Минутой позже, серьезный и сдержанный, степенно опускался по лестнице. Теперь ведь нельзя, чтобы говорили «Каменюка недисциплинирован, Каменюка невоспитан» — нельзя.
Повстречался математик Гаршев из первой роты. Чудеса, уже знает!
— А-а, комсомолец, поздравляю! — и руку пожал. Приятно! Капитан-то Алексей Николаевич больше всех будет радоваться. Одну рекомендацию он дал…
* * *
… Майор Веденкин, опершись о палку, остановился у окна актового зала. Всматриваясь в шустрые фигурки конькобежцев на катке, пытался определить, какие роты играют? Игра называлась: «Борьба за знамя».
— Наверно, самые младшие, — решил, наконец, Виктор Николаевич. В это время фигурки на катке прекратили игру, стали поспешно снимать коньки. «Сбор по тревоге», — догадался майор.
Лучи заходящего солнца окрашивали небо причудливыми цветами. Казалось, по синему водянистому листу бумаги неумелая детская рука провела беспорядочно яркие мазки, переходящие в нежные тона от светлозеленого до оранжевого. Солнце ушло за реку. На горизонте засеребрилась узкая полоса.
«Хорошая будет погода», — подумал Виктор Николаевич, глядя на эту полосу, а краем глаза заметил рядом Артема. Знал, чего ждет Артем и сказал именно то, что нужно было в эту минуту мальчику!
— Жаль, нет сегодня Алексея Николаевича, — он бы тоже с нами порадовался…
Артем доверчиво приблизился. Обычно, в присутствии Алексея Николаевича Каменюка щепетильно сдерживал проявление своих чувств к нему, старался не выдавать их. Но сейчас при упоминании воспитателя он весь загорелся, ему очень хотелось поговорить о нем, рассказать что-нибудь такое, что возвысило бы капитана, показало его с самой хорошей стороны.
— Наш капитан в университете марксизма-ленинизма учится! — с гордостью сообщил он.
— Откуда ты знаешь? — с любопытством спросил Веденкин.
Беседа, действительно, учился в вечернем университете, но вряд ли говорил об этом ребятам.
— Он книгу Иосифа Виссарионовича Сталина, том третий, на столе в классе оставил, а сам вышел. Я смотрю — на корешке написано «Институт Маркса-Энгельса-Ленина», открыл, а там зачетная книжка нашего капитана. Все пятерки! Только одна четверка! Вот учится! Забыл, как называется тот предмет, за который четверка — диа… как-то диа…
— Диамат, — подсказал майор.
— Верно! Вы все знаете! И история ваша есть, — сообщил Артем, — ребята все понабежали, обступили меня… Всем понравилось, что история есть… Значит, наш капитан тоже учит… Ему, как и нам, даты зубрить приходится… А в книжке зачетной благодарность «За отличную учебу». Он потому и с нас так требует…
— Имеет право, — сказал Виктор Николаевич.
— Имеет, — с гордостью подтвердил Артем.
ГЛАВА XIII
НЕПРИЯТНОСТИ
Зорину долго не удавалось найти такого библиотекаря, который был бы не только знатоком книг, но и опытным воспитателем. Наконец, ему повезло. На работу в училище приняли Марию Семеновну Гриневу — маленькую, белоголовую старушку, в больших роговых очках, вечно белоснежной шелковой кофточке и черной юбке с широкими бретельками.
Неутомимая, богатая на выдумки, Мария Семеновна то устраивала выставки, то проводила читательские конференции об образах советских офицеров в книгах лауреатов; мастерила с ребятами монтажи: о пятилетке, о родном городе, о героях труда; затеивала переписку с автором новой интересной повести, а если была возможность, приглашала его в училище.
То ли потому, что была она какая-то домашняя, сердечная — с темными щелочками глаз, пухлыми проворными руками, то ли огромной была потребность детей в материнском теплом взгляде, участливом слове, но к Гриневой льнули все ребята.
К ней приходили с письмами, поверяли немудреные секреты, прибегали спросить значение того или иного слова, рассказать о споре в классе, о своих обидах и радостях. И она никого не оставляла без внимания и участия. У нее была крохотная комната, примыкающая к читальному залу, где среди каталогов, вырезок, списков она выслушивала самые ответственные тайны.
Это не было добреньким всепрощением. Мария Семеновна умела и пробрать кого следовало, и непритворно рассердиться, — но все это у нее получалось как-то по-матерински, она быстра отходила и не забывала потом заступиться, посоветовать.
Она была близка ребятам еще и потому, что потеряла на войне своего единственного сына Федю — героя-артиллериста, и ребята чувствовали, что теперь в каждом из них Мария Семеновна видит своего Федю, старается сделать их похожими на него.
