и судьбу Понеделина.
Военная коллегия вновь приговорила генералов к расстрелу. Приговор немедленно привели в исполнение.
В 1956 году генералов реабилитировали. Выяснилось, что обвинение относительно антисоветских разговоров, которые будто бы вел генерал Понеделин в плену, чекисты просто придумали. Дневник Понеделина никто не видел — немцы его изъяли в лагере. И никто после войны не захотел учесть того, что оба генерала в немецком плену вели себя мужественно...
По подсчетам Л. Репина и В. Степанова, авторов серии статей в «Военно-историческом журнале» о генеральских судьбах, в годы войны в плен попали восемьдесят генералов и комбригов (двое оказались на оккупированной территории). Бежали из плена пятеро. Погибли у немцев двадцать три. Присоединились к немцам двенадцать генералов и комбригов. Вернулись домой тридцать семь генералов и комбригов. В правах были восстановлены двадцать шесть...
Приказ № 270 заканчивался грозным предупреждением:
«1. Командиров и политработников, во время боя срывающих с себя знаки различия и дезертирующих в тыл или сдающихся в плен врагу, считать злостными дезертирами, семьи которых подлежат аресту, как семьи нарушивших присягу и предавших свою Родину дезертиров.
Обязать всех вышестоящих командиров и комиссаров расстреливать на месте подобных дезертиров из начсостава.
2. Попавшим в окружение врага частям и подразделениям самоотверженно сражаться до последней возможности, беречь материальную часть как зеницу ока, пробиваться к своим по тылам вражеских войск, нанося поражение фашистским собакам.
Обязать каждого военнослужащего независимо от его служебного положения потребовать от вышестоящего начальника, если часть его находится в окружении, драться до последней возможности, чтобы пробиться к своим, и, если такой начальник или часть красноармейцев, вместо организации отпора врагу, предпочтут сдаться в плен, — уничтожать их всеми средствами, как наземными, так и воздушными, а семьи сдавшихся в плен красноармейцев лишать государственного пособия и помощи.
3. Обязать командиров и комиссаров дивизий немедля смещать с постов командиров батальонов и полков, прячущихся в щелях во время боя и боящихся руководить ходом боя на поле сражения, снижать их по должности как самозванцев, переводить в рядовые, а при необходимости расстреливать их на месте, выдвигая на их место смелых и мужественных людей из младшего начсостава или из рядов отличившихся красноармейцев».
Иначе говоря, все попавшие в плен заранее объявлялись предателями и изменниками. Сталин требовал от всех красноармейцев в критической ситуации покончить с собой, но не сдаваться в плен. Такого призыва к массовому самоубийству не знала ни одна армия.
А ведь окруженные части были обречены. Мало что делалось для того, чтобы помочь им вырваться, чтобы спасти попавших в котел бойцов и командиров.
В конце концов это признал даже Сталин.
В директиве Ставки № 170569 от 15 августа 1942 года говорилось: «Немцы никогда не покидают своих частей, окруженных нашими войсками, и всеми возможными силами и средствами стараются во что бы то ни стало пробиться к ним и спасти их.
У советского руководства должно быть больше товарищеского чувства к своим окруженным частям, чем у немецко-фашистского командования. На деле, однако, оказывается, что советское командование проявляет меньше заботы о своих окруженных частях, чем немецкое. Это кладет пятно позора на советское командование. Ставка считает делом чести спасение окруженных частей...»
В боевой обстановке происходило иначе. Нередко спасали себя высшие командиры, бросая своих солдат.
Когда стало ясно, что Севастополь не удержать, 30 июня 1942 года командующий Севастопольским оборонительным районом вице-адмирал Филипп Сергеевич Октябрьский отправил шифротелеграмму в Ставку:
«Надо считать, при таком положении мы продержимся максимум два-три дня.
Исходя из данной конкретной обстановки, прошу вас разрешить мне в ночь с 30 июня на 1 июля 1942 года вывезти самолетами «Дуглас» двести — двести пятьдесят ответственных работников, командиров на Кавказ, а также, если удастся, самому покинуть Севастополь, оставив здесь своего заместителя генерал-майора Петрова».
Возражений не последовало, через несколько часов адмирал получил высочайшее одобрение:
«Ставка Верховного Главнокомандования утверждает Ваши предложения по Севастополю и приказывает приступить к их немедленному выполнению».
Благополучно перебравшись в Краснодар, вице-адмирал Октябрьский доложил в Москву:
«Вместе со мной в ночь на 1 июня на всех имеющихся средствах из Севастополя вывезено около шестисот человек руководящего состава армии и флота и гражданских организаций...
Отрезанные и окруженные бойцы продолжают ожесточенную борьбу с врагом и, как правило, в плен не сдаются».
То есть вывезли всех видных партийных работников и крупных командиров, бросив солдат и младших офицеров, которые должны были героически погибнуть.
Еще одну малосимпатичную деталь отмечает Михаил Ходаренок, опубликовавший эти документы в статье «Солдатская этика» (см. Независимое военное обозрение. 2001. № 19): командование флота улетело на двух «дугласах», а сухопутных командиров отправили на подлодках, у которых было немного шансов дойти до своих.
1 июля 1942 года, когда немецкое радио передало сообщение о падении Севастополя, в ставке фюрера «Волчье логово» обедали. «Гитлер, а вместе с ним и все, кто сидел за столом, — записал в дневнике один из адъютантов фюрера, — поднялись с мест, чтобы стоя и вытянув руки в немецком приветствии выслушать прозвучавший в конце передачи государственный гимн».
А вот пример другого отношения к своим солдатам, приведенный военным обозревателем «Независимой газеты» Михаилом Ходаренком.
Генерал-полковник Фридрих фон Паулюс, командующий окруженной под Сталинградом немецкой 6-й армией, 24 января 1943 года отправил телеграмму командованию сухопутных сил:
«Предлагаю вывести из котла отдельных специалистов — солдат и офицеров, которые могут быть использованы в дальнейших боевых действиях. Приказ об этом должен быть отдан возможно скорее, так как вскоре посадка самолетов станет невозможной.
Офицеров прошу указать по имени. Обо мне, конечно, речи быть не может».
Генерал-фельдмаршал Эрих фон Манштейн, который во главе группы армий «Дон» пробивался навстречу Паулюсу, писал:
«С чисто деловой точки зрения, естественно, было бы желательно спасти возможно большее число ценных специалистов. Но эту эвакуацию необходимо было рассматривать и с точки зрения солдатской этики.
Нормы солдатской этики требуют, чтобы в первую очередь были эвакуированы раненые. Эвакуация специалистов могла быть проведена только за счет эвакуации раненых. Кроме того, неизбежно большинство эвакуируемых специалистов составили бы офицеры, так как благодаря их подготовке и опыту они представляют большую ценность в войне, чем рядовые солдаты...
Но в той обстановке, в которой находилась 6-я армия, по понятиям немецкой солдатской этики, когда речь шла о спасении жизни, офицеры должны были уступить первую очередь солдатам, за которых они несли ответственность».
Ответ штаба сухопутных войск Паулюсу был краток:
«В отношении эвакуации специалистов: фюрер в просьбе отказал».
Из сталинградского котла немцы эвакуировали тридцать тысяч раненых, а двадцать генералов вывозить не захотели, поэтому они все во
