содержали биографию, основные данные по компании, а также, когда было необходимо, более детальную закрытую информацию. Таким образом, при первой же встрече с А. Печчеи как руководителем «Оливетти» или «Италконсалта» Гвишиани, несомненно, получил соответствующую справку, в которой был отражён латиноамериканский период деятельности Печчеи. В этом периоде не было ничего секретного. Деятельность его на посту руководителя латиноамериканской сети Fiat широко освещалась. Кроме того, как пишет сам Д. Гвишиани, он многократно встречался с А. Печчеи в первой половине 1960‑х гг. не только в СССР, но и в Италии, и понятно, что между ними не могли не состояться беседы по самым разным вопросам, включая Латинскую Америку, к которой в то время СССР испытывал особый интерес, а также по вопросам, касающимся глобальной повестки дня. Не менее интригующим является тот факт, что у всех мемуаристов, за исключением А. Кинга, совершенно выпала многозначительная поездка А. Печчеи в Новосибирск, где ему надо было поговорить с Д. Гвишиани без посторонних ушей и глаз.
Любой непредубеждённый человек может сделать вывод о том, что все три основателя Римского клуба отлично друг друга знали, но прямо об этом говорить не хотели. Это первое. Второе, что обращает на себя внимание, — это подчёркивание как Александром Кингом, так и Аурелио Печчеи роли Джермена Гвишиани в том, чтобы разрозненные усилия были объединены, сложились в единое целое и привели к созданию Римского клуба. Отсюда, если не пытаться искать масонов, розенкрейцеров и адептов культа Тота, а просто и буднично сопоставлять факты, придётся сделать с чрезвычайно высокой степенью вероятности вывод о том, что фактически Римский клуб был создан в значительной мере по инициативе, как это принято нынче говорить, при помощи методов рефлексивного управления, именно советской стороны. Именно советская сторона как минимум выступила триггером этого процесса, а как максимум — инициировала его в той неформальной организационной форме, в которой Римский клуб и появился на свет.
Естественно, не подлежит сомнению, что фронтменом и стратегом этого процесса был Д. М. Гвишиани. Однако вполне понятно, что в советских реалиях он не мог выступить ни идеологом, ни инициатором этой программы. Таковым, безусловно, и это не требует каких — либо дополнительных доказательств, являлся А. Н. Косыгин. Однако также понятно, что он не мог в одиночку поднять такую программу, хотя бы потому, что на всех её стадиях были необходимы комплексные проверки контрагентов, с одной стороны, и сложные официально — протокольные процедуры — с другой. Поэтому есть смысл постараться очертить круг людей, так или иначе вовлечённых на первом этапе в программу создания Римского клуба. Одновременно следует особо тщательно осуществить временную привязку этих событий. Такая привязка, как станет понятно позднее, позволит решить одну из главных загадок, связанную с тем, что фактические инициаторы, а тем более кураторы с советской стороны проектов Римского клуба и Международного института прикладного системного анализа в Вене различались не только персонально, но и командно. Справедливым будет даже ещё более сильное утверждение. Несмотря на то, что многими участниками и даже главными действующими лицами этих программ являлись одни и те же люди, это, по сути, два отдельных проекта, имевшие разнонаправленные последствия как для мировой динамики, так и для судеб СССР. Но об этом позже. Пока же сосредоточим внимание на лицах, вовлеченных в проект по созданию Римского клуба. По служебной необходимости автор текста имея возможность беседовать с рядом активных участников этого процесса ещё в начале 1980‑х гг. В силу этого их свидетельства свободны от ангажированности, обусловленной нынешней политической конъюнктурой.
2
В то время Римский клуб в СССР не демонизировался, а собеседования носили скорее характер не расследования, а изучения, как тогда было принято выражаться, передового опыта. При этом, следуя традициям наиболее взвешенной и благородной английской мемуаристики, в данном тексте будет использоваться британский принцип упоминания фамилий и имен только ушедших из жизни людей либо ссылки на мемуары наших современников.
Принципиально важно, что вопрос об использовании итальянских наработок Д. Гвишиани для создания некоей организации, которая могла бы стать деловым аналогом широко признанного и весьма ценимого в Советском Союзе Пагоушского движения, созданного виднейшими западными и советскими учёными, был сформулирован перед Д. Гвишиани А. Косыгиным уже в конце 1964 г. То есть фактически сразу же после смещения Н. С. Хрущёва и занятия А. Н. Косыгиным поста председателя Совета министров СССР. При этом работа велась максимально осторожно, скрытно от посторонних глаз и непублично. В рамках ГКНТ к ней были привлечены лишь двое ближайших подчинённых и, более того, в какой — то степени друзей Д. М. Гвишиани, которые затем долгие годы работали на ключевых должностях во ВНИИСИ ГКНТ СССР, а позднее РАН.
Постановка задачи по созданию некой неформальной структуры, которая объединяла бы ведущих промышленников и специалистов в области экономических наук, однозначно не выходила за пределы компетенций А. Н. Косыгина. Хотя сегодня это и забылось, фактически до начала 1970‑х гг. именно А. Н. Косыгин являлся главным внешнеполитическим лицом Советского Союза. Л. И. Брежнев не обладал в тот период ни необходимым внешнеэкономическим опытом, ни соответствующими навыками, да и в значительной мере международным авторитетом. Соответственно, по негласному и впоследствии нарушенному Л. И. Брежневым соглашению между ним и А. Н. Косыгиным именно на последнего ложилась главная нагрузка, связанная с поддержанием международных контактов на высшем уровне[968].
Ключевая внешнеполитическая роль А. Н. Косыгина в 1960‑е гт. была обусловлена и ещё одним обстоятельством. После некорректного по международным дипломатическим стандартам поведения А. А. Громыко во время Карибского кризиса его авторитет в ведущих мировых столицах был близок к нулю. Поэтому в течение долгого времени, вплоть до середины 1970‑х гг., министры иностранных дел, не говоря уже о главах государств, встречаясь с А. А. Громыко, старались ограничиться обсуждением официальных, протокольных вопросов, не выходящих за рамки дипломатической рутины.
С кем же ещё на этапе разворачивания программы по созданию Римского клуба работал А. Н. Косыгин среди высшего советского руководства? Прежде всего, с председателем КГБ СССР Владимиром Ефимовичем Семичастным. Автору текста Владимир Ефимович подтвердил этот факт, будучи уже в глубокой опале в середине 1980‑х гг. и являясь заместителем председателя правления всесоюзного общества «Знание». При всех возможностях внутренней разведки Д. Гвишиани он не мог без нарушения регламента и риска скомпрометировать своего тестя, проводить многие мероприятия, монополия на которые принадлежала ПГУ КГБ СССР. Именно оно могло в те годы проводить глубокие проверки не только персоналий, но и компаний, используя как собственные материалы, так и сведения, получаемые от резидентов в стране локализации и из международного отдела ЦК КПСС.
У А. Н. Косыгина и В. Е. Семичастного сразу же сложились добрые, деловые и доверительные отношения. Этому в значительной степени способствовало почтительное отношение председателя КГБ
