И тогда я прибег к испытанному средству: я сел в за-дзен и закрыл глаза. И вновь, как это бывало уже не раз, мне явился мой гарем… животы, бедра, ступни, плечи. Как в волшебном фонаре. Но не было главного волшебства: чистый лист бумаги, всегда лежавший под рукой, оставался чистым. Единственная связь, оборвавшаяся не по моей вине: с шестым патриархом китайской школы Чань. Те слова, которых я ждал, не приходили, а другие стоит ли записывать?
Ничего, что я тут… Я умею держать выпивку. Когда я завел дома бар, точно не скажу, но норму я себе сразу установил: бутылка за вечер. «Beefeater», тоник, лед. Гегелевская триада. А лень было самому наливать…
ЛОРА. Что будете пить?
ПАУЧОК. Господи! Увидеть ее в «Лисьей норе»… за стойкой бара! Вот уж не думал, что я когда-нибудь ее увижу. Пятнадцать лет назад, дав мне свободу, она закрутила роман с итальянцем. У них родилась дочь. Потом они уехали… какой-то маленький городок. Доходили слухи… то ли у них еще кто-то родился, то ли они, наоборот, развелись. А лет восемь назад, когда мы все вдруг сделались выездными, кто-то из наших видел ее в Риме. Она открыла магазинчик, и дела у нее вроде шли в гору…
ЛОРА. Еще не решили?
ПАУЧОК. Она меня не узнала. Неужели я так сильно изменился? Она, впрочем, тоже. Резче очертились скулы. Взгляд стал жестче. А в остальном…
Лора.
ЛОРА. Ты?
ПАУЧОК. Я встал и вышел. Еще мгновение, и ржавая мина, столько лет пролежавшая без признаков жизни, рванула бы так… не то что ресторан, на этом месте стадион можно было бы построить. Я бродил по Сретенке, потом спустился к Цветному бульвару и сам не заметил, как оказался перед «нашим домом».
Через пару дней все это казалось бредом… я ведь тогда хорошо нагрузился и решил добавить в «Норе». Вот вам и результат… итальянское облачко. Можно было, конечно, сходить туда на трезвую голову. А если не облачко? Сунуть голову в неизвестность, как глупый журавль в кувшин? Извините. Я следую примеру умного журавля. Ему кувшин надели на голову.
Алло?
ЛОРА. Это я…
ПАУЧОК. Лора! Как ты меня нашла?
ЛОРА. Не прибедняйся. Кто оставляет афоризмы на крахмальных салфетках? В «Норе» ты приметная фигура.
ПАУЧОК. А ты?
ЛОРА. Я?
ПАУЧОК. Давно ты там? В смысле здесь? В России?
ЛОРА. Четыре года.
ПАУЧОК. Четыре года!
ЛОРА. Ты, кажется, не слишком обрадовался нашей встрече.
ПАУЧОК. Я… ты где?
ЛОРА. Дома. Ты решил, что я живу в баре?
ПАУЧОК. Я к тебе сейчас приеду.
ЛОРА. Лучше в нейтральных водах.
ПАУЧОК. У тебя кто-то есть?
ЛОРА. Одна сейчас в школе, другой «кто-то» успешно ломает мои очки.
ПАУЧОК. Значит, нет?
Это все решило. В вагоне метро я поймал свое отражение: жених! Оказывается, я даже успел побриться. Подковки лакированных туфель цокали на весь белый свет: так-то, так-то! В переходе стриженый парень с пустыми бельмами и ступнями ног, повернутыми внутрь, как у балерины в восьмой позиции, протягивал кепку, словно предлагая прохожим свою дневную выручку.
ЛОРА. Ты не понял.
ПАУЧОК. Не понял?
ЛОРА. Я ничего такого не имела в виду. У меня есть муж. Извини.
ПАУЧОК. Муж.
ЛОРА. Ты всегда на свидания так приходишь?
ПАУЧОК. На свидания?
ЛОРА. Ну… как ты там это называешь.
ПАУЧОК. Я это называю «фак-н-фолл».
ЛОРА. Как?
ПАУЧОК. Рок-н-ролл. Фак-н-фолл. Непонятно?
ЛОРА. Понятно.
ПАУЧОК. Можно по-нашему. Я «гребу» все, что движется. Толстых, тонких. Замужние – вне очереди. Как самые голодные. Знаешь, как я их узнаю? По первой затяжке. Замужняя женщина затягивается так, что между вдохом и выдохом умещается всё – быт, свекровь, обвал в постели, складки на животе. От замужних я ухожу через слуховое окно в ванной… пока не утопили в слезах благодарности.
ЛОРА. Ну-ну.
ПАУЧОК. Выставь пятку.
ЛОРА. Зачем?
ПАУЧОК. Женская пятка – это семьдесят тысяч нервных окончаний. Отсюда в мозг поступают сигналы страсти. В Китае для возбуждения женщин проделывают специальный массаж: втирают особые масла, а затем легонько постукивают по пяткам деревянными молоточками в разном ритме, словно по двум барабанчикам.
ЛОРА. Совсем спятил. На нас смотрят!
ПАУЧОК. Считай, что у девочек педпрактика.
ЛОРА. Есть такая книга «100 великих любовников»… я, кстати, имела отношение к ее выходу… удивительно, как это тебя в нее не включили!
ПАУЧОК. Ты знала, что у тебя больше эрогенных зон, чем пятен у леопарда?
ЛОРА. Я пошла.
ПАУЧОК
С той же любовью, с какой любишь ты сад,
сад этот любит тебя.
