Ника возится с косметичкой, разглядывая себя в зеркальце.
Я разглядываю её, любуясь.
А в это время мне приходит сообщение. Достаю телефон. Номер неизвестен и не определяется. Что за херня?
Открываю и холодею: «Серебряный лотос расцветёт в пятницу в шесть»
Господи, я и забыл о визитке Драгина. Но обо мне, похоже, не забыли.
И это пиздец как хуёво.
Глава 6. Вопросы цены и ценности
Ника
Наконец успокаиваюсь. И сама до конца не поняла, почему расстроилась и почему вдруг стало так больно?
Я и сейчас прячу глаза от Аристарха. Но в этот раз причина уже другая — сомнения. Его пылкая речь о смерти Вадима и собственной к ней непричастности была, конечно, убедительной. Но я не верю. Не знаю почему, но меня гложет тот самый неприятный червь. Что-то не так. Где-то подвох. Ресовскому нужна моя лояльность. А он, как сам сказал, — акула бизнеса. Значит, ему не составит особенного труда сожрать такую мелкую рыбёшку, как я. Запудрить мозги, создать ту картину мира, которая выгодна ему. Я не зря учусь на специалиста по коммуникациям. Отлично знаю, каким манипулятором может быть человек, чтобы достигнуть нужной ему цели. По сути всё наше общение и взаимодействие друг с другом и представляет собой разные вариации манипуляций. Кому-то они даются успешнее, кому-то — нет.
Так что с моим новоиспечённым мужем стоит держать ушки на макушке.
Бросаю украдкой взгляд — спокойный, сосредоточенный, задумчивый. Хищник. Просто сейчас затаился и строит планы, как получше заманить жертву в ловушку, а потом — слопать.
И хуже всего, что глупая жертва…иногда не прочь быть слопанной.
Ты предавала Вадима, когда он был жив, а ты плавилась в моих руках. Эти слова бьют под дых.
Зачем он вытягивает на свет из моей души всё грязное, порочное, отвратительное? Мои чувства к Вадиму — единственный якорь, который позволяет мне сохранять рассудок рядом с Аристархом. Но каждую минуту наедине с мужем прежние эмоции гаснут, выцветают, воспоминания блёкнут. Тем более что Ресовский умело — раз за разом — заштриховывает их новыми, переписывает набело, на свою сторону. И скоро у меня и следа не останется от прежней любви.
Но почему мне кажется, что если я сейчас уступлю — потеряю себя. Растворюсь, исчезну. Поэтому надо цепляться, надо не отпускать былое. Это единственный шанс не потерять голову, не сдаться.
В чувства Ресовского я тоже не верю. Такие люди слишком рассудочны, чтобы чувствовать. А все его признания, жаркие речи — лишь всё тот же элемент манипуляции.
Когда я в голове раскладываю всё случившиеся и сказанное по полочкам, становится легче.
Я знаю, что стала частью игры. Но не собираюсь быть безвольной куклой.
Мы останавливаемся возле огромного здания из зелёного стекла. Над входом крутится объёмная вывеска в бело-серебряно-зелёных тонах — логотип «РесФарм». Ко входу ведёт лестница из чёрного мрамора. Центральный офис компании выглядит солидно.
А вот Ресовский, ведущий меня за собой за руку, нет. Впрочем, он и не стремиться выглядеть серьёзным. Даже насвистывает себе под нос какую-то песенку и лукаво поглядывает на меня.
Мне неловко появляется на рабочем месте не только в сопровождении шефа, но ещё и за ручку с ним.
И не зря.
Все, конечно, здороваются, улыбаются, поздравляют. Но за внешним радушием прячутся ой какие острые зубки.
Мы, наконец, оказываемся в лифте. Нам — на десятый этаж. Лифт ползёт медленно, Ресовский нависает надо мной, загнанной в угол, маленькой и беззащитной рядом с ним.
— Ника, — тянет он, — запомни: ты над ними начальница. Наши с тобой отношения никого не касаются. Не позволяй им себя есть. Поняла? — Киваю. — Умница, девочка, заработала сахарок.
Он поддевает моё лицо за подбородок, наклоняется и целует.
Упираюсь ладошками ему в грудь, хочу оттолкнуть, прервать это безумие. Потому что колени уже подкашиваются, а жар начинает струиться по венам. Ну, вот только где мне сдвинуть такую махину!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Он останавливается сам, отрывается, смотрит недовольно. Тёмные глаза сверкают угрожающе:
— А вот сейчас, Сахарок, ты ведёшь себя плохо. И будешь наказана.
