хотя и завлекал на свою сторону старшин, но все еще только
наполовину открывал им свои сношения и показывал вид, что
решится пристать к шведам только в самом крайнем случае, когда
уже война будет перенесена в Украину и весь малороссийский
край очутится в опасности подвергаться опустошениям от обеих
воюющих между собою сторон.
С отправкою генерала Инфлянта в Стародубщину царь Петр
указал и гетману действовать с ним сообща. Мазепа, получивши
такой указ, пригласил Ломиковского и полковников
миргородского, прилуцкого и лубенского, показал им указ и говорил: 1 Ныне деревня Старый Дроков Суражского уезда.
638
<Я опасаюсь, не приманивают ли меня к этому генералу, чтобы взять в руки. Идти ли нам по указу царскому в случение с
этим генералом?>
<Нет, нет, не иди! - завопили все единогласно. - Не медли
больше и посылай к шведскому королю просить протекции: как
бы нам сойтись со шведами на границе и не впустить
великороссийских войск в Украину!>
Но тут кто-то спрашивал его:
<Ты, гетман, объяви нам, чего имеем с целою Украиною и
Войском Запорожским надеятися и на яком фундаменте ты тую
махину заложил?>
Мазепа рассердился и произнес:
<Для чого вам о том прежде времени ведать? Спуститеся вы на
мою совесть и на мое подлое розумишко, на котором вы не
заведетесь болш. Я по милости Божой мею розум един неж вы все>.
Обратившись к Ломиковскому, Мазепа сказал: <Ты уже свой
розум выстарил>, а указавши на Орлика, Мазепа прибавил: <У
того еще розум молодый, дитинный*. Сам я буду ведать, якого
часу посылать до шведского короля>.
Но потом, как бы удовлетворяя их недоверчивости к себе, гетман вынул из шкатулки универсал, присланный от Станислава с
ксендзом Заленским, и велел Орлику прочитать его во
всеуслышание. Все казались им довольны (<с которого были контенты>). Но
едва ли там были тайные условия, заключенные со Станиславом
через посредство болгарского экс-архиерея. Малороссияне не были
бы ими довольны, да и Мазепа едва ли бы решился объявлять их до
поры до времени старшинам. Мазепа был из таких личностей, которые, получив власть, стараются внушить подчиненным
постоянную веру в свою мудрость и потому умышленно не открывают им
сразу всего, что замышляют, дабы тем приучить их с благоговением
полагаться во всем на свою главу или владыку. Мазепа за 20 лет
своего гетманства уже приучил старшин к такому повиновению
себе, и теперь он только понемногу приподнимал перед ним завесу, скрывавшую его тайный замысел. Он прельщал старшин
призраком независимости Украины, указывал им, что теперь представился
случай освободиться от всяких налогов и повинностей, вымышляемых московскою властью: сам Бог посылает короля шведского для
их спасения. Сделавши их участниками замысла в его главной
идее, он относительно подробностей не открывал им многого, но
каждый раз спрашивал у них советов, как ему поступать, и
показывал вид, будто предпринятый замысел начат и ведется не по его
почину, а по их общему желанию, и он у них не более, как мудрый
исполнитель общей воли. Чтоб укрыться от тех, кому он не хотел
1 Детский.
639
открывать тайны, он напустил на себя старческую немочь, говорил, что с трудом может на коня сесть, даже ходить и стоять на ногах, ложился в постель, обвязывал себя повязками с пластырями; в
таком виде, лежа на постели, он принимал царских посланцев, жаловался перед ними на свои страдания и говорил с ними чуть
слышным голосом. Правда, Мазепа и в самом деле страдал старческими
немощами, но также и преувеличивал их, потому что в то время для
его тайных целей выгодно было перед царскими людьми
показываться близким к могиле. И сам царь, и царские министры
относились к гетману доверчиво, снисходительно и не принуждали его
к отправлению своего долга выше сил. Сначала потребовали от него, чтоб он шел сам к Стародубу, но когда он известил, что по болезни
не может, то ему дозволили послать Козаков с наказным гетманом.
Тогда гетман послал отряд Козаков нежинских, лубенских и
переяславских в Стародубский полк на содействие генералу Инфлянту.
