — Человек-Который-Убил-Белозубого! Умри же, Волосатый-Который-Спит-Всю-Зиму! Умри, но сначала прости меня! Я должен это сделать! Умри! Умри же!
— Казз! Он убежал прочь, — крикнул Бёртон. — Медведь выскользнул из хижины! Бесст спасена!
Казз перестал разить копьем. Теперь он стоял прямо, недоуменно оглядываясь по сторонам.
— Казз! Уже прошло несколько минут. Казз! Бесст ушла. Ты теперь стоишь в хижине! Внутри ее! Тебе нечего бояться. Ты вошел в хижину, и тебе нечего опасаться. Но кто там сейчас с тобой?
Казз! Ты находишься в хижине спустя несколько минут после того, как увидел, что у Спрюса на лбу отсутствуют знаки. Кто тут в хижине, кроме тебя?
Неандерталец утратил свирепое выражение лица. Он тупо смотрел на Бёртона.
— Кто? Ну, как же — Монат и Пит.
— Отлично, Казз. Теперь… кто первым заговорил с тобой?
— Монат.
— Скажи мне, о чем он говорил? Скажи мне также, что говорил Фрайгейт.
— Фрайгейт не говорил ни слова. Говорил один Монат.
— Скажи мне, что он говорил… что он говорит сейчас?
— Монат говорит: «Теперь, Казз, ты позабудешь все, что происходило в этой хижине. Мы поговорим минуту, а потом уйдем. После того как ты выйдешь отсюда, ты не вспомнишь ни как входил в хижину, ни как вышел из нее. Все, что было между этими событиями, ты забудешь. Если кто-нибудь спросит тебя об этом времени, ты скажешь, что ничего не помнишь. И это не будет ложью, потому что ты действительно все позабудешь. Верно ведь, Казз?»
Неандерталец кивнул.
— «А еще, Казз, просто для того, чтобы не сомневаться… Ты в первую очередь должен забыть то, как я повелел тебе выбросить из памяти случай, когда ты сказал мне и Фрайгейту, что у нас на лбу нет знаков. Ты сейчас помнишь тот случай, Казз?»
Казз покачал головой:
«Нет, Монат».
И он тяжело вздохнул.
— Кто это вздохнул? — спросил Бёртон.
— Фрайгейт.
Видимо, это был вздох облегчения.
— Что еще говорит Монат? Говори и то, что ты ему отвечал.
«Казз, когда я говорил с тобой в тот первый раз, сразу же после того, как ты сказал нам с Фрайгейтом, что у нас на лбу нет знаков, я тебя попросил сказать, что Бёртон рассказывал о своей встрече с Таинственным Незнакомцем. Я подразумевал того, кто мог назваться этиком».
— А-а-а! — воскликнул Бёртон. «Ты помнишь это, Казз?» «Нет».
«Конечно нет. Я велел тебе все позабыть. Но теперь я прошу тебя вспомнить. Ты помнишь тот разговор, Казз?»
Последовало молчание, длившееся секунд двадцать. Затем неандерталец произнес:
«Да. Теперь я помню».
«Очень хорошо, Казз. Говорил ли тебе Бёртон что-нибудь об этом этике? Или о ком-нибудь, все равно, о мужчине или женщине, кто бы заявил, что является одним из тех, кто воскресил нас из мертвых?»
«Нет, Бёртон-нак никогда не говорил мне ничего подобного».
«Но на будущее помни, что, если он когда-либо скажет нечто похожее, ты сразу же придешь ко мне и расскажешь.
Ты сделаешь это, однако, когда никого рядом с нами не будет. Где никто нас не подслушает. Ты понял?»
«Да, я понял».
«А если меня по какой-то причине не будет, если ты не сможешь отыскать меня, потому что я умер или путешествую, ты обратишься к Питеру Фрайгейту или Льву Руаху вместо меня. Понял?»
— Значит, и Руах тоже! — тихо сказал Бёртон.
«Да, я понял. Я скажу Питеру Фрайгейту или Льву Руаху, если тебя не будет».
«И ты расскажешь им об этом, только если рядом никого не будет, где не может быть подслушивающих. Ты понял?»
«Да, я понял».
«Отлично, Казз. Все очень хорошо. А теперь мы уйдем. И когда я дважды щелкну пальцами, ты забудешь и это, и тот первый раз».
«Да, я это понял».
«Казз, ты еще… ой, ой! Кто-то нас зовет! А времени на придумывание объяснений у нас нет! Пошли!»
Бёртону оставалось только додумать, в чем смысл последней неоконченной фразы. Монат, должно быть, хотел сказать Каззу, что тому следует говорить, если кто-нибудь спросит, о чем был разговор. Это было удачей для Бёртона. Если бы у Казза было хоть сколько-нибудь надежное прикрытие, то Бёртон так и не заметил бы ничего подозрительного.
Глава 26
— Садись, Казз, — сказал Бёртон. — Устраивайся поудобнее. Посиди тут немножко. А я сейчас уйду. Через некоторое время сюда придет Монат, и он будет говорить с тобой.
— Я понимаю.
Бёртон вышел из хижины и с минуту постоял неподвижно. Он мог бы выдать себя за Моната и в самом начале этого спектакля. Вероятно, это помогло бы быстрее преодолеть сопротивление Казза, и Бёртону не пришлось бы прибегать к этому трюку с Бесст и медведем.
Он снова вошел в хижину и сказал:
— Привет, Казз, как живешь?
— Отлично, Монат. А твои как дела?
— Прекрасно. Ладно, Казз. Я начну с того места, на котором твой друг Бёртон остановился. Мы вернемся к тому первому разу, когда я говорил с тобой сразу после того, как ты заметил, что ни у меня, ни у Фрайгейта нет знаков на лбу. Ты ведь сейчас помнишь этот случай, так как я — Монат — велел тебе припомнить его.
Вернись к тому моменту, как ты сказал об этом Монату. Помнишь?
— Да, я помню.
— Где были ты, Монат и Фрайгейт?
— Мы были у питающего камня.
— В какой день или какую ночь это было?
— Я не понимаю.
— Я хочу сказать, сколько дней спустя после Дня воскрешения это случилось?
— Через три дня.
— Расскажи, что случилось после того, как ты им сказал об отсутствии у них знаков.
Казз, говоря монотонным голосом, описал события, которые последовали сразу за этим. Монат сказал, что он и Фрайгейт хотели бы поговорить с ним наедине. Они пересекли равнину и вышли к холмам. Там под гигантским железным деревом Монат пристально поглядел в глаза Каззу. Он не прибегал ни к каким механическим приспособлениям и даже не сказал Каззу, что он хочет делать. Монат просто загипнотизировал его.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