… В последнее время Артем читал запоем: на ходу, пристроившись где-нибудь на подоконнике, если удавалось — на уроках, проявляя при этом редкостное умение распределять внимание между книгой под крышкой парты и объяснением учителя. Книги отнимали, Артема наказывали, но страсть углублялась и, правду говоря, к ней относились все же терпимо.
Всего два дня назад взял Каменюка «Как закалялась сталь», а сегодня уже возвращал. Читал книгу лихорадочно, с пересохшим от волнения горлом.
— Ну как? — пытливо спросила Артема Мария Семеновна.
— Замечательная! А Корчагин… Вот это человек! Всем нам пример. Трудностей никаких не боится… Наоборот… — и Каменюка, захлебываясь, стал передавать содержание книги.
— А ты заметил, как Павел боролся с дурными привычками — бросил курить и ругаться? — спросила Гринева.
Артем с недоумением посмотрел на нее, — вот уж на это не обратил внимания, но вдруг вспомнил:
— Верно! Ну, так он же все мог! Пустой болтовни не любил. Сказал — брошу курить и бросил… А как ловко Жухрая выручил! — Артем готов был уже снова предаться воспоминаниям о прочитанном, но Мария Семеновна опросила, строго глядя сквозь стекла очков:
— Говорят, ты ругаешься?
Каменюка неловко замялся, но правдиво ответил:
— Иногда, Мария Семеновна… Бывает, — просто невозможно выдержать!
— Мне это очень неприятно, — огорченно сказала она, — мой Федя никогда не ругался. Постарайся, Тема, и ты не делать этого.
«Мой Федя», «постарайся и ты» — это звучало, как «мои сыновья».
— Постараюсь, — искренне сказал Артем и твердо добавил — Слово мое верное — ругаться не буду.
— Какую же тебе книгу дать? — словно они только об этом и говорили, в раздумье произнесла Мария Семеновна. — Есть хорошая — о Фрунзе Михаиле Васильевиче.
— Дайте, пожалуйста!
Она отошла к полке и — Артему показалось — наощупь достала книгу в коричневом переплете. Протягивая ее, посоветовала:
— Ты особенно обрати внимание на твердость Арсения — так рабочие звали молодого Фрунзе. Царские судьи заранее подготовили ему смертный приговор… Во время суда, в перерыв, подбегает к Арсению защитник и предлагает: «Выступите, в последнем слове отрекитесь, молодой человек, от своих идей, скажите „заблуждался по молодости“, — вас и помилуют». Арсений очень рассердился на такое подлое предложение и возмущенно ответил: «Я убеждениями не торгую. Такой „защитник“, как вы, мне не нужен!»
Мария Семеновна умолкла.
— Что же дальше было? — весь потянулся к ней Артем.
— Приговорили Арсения к смертной казни, а он, сидя в одиночке, спокойно стал изучать иностранный язык. Потом выбрал момент и бежал.
— Здорово! Вот это герой, это я понимаю!
— Опять ты, Тема, руку в кармане держишь, — укоризненно заметила Гринева.
Каменюка виновато выдернул руку из кармана.
— Я пошел, до свиданья, Мария Семеновна, — сказал он и, нетерпеливо перелистывая на ходу книгу, скрылся в дверях.
Авилкин принес сдавать «Руководство для постройки авиамоделей». Залихватски шлепнул книгой о стойку:
— Все изучено! Теперь для прогресса надо мне книжечку потолще…
Мария Семеновна посмотрела на возвращенную книгу и нахмурилась:
— Ты не умеешь обращаться с книгами. Смотри — обложка стала грязной, надорвана. Подклей, оберни — тогда получишь следующую…
Авилкин помялся, но делать было нечего, — и с напускной готовностью сказал:
— Есть подклеить и обернуть! — Он ушел.
Володя Ковалев, здороваясь, приветливо улыбнулся Марии Семеновне:
— Я к вам с просьбой, — мне нужен материал по истории наших советских орденов… Капитан Беседа попросил альбом выпустить в его отделении… Я набросал приблизительно, посоветовался с майором Веденкиным…
Получив нужные журналы и книги, Володя ушел. Его место занял Кирюша Голиков, с мрачным, расстроенным лицом. Его пришлось увести в «комнату признаний».
В последние три месяца Кирилл настолько увлекся устройством радиоприемника в классе, радиофицированием училища, что запустил учебу. Мария Семеновна, как только Голиков подошел к ней, сразу догадалась:
— Получил письмо из дома?
— Да, — уныло кивнул головой Кирилл, — отец недоволен. Вот, — он протянул письмо.
