— Вы понимаете, — сказал Рыжик, — пока я жил в Коломбо, я все время думал: «Как только мой старик отдаст концы и я унаследую фамильные дублоны, сразу махну домой в Англию и так развернусь, что небу жарко станет». А теперь, когда дошло до дела, выходит, что мне как будто ничего и не хочется.
— Может, выпьем? — сказала Лотти.
Рыжик выпил, потом они с каким-то американцем несколько раз подряд спели песню итонских гребцов, и к концу вечера он признал, что кое-какая жизнь в доброй старой столице империи еще теплится.
На следующий день читатели мистера Таратора узнали, что: Среди публики на ноябрьском гандикапе выделялось несколько спортивных фигур в зеленых котелках, и в первую очередь капитан Литлджон, или Рыжик, как его называют близкие друзья. Капитан Литлджон — один из самых богатых и известных в высшем свете холостяков, и в последнее время его имя поминают в связи с предстоящим замужеством единственной дочери из одного знаменитого герцогского рода. На скачки он вчера приехал на собственном моторе, которым правит сам…
В течение нескольких дней имя Рыжика, к немалому его смущению, снова и снова фигурировало в заметках Адама. Ему прочили несколько разных невест, ходили слухи, что он подписал контракт с кинокомпанией, что он купил небольшой остров в Бристольском заливе с целью превратить его в загородный клуб и что скоро увидит свет его роман из цейлонской жизни, в котором выведено — в весьма прозрачно замаскированном виде — много лондонских знаменитостей.
Однако шутка с бутылочного цвета котелками зашла слишком далеко. Адама вызвали к лорду Мономарку.
— Послушайте меня, Саймз, — сказал великий человек. — Страничка ваша мне нравится. Написано ловко, есть много новых имен, и интимный тон вполне подходящий. Я ее читаю каждый день, и дочь моя тоже. Продолжайте в том же духе, и все будет в порядке. Но что это за болтовня про зеленые котелки?
— Конечно, сэр, пока еще их носят немногие, но…
— У вас, например, есть зеленый котелок? Показать мне можете?
— Сам я, к сожалению, такого не ношу.
— А где вы их видите? Я лично до сих пор ни одного не видел. И моя дочь не видела. Кто их носит? Где их покупают, хотел бы я знать? Так вот, имейте в виду, Саймз, я не говорю, что зеленых котелков вообще не бывает; может, они есть, а может, и нет. Но в моей газете чтобы зеленых котелков больше не было, понятно? И еще одно. Этот ваш граф Цинциннати. Я и про него не говорю, что он вообще не существует. Может, существует, а может, и нет. Но итальянскому послу ничего о нем не известно, и в «Готском альманахе» он не значится… Для моей газеты этого вполне достаточно. И еще, хватит писать про «Эспинозу». Мне там вчера вечером счет неправильно выписали. Итого, значит, три замечания, ясно? Пронумеруйте их в уме — один, два, три. В этом весь секрет, как не забыть, — ну-ме-рация. Вот и все. Теперь бегите да скажите там министру внутренних дел, пусть заходит. Он ждет в коридоре, увидите — такой плюгавый человечек в пенсне.
Глава 8
Через два дня Адам и Нина повезли Рыжика на вечер в дирижабле. Вечер получился не особенно удачный. Долгая поездка в машине Рыжика до захиревшего пригорода, где стоял на приколе дирижабль, повергла их в холодное уныние, погасив последние искры веселья, еще вспыхивавшего изредка за обедом, которым накормил их Рыжик.
Дирижабль, казалось, заполнял все поле. Он был закреплен в нескольких футах от земли бесчисленными тросами, о которые они то и дело спотыкались, пока шли к трапу, застеленному в честь высоких гостей красной дорожкой.
Внутри, в салонах, сообщавшихся между собой винтовыми лесенками и металлическими переходами, было тесно и жарко. Повсюду торчали какие-то выступы, и мисс Рансибл уже через полчаса оказалась вся в синяках. Был оркестр, был бар, и все те же лица. Новым было то, что до сих пор вечеров в дирижаблях никто не устраивал.
Адам поднялся на нечто вроде открытого балкона. Необъятный шелковый пузырь заслонял небо, чуть заметно колыхался на ветру. Фары подъезжающих машин чертили полосы света на растрепанной траве. Кучка зевак у ворот изощрялась в насмешках. На балконе неподалеку от Адама раскинулась на подушках влюбленная парочка. Еще там была незнакомая ему молодая женщина, она держалась за строп и тяжело дышала — видимо, ей было нехорошо. Вспыхнул огонек сигары, и Адам увидел, что влюбленная парочка — это Мэри Маус и магараджа Поккапорский.
Тут к нему подошла Нина.