Я оправляю одежду, волосы и гордо вскидываю голову:
— Ой-ёй-ёй, грозный босс! — ехидничаю.
— А ещё — твой муж, — напоминает он, но отходит в другой угол, складывает руки на груди и скрещивает ноги.
— Да, я знаю, — опускаю глаза, не хочу скользить взглядом по его идеальной фигуре. Утыкаюсь в начищенные до блеска модельные туфли. — Но дай мне время, чтобы привыкнуть. Я ведь ещё не отпустила прежние чувства.
— Отпускай быстрее, — говорит он и, в отличие от меня, просто раздевает меня взглядом. Раздевает и лапает. Чувствую его руки на своей коже, его прикосновения, его голод. — У нас почти нет времени.
— Почему? — я всё-таки вскидываю голову и тону в чёрной бездне. Зрачки у Аристарха сейчас расширены, так что не видно радужки красивого чайного оттенка.
— Потому что миг, когда у меня расплавятся мозги и коротнут контакты самоконтроля, всё ближе. А потом… Сахарок, давай не доходить до «потом», ладно? — к моему удивлению последнее он произносит с просящей интонацией.
Только мне не легче. И ведь даже не с кем поделиться — никто не поймёт. Красивый, богатый, статусный мужчина стелется перед тобой — а ты фыркаешь. Так скажут они. И будут правы. Но я не могу по-другому.
Он давит на меня. И от этого я чувствую жуткое одиночество, обхватываю себя за плечи, всхлипываю.
Ресовский тут же оказывается рядом, сгребает в объятия, прижимает к груди:
— Всё-всё, Никуля. Успокойся, девочка. Забудь, что я сказал. — Грустно хмыкает у меня над головой. — Таким нереальным мудаком сейчас себя чувствую… Не бойся, хорошая моя. Я буду ждать, сколько нужно.
Его сила, запах его парфюма — древесно-пряный с нотками табака, — его уверенность буквально окутывают меня, успокаивают, расслабляют. Аристарх наклоняется и целует меня в макушку.
— Всё хорошо, — говорит он и улыбается мне. Улыбка тёплая, дружеская, но в ней прячется затаённая грусть.
Лифт останавливается, двери расходятся в стороны, выпуская нас. Аристарх снова берёт меня за руку, нежно поглаживая кожу большим пальцем. Будто вновь и вновь повторяет: «Не бойся. Верь мне» И что самое плохое — мне хочется не бояться и верить.
Перед дверью в свой кабинет он осматривает меня ещё раз, а потом мы вместе входим. Девушка, которая сидит за компьютером в кресле секретаря, удивлённо вскидывает брови.
— Вы у нас, кажется, Мила? — вкрадчиво интересуется Ресовский.
Девушка кивает, продолжая разглядывать меня с презрением. Ну конечно, она яркая, эффектная, грудастая. Не то, что я.
— Да, — томно произносит она, выпячивая вперёд своё «третий-почти-четвёртый». — Я тут вместо Алёны Олеговны. Пока её нет.
Чувствую, как у меня за спиной просто полыхает яростью Ресовский.
— Мила, сделайте милость, — чеканит он, — принесите мне контракт, в котором я утверждаю вас на должность моего референта.
— Но… Аристарх Иванович… Эта… тут…
— Мила! — рявкает он. — Вымётывайтесь отсюда, пока я не позвал охрану.
Она вскидывает голову и проходит мимо нас с видом оскорблённой невинности.
— Совсем обнаглели, — фыркает ей вслед Ресовский. — Видишь, Сахарок, с кем приходится работать.
Он провожает меня в свой кабинет и указывает на стул возле стола:
— Небольшое стандартное собеседование, Ника, прежде чем я представлю тебя всему коллективу.
И он действительно расспрашивает меня, как заправский кадровик. Выясняет, какими языками и на каком уровне я владею, мои профессиональные навыки в работе с компьютером и людьми. И я включаю отличницу на полную. Стараюсь давать на его вопросы развёрнутые ответы, аргументирую, добавляю в речь цитаты и высказывания. Меня слегка потряхивает, как на экзамене.
Минут через двадцать допроса Аристарх, наконец, расплывается в довольной улыбке и говорит:
