— сказал я, — ну и жарища в этом штате!
— Где ты находишься?
Я сказал.
— А у меня есть новости, — сообщил Ричи.
— Скажи же, ради бога.
— «Утешение в скорби, инкорпорейтед» подало в суд на «Триб».
Я откинулся в кресле.
— Ты уже опубликовал материал?
— Нет, — сказал он. — В том-то и дело. И расследования, которыми я занимался, я производил крайне осторожно. Они не могли знать о них.
— Однако узнали.
— Ага. И проявили большую прыть. Тащат нас в федеральный суд за вторжение в чужую частную жизнь, кражу собственности за пределами штата…
— За пределами штата? — удивился я.
— Ну конечно. Очень многие из их клиентов проживают вне Бостона и нашего штата. На тех дисках файлы, касающиеся клиентов из самых разных мест — от Северо-Востока до Среднего Запада. Говоря терминологически, Энджи украла информацию за пределами штата.
— Красиво сказано, — заметил я.
— Еще бы. Им еще предстоит доказать, что я располагаю дискетами и прочей информацией, однако, по-видимому, судья у них в кармане, потому что сегодня в десять утра моему главному редактору шлепнули распоряжение, запрещающее какую бы то ни было публикацию относительно деятельности «Утешения», если публикация впрямую связана с информацией, содержащейся на вышеуказанных дискетах, а более ни с чем.
— Ну, тогда ты их обставил, — сказал я.
— Каким образом?
— Они не смогут показать, что именно содержится на дискетах, которых у них нет. А если даже они и располагают копиями, они не смогут доказать, что то, чем они располагают, и есть информация с тех дисков. Верно?
— Совершенно верно. Но в этом-то и прелесть распоряжения. Мы тоже не сможем доказать, что намереваемся опубликовать нечто, не связанное с информацией, содержащейся на дисках. Если, конечно, у нас хватит ума не предъявлять материал, потому что, предъявленный, он вообще теряет всякий смысл.
— Уловка двадцать два.
— Бинго.
— И все же, — сказал я, — позиция их довольно шаткая, Рич. Если они не могут доказать, что вы располагаете этими дискетами или даже знаете о их существовании, тогда раньше или позже найдется судья, который заявит, что дело не имеет юридических оснований.
— Не так-то просто отыскать такого судью, — возразил Ричи. — Для этого придется писать не одну апелляцию, возможно, даже обращаться в Верховный федеральный суд. На это потребуется время. А мне еще надо будет носиться высунув язык, чтобы убедительно подкрепить информацию с дисков информацией из других источников. Они выигрывают у нас время, Патрик. Вот что они делают. И делают это успешно.
— Почему?
— Неизвестно. А еще неизвестно, каким образом они так быстро прознали про меня. Кому ты это рассказывал?
— Никому.
— Врешь.
— Ричи, — воскликнул я, — я даже клиенту своему и то не говорил.
— А кто твой клиент, между прочим?
— Рич, — сказал я, — ну хватит тебе!
Трубка долго и тягостно молчала.
Когда он вновь заговорил, голос его был тихий, почти как шепот.
— Ты знаешь, сколько это стоит — подкупить федерального судью?
— Огромные деньги.
— Требуются огромные деньги, — повторил он. — И огромная власть, Патрик. Я вот изучил личность так называемого главы Церкви Истины и Откровения, этого П. Ф. Николсона Кетта.
— Серьезно? Николсон? Это его имя?
— Да. А что?
— Ничего, — сказал я. — Кретинское имя, и все.
— Как бы там ни было, П. Ф. Николсон Кетт для них как бы Господь Бог, и гуру, и первосвященник в одном флаконе. Но больше двадцати лет его никто в глаза не видел. Он шлет послания через своих подручных, предположительно со своей яхты у берегов Флориды. И он…
— Флорида, — произнес я.
— Ну да. Знаешь, по-моему, это какая-то ерунда, по-моему, парень этот давно умер, да и раньше-то мало что значил. Просто был подставным лицом, маской, налепленной на эту Церковь.
— А кто же настоящее ее лицо, за этой маской?
— Не знаю, — сказал он. — Но уж, конечно, это не П. Ф. Николсон Кетт. Тот парень был явно недоделанный. Раньше работал не то рекламщиком, не то мелким литературным сотрудником в журнале в Висконсине, под псевдонимом писал сценарии для порнофильмов, чтобы как-то сводить концы с концами. Да он и фимилию-то свою с трудом мог написать. Но фильмы по его сценариям я видел, и харизмой он обладал. К тому же и вид у него был подходящий — взгляд не то истинно верующего, не то сумасшедшего. Вот кто-то и выбрал этого парня с подходящим видом и харизмой и вознес его на пьедестал, как глиняного божка. И этот «кто-то», в чем я уверен, и есть человек, донимающий меня сейчас судебным преследованием.
Тут в трубке внезапно раздались прерывистые гудки.
— Позвони мне попозже. Мне надо бежать.
— Ну пока, — сказал я, но он уже повесил трубку.
Выйдя из отеля и пройдя по дорожке, петлявшей среди пальм и нелепых австралийских сосен, я увидел Энджи, которая, сидя в шезлонге и заслоняясь рукой от солнца, глядела вверх на молодого парня в оранжевых плавках — матерчатой полоске, такой узкой, что даже набедренная повязка бывает шире.
Другой парень в синих плавках устроился напротив, по другую сторону бассейна, и оттуда глядел на них. По его улыбке я понимал, что парень в оранжевых плавках его дружок.
«Оранжевые плавки» держал возле своего глянцевитого бедра наполовину полную бутылку «Короны», в чьей пене болтался лимон, и, подходя, я услышал, как он сказал:
— А полюбезнее ты не можешь?
— Могу, — ответила Энджи, — но сейчас я не в настроении.
— Ну так смени настроение! Ты же в месте, где полно солнца и веселья, крошка.
Крошка. Большая ошибка.
Энджи шевельнулась в своем шезлонге и положила записи на землю рядом с собой.
— Где полно солнца и веселья?
— Ну да! — Парень отхлебнул «Короны». — Послушай, надень-ка солнечные очки!
— Зачем это?
— Чтобы не попортить свои хорошенькие глазки.
— Так тебе глазки мои понравились, — сказала Энджи тоном, так хорошо мне знакомым. «Беги! — хотелось мне крикнуть парню. — Беги отсюда со всех ног и без оглядки!»
Парень утвердил бутылку на своем бедре.
— Ага. Кошачьи.
— Кошачьи?
— Как у киски, — сказал он, наклоняясь к ней.
— Тебе нравятся киски?
— Обожаю их. — Он улыбнулся.
— Тогда тебе, наверное, стоит сходить в зоомагазин и купить себе кошку, — сказала она, — потому что, сдается мне, другие киски тебе сегодня вечером не светят. — Она подняла с земли папку с записями и раскрыла ее на коленях. — Понял?
Я сошел с дорожки и приблизился к бассейну, а «Оранжевые плавки» сделал
