Закрытый режим, отсутствие допуска – ничто это не становится препятствием для Леонхашарта. Его пропускают безропотно, открывают все двери – лишь бы сберечь то, что осталось. Котлован вместо одного из корпусов – слишком яркое напоминание о том, почему архисоветнику Леонхашарту лучше не перечить.
И только Юмаат, в кабинете которой Леонхашарт останавливается, хватает смелости плевать на все эти напоминания. Она не отрывает взгляда от планшета с ужасающим её отчётом о повреждениях (ужасающим тем, сколько денег придётся просить на ремонт у скряги Юнидатуса Тарота, потому что эту часть НИИ на обычные пожертвования не восстановить).
– Мне нужна твоя помощь, – поясняет Леонхашарт своё внезапное поведение.
– Я на тебя обиделась и не собираюсь с тобой разговаривать, – капризно отзывается Юмаат. – Но спонсорскую поддержку от твоего фона ожидаю в двойном объёме, как‑никак, я спасла вас с Гатанасом от захвата неизвестными.
– Мне нужен максимально изолированный магически зал. И приборы, чтобы отслеживать излучение магии, а также поглотители в большом количестве. И в целом консультация.
– Я с тобой не разговариваю, – напоминает Юмаат.
– Мне нужен изолированный зал, – с нажимом повторяет Леонхашарт.
Металлическая лампа на столе Юмаат изгибается, словно змея. Потрескивает и сминается металлическая столешница. Шурупы в панелях вибрируют и вытягиваются из пазов, теряя первоначальную форму. Ножки стола, ручки дверей – всё сгибается, и даже планшет в руках Юмаат трескается.
Накопители магии под потолком вспыхивают полностью загоревшимися индикаторами наполнения и отстреливаются, на их место вкатываются новые и успевают заполниться наполовину в те несколько мгновений, пока весь металл в кабинете Юмаат извивается и со скрипом и треском меняет форму.
Оценив новый дизайн с бесчисленными изгибами и заострениями потёкшего металла, Юмаат переводит взгляд на Леонхашарта, прижимающего к груди свёрток.
Ей требуется всего мгновение, чтобы всё сопоставить:
– Книга по магии? – одними губами произносит Юмаат.
Леонхашарт кивает.
– Ну, разговаривать с тобой не буду, но зал и оборудование выделю, исследованием займусь. Помни: я на тебя обиделась!
И пусть Леонхашарту сейчас не до веселья, эта почти детская непосредственность Юмаат вызывает у него лёгкую улыбку.
***
Сон – лучшая награда за все мои злоключения. Мне неинтересно, что там с результатами голосования, которое продлится сутки.
Незнакомый демон, чьи тонкие чёрные рога с вкраплениями серебряных искорок напоминают стены камеры агента Яд, выходит на арену прежде, чем её пол окончательно трансформируется в ровное полотно, а опустившаяся колонна оставляет меня один на один с соперницами.
Там и мои девчонки на арену выбегают, так что я больше не в меньшинстве.
– Меня зовут Фазарис Нордотт, – представляется демон. – Я сопровожу вас на благородный факультет.
А дальше воспоминания теряют чёткость. Кажется, я засыпаю прежде, чем наш микроавтобус покидает территорию телестанции.
Просыпаюсь я в тёплой мягкой постели. Пахнет цветами, ванилью, свежими булочками…
Почесав лоб, зудящий у основания волос, открываю глаза.
Сумрачно. Никого нет. Блеклый свет сочится только снизу: из‑под кровати Лиссы. Там светится планшет в чьих‑то сильных руках, торчит колено.
– Кхм! – выдаю я.
Бам! – отзывается некто ударом головы о дно кровати.
– Ау! – обозначает мужским баском и высовывает светловолосую голову.
– Мад? – изумление у меня довольно вялое: после переезда в другой мир и знакомства с демонами меня трудно сильно удивить. – Ты что здесь делаешь?
– Где Саламандра? – Мад судорожно выползает из‑под кровати и подбегает к моей. Падает на колени, заглядывает в моё подсвеченное его планшетом лицо. – Скажи мне, где она! Это вопрос жизни и смерти!