Но прежде чем эти козаки пришли туда, в Стародубском полку
произошел страшный переполох. Генерал Инфлянт, вступивши в
край, приказывал жителям уходить с своими имуществами в
укрепленные места, а села, хутора, пасеки, мельницы, гумна
приказывал истреблять огнем, чтоб не давать неприятелю прибежища
и средств к содержанию. Жители, и старые и малые, в ужасе
стали бежать и увлекли за собою присланных Козаков. Только
часть последних примкнулась к четырем батальонам и
четыремстам драгунам, составлявшим стародубский гарнизон. От них
пошли по всей Украине вести, что вошедшие в Стародубский полк
шведы не делают жителям ничего дурного, а, напротив, великороссийские войска, пришедшие будто защищать край, жгут
селения, грабят, разоряют жителей, насильно загоняют их в
укрепления, понуждают к непривычным работам, бесчестят и ругаются
над ними, обзывая их изменниками. Беглецы распространили
такой страх между козаками, что товарищи полков Миргородского, Лубенского и Прилуцкого в числе нескольких сот человек явились
к гетману в обоз у местечка Салтыковой Девицы и подали
просьбы, написанные от каждого полка особо, но по однохму пошибу.
В связи с такими явлениями, возбуждавшими вражду к
великороссийскому войску, стоит современная жалоба черниговского
полковника на солдат майора Геннинга, которые делали обиды
жителям, какого-то Шевлюгу до полусмерти избили, а майор, когда ходили к нему малороссияне жаловаться, выгонял их по шеям, и одного атамана так ударил ружейным дулом в бок, что тот, полетевши вниз головою по лестнице, сильно ушибся.
Неудовольствие против великороссиян в малороссийском
народе все более и более разгоралось и было кстати для Мазепы, когда
он намеревался ввести в Украину шведов как освободителей от
московской власти. Но тут случилось событие, которое чуть было не
640
открыло замысла Мазепы. Когда генерал Лагеркрона вошел в Ста-
родубский полк, тотчас стали разноситься воззвания, называемые
у русских <прелестными> письмами. Шведский генерал убеждал
малороссиян не бояться1 шведов, жить спокойно в своих домах, а из
Стародуба пусть выходит к нему навстречу бурмистр со
знатнейшими обывателями и пусть везут к ним на продажу хлеб и всякое
съестное. Жители не поддавались на эти прельщения, а бежали без
оглядки, спасаясь как от шведов, так и от великороссиян. Между
разносителями таких <прелестных> писем попался польский
шляхтич Яку б Улашин: он вез письмо от пана Понятовского, находившегося резидентом Станислава при шведском короле. Письмо было
к Мазепе. Понятовский просил малороссийского гетмана отпустить
на свободу его пленного брата, в воспоминание доброго приема, оказанного когда-то Мазепе’в Луцке. Почему-то этот господин
показался подозрителен, и генерал Инфлянт 1 октября отправил его
в походную канцелярию, бывшую тогда в Почепе. Улашина
подвергли пытке огнем, и тот, не стерпя мучений, объявил, что Мазепа
поколебался в верности царю, и Понятовский послал к нему
передать словесно, чтобы, как шведы войдут в Украину, он отписал бы
к Понятовскому и при Божией помощи со всем войском
запорожским приставал к шведам. Улашина еще раз поджарили, но он
более не открыл. Показанию Улашина не придали веры, и копию с
него отправили к гетману. Не только все происходившие перед тем
явления в таком роде настроили царя и его министров считать
всякие обвинения на Мазепу лживыми, но в это самое время Мазепа
заявлял свою преданность, сообщая Головкину весть, что Станислав
с шведскими и польскими войсками направляется на Волынь, чтоб
оттуда ворваться в Украину, просил скорейшей присылки
регулярных войск, потому что малороссияне могут изменить и пристать к
неприятелю. Вместе с тем снова звали гетмана на соединение с
царскими силами. Мазепа отвечал, что показания поляка Улашина не
более, как коварные затеи неприятеля, который хочет привести
верность гетмана в подозрение у государя и тем посеять в Украине
смятение. <Никакого брата Понятовского у меня нет, я о нем не
слыхал>, - писал гетман. Что касается до требования ехать самому
