вы будете счастливы.
Когда за Максимом захлопнулась дверь, я ощутила почти физическую боль.
Словно меня кто-то ударил в живот. Его слова разрывали меня изнутри. Хотелось
кричать, плакать, выть. Я уже соскочила было с постели, чтобы вернуть его, когда
почувствовала сильное головокружение. Все поплыло перед глазами и, я потеряла
сознание.
Вечером того же дня я попросила Максима Георгиевича отвезти меня домой. На
все уговоры Екатерины Васильевны остаться я только сильнее сжимала губы и
прятала заплаканные глаза.
Максим Георгиевич, не проронив ни слова, помог мне собрать вещи и отнес их в
машину.
В дороге мы не разговаривали - совсем. Это были самые тяжелые сорок минут в
моей жизни. Сердце разрывалось на части. Слезы застилали глаза. Я лишь
ожесточенно терла их кулаками и усиленно пыталась сфокусировать взгляд на
проплывавших мимо деревьях. Я ненавидела себя - за слабость, нерешительность
и за еще кучу своих недостатков. Когда-то люди боролись за свою любовь, дрались
на дуэлях, бросали все и ехали за супругами в ссылку, умирали во имя любви. Я же
сижу рядом с любимым человеком и вместо того, чтобы наслаждаться
счастливыми мгновениями, беззвучно реву, боясь поднять на него глаза.
Дура! Сама виновата. Не нужно было переходить черту. Позволила себе слишком
многое. Вот и расплачивайся теперь. И не разводи влажность. Уж этим вряд ли
сейчас поможешь.
Я с силой втянула воздух, вытерла мокрые щеки и, сделав над собой усилие,
взглянула на Максима Георгиевича. И слезы вновь заструились по щекам: его
лицо было бледным, осунувшимся, губы плотно сжаты, взгляд, сосредоточенный
на дороге, грустный, опустошенный, полный немого страдания. Руки с силой
сжимали руль, так что на них проступили жилы. Он, видимо, заметил мой взгляд.
Я увидела, как он с трудом сглотнул, но головы не повернул.
Закусив губу, я вновь отвернулась к окну. Я нутром ощущала исходящие от него
волны отчаяния, боли, бессилия, и лишь глубже втягивала голову в плечи и
сильнее вонзала ногти в ладони.
"Прости, любимый. Прости меня... Прости..."
ГЛАВА 7
ВЕСНА ПО ГОРОДУ ИДЕТ
Ты не со мной, но это не разлука,
Мне каждый миг - торжественная весть.
Я знаю, что в тебе такая мука,
Что ты не можешь слова произнесть.
Анна Ахматова
Максим Георгиевич сдержал слово.
С тех пор я редко видела его в школе. А когда мы все же случайно встречались, он
сухо здоровался и поспешно проходил мимо. Словно я прокаженная какая-то.
Даже Инна заметила, что директор как-то странно себя ведет.
- Обычно он останавливался, вежливо интересовался как дела, острил и смеялся
над шутками других, - заметила она однажды. - Но в последнее время его словно
подменили: постоянно какой-то хмурый, раздраженный, после работы - сразу
домой. Елена Вячеславовна пожаловалась, что пригласила его как-то в ночной
клуб, а он нахмурив брови, заявил, что уже стар для подобных
времяпрепровождений. Представляешь? Что-то с ним не так, ты не находишь?
Может он влюбился?
- Занят, наверное, - отмахнулась я нарочито равнодушно.
- А к тебе он клиньев не подбивал? - насмешливо поинтересовалась Инна.
- Еще скажи, что он в меня влюбился, - постаралась я перевести все в шутку.
- Мне показалось, что он неравнодушен к тебе...
- Вот именно что "показалось", - невесело усмехнулась я.
Больше мы этот разговор не поднимали. Я вообще старалась как можно реже
встречаться с Инной в приватной обстановке - боялась, что она все-таки выведет
меня чистую воду и мне придется признаться в том, что произошло между мной и
Максимом Георгиевичем. Меньше знает - лучше спит.
Все это было слишком сложно для меня. Я едва сдерживалась и лишь после
занятий, закрывшись в своей комнате, давала волю слезам и накопившимся за
день эмоциям.
В общем, все вернулось на круги своя. Разве что Пашка стал чаще приглашать
меня куда-нибудь: то в кино, то в боулинг, то в пиццерию. Отказываться было
неудобно. Я все еще чувствовала себя виноватой перед ним.
***
Весна в этом году наступила неожиданно. Вроде бы совсем недавно ходили в
шапках и варежках, кутаясь от покусывающего нос и щеки морозца, и вдруг
незаметно как-то переобулись в туфли и на смену пуховикам и шубам пришли
легкие плащи и жакеты.
Я шла по словно пробудившимся ото сна улицам и бубнила себе под нос
стихотворение Юнны Мориц:
...Это чей пушистый луч
Так щекочет из-за туч,
Заставляя малышей
Улыбаться до ушей?
Это чья же теплота,
Чья такая доброта
Заставляет улыбаться
Зайца, кyрицy, кота?
И по какому поводу?
Идёт Весна
По городу!..
Весна Мартовна Подснежникова,
Весна Апрелевна Скворешникова
Весна Маевна Черешникова!
Улыбалась во весь рот и мое весеннее настроение передавалось шедшим навстречу
прохожим, которые - кто-то смущенно, кто-то искренне, открыто - отвечали мне
улыбкой на улыбку.
Ах, сколько всего можно сделать весной. Надо бы запланировать поездку в лес.
Сходить на речку. Устроить веселые старты.
В школу я вбежала возбужденная, счастливая от предвкушения. Занятия
проводила на одном дыхании. Весной была пропитана вся моя речь - даже смех
звучал как-то по особенному.
А дома меня ждала записка - Екатерина Васильевна просила меня перезвонить ей.
Сердце ошалело забилось в груди, на лбу выступила испарина. Неужели с НИМ
что-то случилось? Я не переживу... Не переживу этого.
Я бросилась к телефону, на ходу скидывая жакет с палантином и закидывая под
стул пакет с тетрадками.
- Екатерина Васильевна, здравствуйте, - выдохнула я в трубку, услышав ее бодрый
голосок, - что-то с Максимом? С ним все в порядке?
- Ах, Сашенька, как я рада тебя слышать. Моя дорогая, милая девочка, я так по тебе