— Обидно, что двое таких богатых людей влюблены друг в друга, — сказала она, кивнув на магараджу и Мэри. — Сколько денег зря пропадает.
— Нина, — сказал Адам, — давай поскорее поженимся, хорошо?
— Да, надо бы, а то очень скучно.
Молодая женщина, которая плохо себя чувствовала, пошатываясь, прошла мимо них, решив, как видно, уехать домой, если ей удастся найти свое пальто и своего кавалера.
— …не знаю, может быть, это звучит глупо, — сказал Адам, — но мне, честное слово, кажется, что брак должен длиться, понимаешь, — что он должен быть надолго. Тебе тоже так кажется? Или нет?
— Да, это одно из преимуществ брака!
— Я рад, что ты так считаешь. Я почему-то не был в этом вверен. А иначе получается какая-то фикция, верно?
— По-моему, тебе надо еще раз съездить к папе, — сказала Нина. — Писать нет смысла. Съезди и скажи ему, что у тебя есть работа, и ты теперь богатый, и что мы поженимся еще до Рождества.
— Ладно. Так и сделаю.
— …Помнишь, как мы в первый раз сговаривались, что ты к нему поедешь?… Вот точно так же… это было на вечере у Арчи Шверта.
— Ох, Нина, сколько же всяких вечеров!
(Костюмированные вечера, дикарские вечера, викторианские вечера, вечера эллинские, ковбойские, русские, цирковые, вечера, на которых меняются костюмами, полуголые вечера в Сент Джонс Вуд, вечера в квартирах и студиях, в домах и на кораблях, в отелях и ночных клубах, на ветряных мельницах и в плавательных бассейнах, школьные вечера, где пьют чай с пышками, безе и консервами из крабов, оксфордские вечера, где пьют старый херес и курят турецкие сигары, скучные балы в Англии, нелепые балы в Шотландии и отвратные танцульки в Париже — все эти сменяющиеся и повторяющие друг друга людские скопища… Эта мерзкая плоть…)
Он прислонился пылающим лбом к прохладной Нининой руке и поцеловал ее в ямку у локтя.
— Понимаю, милый, — сказала она и положила руку ему на голову.
Самодовольной походочкой, заложив руки за фалды, на балкон вышел Рыжик.
— Как дела, друзья? — сказал он. — Здорово здесь все устроено, а?
— Веселитесь, Рыжик?
— Еще бы. Знаете, я тут познакомился с одним отличным малым, зовут Майлз. Парень хоть куда. Такой, понимаете, общительный. Тем-то и хороши настоящие вечера — знакомишься со стоящими людьми. Понимаете, другого за год и то не узнаешь, а вот с таким малым, как Майлз, сразу чувствуешь себя как с закадычным другом.
Автомобили один за другим уже отъезжали от ворот. Мисс Рансибл сказала, что она слышала об одном божественном ночном клубе, где-то около Лестер-сквера, где подают спиртное в любое время суток. Называется — Клуб святого Христофора.
И они все поехали туда в машине Рыжика.
По дороге Рыжик сказал:
— Этот Майлз, он, понимаете, какой-то странный…
Найти Клуб святого Христофора оказалось нелегко.
Туда вела узкая дверь рядом с входом в магазин, и мужчина, который вышел на звонок, придержал дверь ногой и с опаской выглянул на улицу.
Они заплатили по десять шиллингов и расписались выдуманными фамилиями в книге посетителей. Потом спустились в подвальное помещение, где было очень жарко и накурено, вдоль стен стояли шаткие столики на бамбуковых ножках и несколько пар танцевало на блестящем, крытом линолеумом полу.
Женщина в желтом платье со стеклярусом играла на рояле, другая, в красном платье, играла на скрипке.
Они заказали виски. Официант сказал, что очень сожалеет, но виски нет, сегодня — нет. Только что звонили из полиции предупредить, что в любую минуту может быть облава. А вот копчушки он может порекомендовать.
Мисс Рансибл сказала, что это же смешно, копчушками не напьешься, и вообще клуб производит жуткое впечатление.
Рыжик сказал, что, раз уж они здесь, ничего не поделаешь, надо попробовать копчушки. Потом он пригласил Нину танцевать, но она не захотела. Он пригласил мисс Рансибл, но она тоже не захотела.
Потом они ели копчушки.
Один из танцоров (явно успевший проглотить немало виски до того, как в Клуб св. Христофора позвонили из полиции), подошел к их столику и сказал Адаму:
— Вы меня не знаете. Я — Гилмор. Не хочу затевать скандал при дамах, но, когда я вижу перед собой законченного хама, я ему прямо так и говорю.
Адам спросил:
— А вы почему, когда говорите, брызжете слюной?
Гилмор сказал:
— Это у меня врожденный физический недостаток, а то, что вы о нем упомянули, лишний раз доказывает, какой вы законченный хам.