Где Саламандра? Нельзя сказать, что меня охватывает прямо дурное предчувствие, но холодок по спине пробегает, заставляя забыть о странности лежания Мада под кроватью Лиссы.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Где же Саламандра?
***
Мир Леонхашарта теперь иной.
Он наполнен новыми ощущениями, новыми оттенками смыслов.
Стоном боли – бесконечным, жалобным, удушающим.
Умирающий мир не может больше даже кричать – настолько он обессилен. Его связи разорваны, словно сухожилия у живого существа. Его незаживающие раны кровоточат, истекая последними каплями силы.
Сердце Нарака почти не бьётся, но на этом последнем издыхании оно ещё шёпотом молит о помощи, спасении, глотке новой жизни.
И единственный вопрос, который Леонхашарт хочет задать Гатанасу Аведдину – такому же пользующемуся всеми аспектами магии архидемону – это почему он так спокоен, как может столь равнодушно относиться к зову о помощи их собственного дома?
От шелеста этого шёпота Леонхашарту постоянно зябко, и сердце не на месте. Одно утешение – он теперь ощущает, что с Настей всё в порядке, и это помогает ему немного отпустить её, не маячить рядом ни прямо, ни косвенно, чтобы не привлекать к ней внимания Архисовета и врагов.
Уверенность в своих новых силах, в способности почувствовать малейшую угрозу Насте и добраться до неё в кратчайший срок позволяют Леонхашарту положиться на защитные чары благородного факультета, приставленную к оставшимся невестам охрану Гатанаса и расползшихся по территории кампуса механических тараканов Юмаат, следящих, чтобы всё остальное функционировало и не влезли посторонние.
Леонхашарту не приходится ничего спрашивать о Насте, так что он не боится выдать свой интерес к ней даже если все каналы связи прослушиваются.
Второй день, пока Настя отсыпается после безумного состязания (автора этой идеи – Берронзия – Леонхашарт с удовольствием бы боднул, но для маскировки сдерживается), Леонхашарт осваивает магию.
Самые изолированные лаборатории погибли при устроенном им обрушении, в оставшихся приходится работать в сдерживающей магию броне слишком осторожно, а потому медленно, но Леонхашарт не из тех, кого останавливают такие сложности.
Он знает свои цели: защитить Настю и спасти родной мир.
Он понимает, что без настоящей магии, которой должен управлять филигранно, не справиться.
И поэтому сосредоточенно учится – пока есть возможность.
Тончайшие, во многих местах разорванные нити пронизывающей Нарак магии вздрагивают при пробуждении Насти, и Леонхашарт улавливает это, вспоминает о времени.
Ему нужно вести себя нормально и не провоцировать архисоветников и врагов на активные действия, поэтому Леонхашарт прерывает тренировку, садится в свой автомобиль и отправляется домой через залитый утренним светом кольцевой город.
Город тоже кажется Леонхашарту другим, хотя как ответственный за его функционирование, он прекрасно знает каждую улицу и каждый дом, где и что пора ремонтировать, а что может подождать, где надо подкорректировать инфраструктуру, а где всё работает как часы. И даже ремонт после разрушений не меняет этого, ведь его провели в соответствии с аварийными планами и инструкциями Леонхашарта.
Автомобиль он оставляет на внутренней парковке. Подходит к шахте, тянущейся до его покоев на самом верхнем этаже, и распахивает крылья.
Вдох, рывок вверх, шелест крыльев – Леонхашарт взлетает легко, как никогда. Он сам себе напоминает откалиброванный прибор, впервые работающий так потрясающе чётко. До верха не долетает, ныряет в проём на четыре этажа ниже. После двух дней в броне, в напряжении волевых и магических тренировок Леонхашарту хочется простой физической активности – и не под носом у всяких соглядатаев.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Паролем он открывает пискнувший электронный замок. Свет включается сам. Леонхашарт, стянув сапоги, сквозь раздевалку направляется к залу с бассейном. Лёгкое дуновение сквозняка смущает его, но недостаточно, чтобы остановиться.
Но когда нога оказывается в луже, это уже настораживает. Из‑под двери сильно натекло. Леонхашарт шагает в сторону и распахивает створку. В зале бассейна сразу загорается свет.