Губит вселенную тот, кто шагнул наугад,
тоненький стебель губя.
Нерасторжимы вовек выдох и вдох,
свет невозможен без тьмы.
Порознь каждый и все мы это Бог,
так же как Бог это мы.
Можешь ли быть ты печален, когда не смешлив?
Весел без тихой слезы?
Как убегает Янцзы от серебряных ив,
ивы бегут от Янцзы.
Кто ничего не терял, ничего не найдет.
Вывод из сказанных слов:
если готов ученик, учитель придет,
если учитель готов.
ЛОРА. Мне правда пора.
ПАУЧОК. Зачем ты мне позвонила?
ЛОРА. Сейчас это уже неважно.
ПАУЧОК. Лора!
«Дитя, сестра моя, уедем в те края…» Я в очередной раз поймал на себе взгляды двух подружек, по виду студенток. Они скромно потягивали свой кофе. Одна, рыжая, с модным каре, в основном предлагала мне полюбоваться своим выстриженным затылком. Другая, темненькая, с лицом задумчивой черепашки, зажигала очередную сигарету. Мы быстро поняли друг друга. Всю дорогу они шептались, как две школьницы. У рыжей, кроме безупречной фигуры и безупречно замазанных прыщиков, обнаружились глаза цвета выгоревшей травы.
Мое фиаско было оглушительнее, чем салют на День победы.
ТЕМНЕНЬКАЯ. Тебе надо есть любесток. Для потенции – первое дело.
РЫЖАЯ. Не переживай. Один мой знакомый лечит такие вещи. Хочешь, я его спрошу?
ПАУЧОК. На следующий день я был в «Норе». Лора уволилась. В тот же вечер взяла расчет. А телефон? Адрес? Леша, бармен, сочувственно развел руками. «Мудрый ты человек, Леха», – с этими словами я достал из бумажника «фальшак» – стодолларовую купюру – и налепил ему на лоб.
С этой минуты начинается отсчет моих безумств. Меня уже ничто не могло остановить. Мой мозг просчитывал варианты не хуже, чем «Дип блю». Мой успех был лишь вопросом времени. Она не понимала, в какую мясорубку мы попали. От меня ничего не зависело. Можно ли противиться стихии, у которой даже имени нет? «Бог был предан забвению, и его место заняла женщина». Именно так!
Я все рассчитал. С шести до восьми в «Норе» happy hour. На халяву подваливает народ, музыканты врубаются на всю катушку. Анжела перед уходом всегда пропускает в баре сто грамм ментолового ликера. Это, считай, пятнадцать минут. Должно хватить. Ключ со слепка мне сделали на Семеновской – большие, надо сказать, мастера по этой части. Взломать ящик стола, посмотреть ведомость, и все дела. Потом пускай разбираются.
АНЖЕЛА. Что вы здесь делаете?
ПАУЧОК. О-ля-ля! Так, сейчас мы тихо сядем на свой стульчик, умница, тихо закроем дверь на ключ, и каждый будет заниматься своим делом: я – искать, ты – смотреть. Может, и ножичек нам не понадобится. Как ты считаешь?
АНЖЕЛА. А что вы ищете?
ПАУЧОК. Запах бриза, солнца и цветущей вишни.
АНЖЕЛА. Я не понимаю.
ПАУЧОК. Kenzo?
АНЖЕЛА. Да.
ПАУЧОК. У тебя хороший вкус.
АНЖЕЛА. Поэтому вы угрожаете мне ножом?
ПАУЧОК. Где личные дела? Адреса, телефоны?
АНЖЕЛА. Это не ко мне.
ПАУЧОК.Вот как?
АНЖЕЛА. У меня только финансы.
ПАУЧОК. А в нижнем ящике что?
АНЖЕЛА. Бухгалтерские книги.
ПАУЧОК. Kenzo… и бухгалтерские книги! Значит, так. Слушай меня внимательно. Сейчас я ухожу, ты здесь наводишь порядок и спокойно, без паники едешь домой. Завтра скажешь слесарю… ну да ты девушка сообразительная, что-нибудь придумаешь. Верно?
АНЖЕЛА. Да.
ПАУЧОК. Ты ведь не хотела бы еще раз со мной встретиться?
АНЖЕЛА. Нет.
ПАУЧОК. А жаль. М-м-м. Какой букет!
Безумие, да? Для меня все могло кончиться в тот вечер, но судьбе было угодно спустить меня с поводка. Я был на свободе, и это давало мне шанс разыскать Лору. Но как? О повторении моего подвига нечего было и думать. Адресный стол? Я знал только ее девичью фамилию. Можно прийти в итальянское посольство: «Я ищу девушку, у нее был магазинчик в Риме, а здесь она устроилась в норе, но из норы она сбежала…» Идиот! До бара она ведь, кажется, работала в издательстве! Они выпустили книгу… «100 великих любовников». Она еще поиронизировала, что меня там не оказалось.
Я схватил такси и помчался в спорткомплекс «Олимпийский» на книжную ярмарку. Вы будете смеяться, через двадцать минут я держал эту книгу в руках! Московское издательство «Вече», девяносто восьмой год. На глянцевой обложке не то Мессалина с Клавдием, не то Клавдия с Григорием. Но главное – вот! Улица Красной сосны, 24. Я решил, что вкупе с моим сине-белым шарфом цветовая символика подчеркнет значимость момента.
В тот день мне явно фартило.
РЕДАКТОР. «Домашний телефон Ларисы?»
ПАУЧОК. …недоверчиво переспросила редакционная мымра вся в рюшах и кружавчиках.
