– Чем могу служить? – спросил хозяин незваного гостя.
– Здравствуйте, Мечислав Николаевич. Как вы, наверное, изволили вспомнить, зовут меня Яременко, Андрей, Богданов сын. Служу я неподалеку и сегодня, идучи в ресторан обедать, решил к вам заглянуть, так как имею до вас небольшой разговорчик.
– Милости прошу. – Кунцевич жестом показал на гостиную. – Может быть, чайку прикажете?
– Не откажусь.
– Нюра, голубушка, – попросил губернский секретарь прислугу, – принеси еще один прибор.
Выпив чаю, гость откинулся на стуле и скрестил руки на груди:
– Сегодня отправляетесь?
– Что-с? – удивился Кунцевич.
– Я говорю – в Англию сегодня уезжаете?
– Да… А собственно?..
– А собственно у меня к вам будет небольшая просьба, точнее две! Первая: вы должны показать мне письмо, ну или хотя бы подробно пересказать его содержание. Ну и второе: в Лондоне вы будете докладывать все о ходе розысков Чуйкова моему человеку.
– Прямо так и докладывать? – возмутился чиновник для поручений.
– Ну мы же одно дело делаем, Мечислав Николаевич! Вам Чуйков интересен с точки зрения уголовного розыска, нам – с точки зрения политического.
– Ах, вы все-таки им интересуетесь, а почему же тогда на мой запрос ответили, что не располагаете о нем никакими сведениями?
– На то были причины секретного характера-с. Наша служба предполагает наличие таких секретов.
– Хорошо, хорошо, я совершенно не против оказать содействие политической полиции, но для этого вам надобно формально обратиться к моему начальнику, он даст команду и …
– Что мне надобно, я и без вас знаю! – резко сказал Яременко. – И воспринимайте эту мою просьбу как приказ.
Мечислав Николаевич поперхнулся чаем:
– Что? Что вы сказали?
– Вы прекрасно слышали, что я сказал, поэтому повторять не буду. Как в моей деревне говорили – глухому попу две обедни не служат.
Кунцевич вскочил:
– Милостивый государь! Я попрошу…
Гость продолжал сидеть:
– Что вы попросите? Что? Становым в Амурскую область вас отправить? Или вообще в арестный дом? Вы из себя смолянку не стройте, господин губернский секретарь, фамилия Ведерников мне хорошо известна.
Сыщик застыл.
Коллежский асессор ухмыльнулся:
– Что, поубавилось гонору? Да садитесь вы, не стойте столбом!
Губернский секретарь послушно сел.
В столице империи в ту пору велась активная война с азартными играми. И возглавлял наступление на этом фронте сам градоначальник.
Единственным местом, где разрешалась легальная игра в карты, были клубы. Поскольку утверждение устава нового общества было сопряжено с большими трудностями, ушлые ребята, подвизавшиеся на этом поприще, нашли другой выход. Они входили в соглашение с правлениями уже давно существующих, но бездействующих обществ, заключали с ними условия, затем от лица общества арендовали помещение, приобретали мебель, ставили буфет и начинали извлекать прибыль. В устав вносились невинные на первый взгляд изменения – описание целей и задач общества дополнялось пунктом о «разрешенных играх», а в перечислении статей доходов появлялось упоминание о доходах от карточных игр.
По закону играть разрешалось только членам клубов либо их гостям, но только тем, которые заносились в специальные списки. О появлении в клубах дам полусвета не могло быть и речи. Кроме того, в клубах дозволялись только так называемы коммерческие игры, то есть такие, выигрыш в которых зависел не только от слепого случая и везения игрока, но и от его умственных способностей. Азартные же игры, такие как «Макао», «Баккара» и им подобные, в которых при везении мог выиграть и полный идиот, были строжайше запрещены.
Естественно, что чинная игра в преферанс среди нескольких постоянных членов клуба большого дохода антрепренеру дать не могла. Поэтому в клубах играли во что хотели и все, кто хотел. Азарт разжигал аппетит, выигрыш требовал немедленно себя спрыснуть. А присутствие рядом со столом симпатичной и легкодоступной мадемуазель скрашивало горечь проигрыша. В результате таких нарушений закона все были довольны. Игроки тем, что прекрасно провели время, дамы и антрепренеры – барышом.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Вполне понятно, что такое попирание основ действующего законодательства не могло остаться без внимания полиции.
