СССР, который не достиг в то время ещё возраста сорока лет, к А. Н. Косыгину, имевшему за пленами два десятилетия пребывания на высших государственных постах, включая период работы непосредственно с И. В. Сталиным. Более того, В. Е. Семичастный был лично весьма благодарен А. Н. Косыгину за то, что он решил одну, по — настоящему ключевую для КГБ СССР задачу. Семичастный, оказавшись во главе КГБ СССР, который был беспредельно далёк от его комсомольско — партийной карьеры, поступил очень умно. Он отдал всю профессиональную деятельность на откуп выдающимся советским разведчикам, в том числе генералам О. Грибанову и П. Ивашутину, а сам сосредоточился на политических, организационных и хозяйственно — материальных вопросах. Во многом благодаря этому ему после Серова, заметно уронившего уровень советской разведки, удалось нормализовать работу КГБ СССР, создать в организации хорошую внутреннюю обстановку и добиться перелома как в разведывательно — агентурной и аналитической работе, так и в сфере технической и организационной оснащённости разведки.
Во времена Серова ассигнования на КГБ СССР были резко снижены. Н. С. Хрущёв, также с подозрением относившийся к Лубянке, отказывал в просьбах А. Шелепину изменить ситуацию даже по самому животрепещущему вопросу, связанному с увеличением фонда вознаграждения разведчикам, агентам, информаторам. Сразу же после смещения Н. С. Хрущёва Семичастный обратился к Л. И. Брежневу с аналогичной просьбой. Дело было в том, что, «хотя Комитет государственной безопасности формально был подчинён Совету Министров СССР, а его председатель находился официально на одном уровне с остальными министрами, тем не менее моим непосредственным и, по сути, единственным шефом был первый секретарь Центрального Комитета Коммунистической партии Советского Союза. В 1961–1964 гг. им был Никита Сергеевич Хрущев, позже его сменил Леонид Ильич Брежнев»[969].
Л. И. Брежнев сказал, что у него нет времени решать хозяйственные вопросы.
В итоге со своей бедой Семичастный отправился к Косыгину. Алексей Николаевич нашёл, как помочь делу подведомственных Совету министров СССР. Он предложил, чтобы Комитет начал, помимо своих прямых обязанностей, собирать информацию по заказам министерств. Соответственно, министерства, имевшие значительные финансовые фонды, связанные с научно — технической информацией и научно — исследовательскими и опытно — конструкторскими работами, могли из своих средств пополнять фонд вознаграждений КГБ. Получив радостное согласие Семичастного, А. Н. Косыгин убедил Л. И. Брежнева в необходимости повышения народнохозяйственной эффективности КГБ СССР и закрепил это закрытым постановлением Совета министров СССР. В результате «материальное вознаграждение рядовых информаторов находилось в компетенции резидента конкретной страны. Однако чем выше в общественной иерархии находился источник информации, тем и в системе КГБ смещалось вверх право на определение его ценности. Ни размеры гонораров, ни подлинные имена наиболее значительных агентов КГБ за границами страны не были известны даже заместителям председателя КГБ, не говоря уже о людях из других государственных органов. Отдельные промышленные министерства брали на себя расходы по научно — технической разведке, и мы отчитывались перед ними конкретными материалами по интересующим их вопросам»[970].
В том числе, благодаря втягиванию аппарата КГБ в практическую повседневную работу ключевых министерств и ведомств и самого Совета министров СССР, у Семичастного и Косыгина сложились не только дружеские, но и деловые повседневные отношения, в рамках которых, что называется, хорошо легендировалась и работа по созданию новой неформальной организации. Для этой работы огромное значение имел факт возможности прямого участия в ней председателя КГБ СССР. Люди, не посвящённые в тонкости разведки, полагают, что агентурной работой, работой с источниками занимаются в лучшем случае руководители структурных подразделений. В большинстве случаев именно так дело обстоит и на практике. Однако есть и исключения. Уверен, мало кто из читателей мемуаров Семичастного оценил несколько экстраординарных строк. «Чекист грибановского уровня не подвергался риску ради того, чтобы добыть второстепенную информацию и поддерживать связь с людьми второго плана. Для этого у него достаточно было оперативных работников. Но если уж он принимался за дело лично, можно было со стопроцентной уверенностью делать вывод, что оно касается очень важного контакта. Объектом его интереса мог быть известный журналист, посол, резидент иностранной разведки или серьёзный предприниматель, торгующий с Советским Союзом.
И у меня как председателя КГБ были на связи некоторые агенты. Но их было немного, как говорится, для поддержания квалификации. Если мне приходилось принимать важные решения по делам контрразведки, то мне самому следовало знать, что эта оперативная работа собой представляет»[971].
Поскольку Владимир Ефимович писал мемуары в расчёте на обычных читателей, то он не счёл необходимым уточнить разницу между агентом и конфиденциальным источником. Первый работает на разведку, а следовательно, подписывает определённые письменные документы. Второй же сотрудничает с разведслужбой в силу тех или иных причин. Он не подписывает никаких письменных документов и в формальном плане не несёт никаких обязательств перед разведслужбой, с которой осуществляет контакты. Причём подобное сотрудничество зачастую сводится к некоему обмену информацией или совершению неопределённых действий. По характеру работы председатели КГБ СССР имели дело именно с источниками, а не с агентами. Поэтому Семичастный мог встречаться, например, с ведущими политиками, деловыми людьми, ведущими журналистами, раскрывая или не раскрывая своё подлинное лицо и должность и при этом не требуя от них принятия на себя каких — либо обязательств. Как правило, такие встречи и контакты, согласно установленным правилам, осуществлялись без информирования о конкретной встрече высшего государственного руководства.
У Семичастного сложились очень хорошие отношения с П. Ивашутиным, выдающимся руководителем разведки XX века, по масштабам и длительности работы на посту руководителя крупнейшей разведывательной структуры сравнимым разве только с Э. Гувером. После успешной операции, проведённой О. Грибановым под руководством В. Семичастного по раскрытию О. Пеньковского, последовали суровые меры против советских руководителей самого высокого ранга, в том числе был отправлен в отставку начальник ГРУ И. Серов. На его место по рекомендациям В. Семичастного и Р. Малиновского Политбюро ЦК КПСС назначило заместителя В. Семичастного, Петра Ивашутина, который успешно руководил ГРУ на протяжении 25 лет.
В начале 1965 г. параллельно с КГБ СССР и ГРУ ГШ МО СССР тоже было разрешено выполнять работы по добыче научно — технической информации для так называемой «Девятки» — министерств, курируемых Военно — промышленной комиссией Совета министров СССР с получением вознаграждения за добытые материалы. До последних дней своей жизни А. Н. Косыгин поддерживал добрые отношения с П. Ивашутиным.
Кстати, во время разработки О. Пеньковского и определения степени виновности различных должностных лиц в связи с этим В. Семичастный и курировавший его секретарь ЦК КПСС и одновременно лучший друг и старший товарищ А. Н. Шелепин максимально объективно подошли к делу и не стали применять санкции к Д. М. Гвишиани. При другом раскладе с его государственной карьерой и членством в партии было бы покончено. Подобное событие,