И вот, как-то вечером, к Мечиславу Николаевичу явился муж сестры его бывшей супруги – некто Ведерников.
Это был тридцатилетний мужчина, дорого, но безвкусно одетый, весь какой-то дерганый, с бегающими глазами.
– Доброго вечера, Мечислав Николаевич.
– Здравствуйте, Александр Алексеевич, какими судьбами?
– Не извольте гневаться, что без приглашения, дело у меня к вам наисрочнейшее.
– Да о чем вы, прошу – присаживайтесь, всегда рад увидеться с родственником, хоть и бывшим.
– Благодарю. Мечислав Николаевич, я надеюсь, что ваш развод с Александрой Павловной никак не повлияет на наши отношения…
– Не повлияет. У нас с вами как отношений не было, так и нет. Коньячку?
– Не откажусь. День трудным выдался, да и продрог я что-то.
Кунцевич достал из шкафа графин, собственноручно налил гостю рюмку:
– Извините, Александр Алексеевич, я вам нынче компанию не составлю. Вчера перебрал, смотреть на него не могу.
– Ничего страшного, коньяк можно пить и в одиночестве. Говорят, сам Царь-Миротворец этим грешил.
Сделав глоток, Ведерников зажмурился от удовольствия.
– Коньяк превосходный. Такого ни в одном магазине не сыщешь.
– Мне из Эриванской губернии присылают. Домашней выделки.
– Ух ты! А я думал из Парижу… Так я вот по какому к вам делу. Я тут в одном клубе подвизался, антрепренером. – Бывший родственник надолго замолчал.
– Ну и? – спросил Кунцевич, когда ему надоело ждать.
– Клуб, Мечислав Николаевич, дело доходное, но ээ-э… Все время на грани, знаете ли. Тебе кажется, что ты закон не нарушаешь, а придет пристав с ревизией и сто нарушений отыщет. А это штраф или, не дай Бог, закрытие. Вот и приходится ээээ… крутиться. Не успел я с приставом договориться – околоточный заходит. Я к приставу, а он в ответ – моим людям тоже жить нужно! Глядишь, после околоточного еще кто придет, а на всех средств не напасешься. Тут никаких доходов не хватит. Вот я и подумал: а не пойти ли мне к родственнику, к Мечислав Николаичу, думаю, он меня в обиде не оставит, защитит многогрешного.
– И много платите?
– Одному приставу двести рублей ежемесячно!
– А заведение ваше где располагается?
– А как раз на вашей землице – Сытнинская, двадцать третий нумер.
Полгода назад Ведерников сошелся с правлением «Санкт-Петербургского общества велосипедистов-любителей», которое было создано аж в 1884 году, но последние лет десять практически не функционировало. Согласно Уставу, одной из главных целей общества было «проводить время в семейном кругу», но параграф 24 этого же устава упоминал, что «в обществе дозволяются все игры, кроме азартных или таких, о воспрещении которых в общественных собраниях состоялось правительственное сообщение». Александр Алексеевич подписал с правлением договор, снял для «собраний» большое помещение, привел его в подобающий вид и принялся извлекать барыши.
Всякому зашедшему в клуб сразу бросалось в глаза, что его посетители, а особенно посетительницы, совершенно не похожи на представителей тихого семейного круга. Дозволенные игры тут абсолютно никого не интересовали, члены клуба и его гости с вечера и до утра резались исключительно в те, «о воспрещении которых в общественных собраниях состоялось правительственное сообщение».
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
– Надо же, – усмехнулся Кунцевич. – Даже знаете, какие улицы входят в мое отделение. Разведку проводили? Молодец. Ну что ж, я попробую вам помочь.
– А сколько мне это будет стоить?
– Не бойтесь, я вас не разорю.
– Хорошо, хорошо, главное – чтобы платить вам одному, а то всю полицию-то прокормить я не в силах.
