В больших городах таких, как мы с Мартой, выписывали. А там, где молодые работали, нормальных квартир зачастую не давали, не обещали даже. Вот и ютились люди в бараках, подвалах, вагончиках годами, некоторые чуть ли не всю жизнь. Как это было несправедливо!
Мы с печалью покинули наш ватутинский уголок, прожив в нем год. Министерство дало нам перевод в Москву. Сели на поезд и приехали домой, чтобы решить квартирные дела, получить новое назначение.
* * *
В центре Москвы, на Сивцевом Вражке, 10, помещался всесоюзный трест "Союзшахтоосушение" Минмонтажспецстроя СССР. В Москве, как известно угольных шахт нет, но закладываются шахты Метростроя, строится под землей множество разных объектов, тоннелей, подземных переходов, гидротехнических сооружений. И ко всем к ним имели отношение инженеры и рабочие этого треста. В него входило много строительно-монтажных управлений, дислоцированных вдали от Москвы, в том числе в Сафонове Смоленской области, Новомосковске Тульской области, Калуге. Все эти населенные пункты стали адресами моей службы на несколько лет.
При Сафоновском управлении числился Московский буровой участок. Вот этот участок стал моим местом службы, где я проработал год.
Надев непромокаемые сапоги, комбинезон и каску, я спустился под землю в шахту строящейся Калужской линии Московского метрополитена. Мне помнится, то была станция "Октябрьская" на Большой Якиманке. Главным инженером строительно-монтажного управления метростроевцев здесь был молодой Эзар Владимирович Сандуковский. Этот человек поныне в строю, работает заместителем руководителя Метростроя. По его словам, мы с ним впервые состыковались на станции "Ленинский проспект" той же линии. Он же, вспоминая прошлое, говорит, что я, не имея опыта, вчерашний студент, все схватывал на ходу и работал не вызывая у него нареканий, одним словом, нормально. Начальником участка здесь был инженер Григорий Гликин. Они, Гликин и Сандуковский, стали в подземной Москве моими первыми учителями. Я как прораб участка буровых работ был у них на субподряде.
Мы занимались водопонижением, замораживанием плывунов. То есть давали фронт работ метростроевцам, прокладывавшим глубоко под землей транспортные тоннели. Они тогда спешно тянули их от Октябрьской площади на Юго-Запад, в Черемушки. Там возникла тогда большая строительная площадка, возводились новые жилые кварталы.
Возможно, не сразу я нашел бы себе работу по специальности в переполненном выпускниками многих московских инженерных институтов городе, если бы не отец. Тогда он работал в тресте "Союзшахтоосушение". Туда меня и взяли. Этот трест помог сохранить мне и Марте постоянную прописку в Москве.
Числился я прорабом Сафоновского строительно-монтажного управления, выполнявшего задания на разных шахтах, в том числе в Москве. Контора управления помещалась в маленьком городе Сафоново. На его станции останавливались поезда, идущие из Москвы в Смоленск. Сафоново получил статус города за несколько лет до моего назначения. Там были не только заводы, выпускающие машины, приборы, химические изделия, но и угольные шахты. Поэтому трест дислоцировал в нем строительно-монтажное управление. Оно, как я сказал, ведало Московским буровым участком.
В Сафоново я получил место в общежитии, оттуда командировывался на работу в Москву. Чувствовал я себя после Ватутино неважно, хотя подолгу работал и жил в Москве. Из-за чего расстраивался? Прежнего масштаба, к которому привык в Ватутине, на Московском буровом участке не было. И платили гроши. Вот тогда вкусил все прелести жизни молодого советского специалиста, занятого в строительстве. Оклад мне установили не 300 рублей, как прежде, всего 130 рублей. В два с лишним раза меньше! Что из зарплаты оставалось в дни получки после вычета подоходного налога и налога на бездетность?
* * *
После горняцкой привольной жизни, ответственной работы в угольном разрезе, я оказался в положении незавидном. Промучался год. И без сожаления расстался и с Сафоново, и с Москвой. Махнул на Кольский полуостров, омываемый волнами Баренцева и Белого морей, в холодные Апатиты.
Когда я туда приехал в самом начале 1961 года, поселок Апатиты не имел статуса города. То был, однако, и тогда довольно крупный промышленный центр Мурманской области. Здесь нашли до войны апатито-нефелиновые руды, богатейшее месторождение. Поэтому построили горно-обогатительную фабрику, дислоцировали Кольский филиал Академии наук СССР, построили Кировскую ГРЭС. А строительством занимался мощный трест "Апатитстрой".
В Апатитах я возглавил буровой участок, один из многих в разветвленной структуре все того же треста "Союзшахтоосушение". Свой титул - Всесоюзный он носил оправданно.
Не буду описывать природу и климат Апатит, который географы считают относительно мягким, из-за влияния теплого течения Атлантики. Мне мягким он не показался. Полярная ночь, дни без солнца, мрак, морозы и ветры, дующие с Ледовитого океана. В холодном озере Имандра не поплаваешь.
Но там на Севере, среди снегов и холодов, я себя снова почувствовал в своей тарелке, воспрянул духом. Ходил весь день в сапогах, комбинезоне и каске. Три раза в сутки "проводил смены". Работа, как в угольном разрезе, шла круглосуточно. Так что я забыл улицу Горького, московские кафе и рестораны, забыл про театры.
Апатитский участок выполнял фактически работу строительного управления, в нем числилось человек двести. Мы бурили глубокие скважины, занимались осушением крупных предприятий. В Апатитах - сложнейшие грунты, ничего построить нельзя без предварительного осушения. С одной стороны, нас окружала вечная мерзлота, с другой стороны, приходилось бороться с грунтовыми водами. Так что умения я здесь поднабрался на всю оставшуюся жизнь. В 25 лет прошел высшую инженерную школу, приобрел опыт, который пригодился через несколько лет в Москве.
В Апатитах можно было проявить себя полностью. Создавался участок на голом месте. Когда затеваешь новое дело - всегда интересно. Наши буровые машины всем были необходимы. Мы могли делать глубокие километровые скважины. Бурили отечественными машинами.
В Апатитах шла тогда большая стройка, называвшаяся Всесоюзной. Люди ехали сюда со всего Советского Союза, кто за длинным рублем, кто спасался от несчастной любви, кто хотел испытать себя северными трудностями. Тогда как раз возводилась Апатито-нефелиновая обогатительная фабрика.
Мне нравилось работать на рудниках. Увлекала полярная романтика. Там, в Апатитах, я из горняка, угледобытчика, превратился в промышленного строителя.
Работа на Крайнем Севере давала право сохранить постоянную московскую прописку, возможность в будущем вернуться в Москву, по которой я скучал.
В "Союзшахтоосушении" служили опытнейшие и талантливые люди, занимавшиеся сложным делом - практической гидрогеологией. Трест сотрудничал с учеными, институтами Академии наук СССР. Гидрогеология - наука серьезная, как военное дело. Можно так откачать воду, что произойдет натуральное землетрясение.
Трест на просторах Советского Союза выступал монополистом в своей области, его призывали на стройки, где гидрогеологические условия оказывались самыми сложными. И когда закладывали шахты, и когда строили промышленные объекты - мы были необходимы. Трест владел всеми известными тогда специальными способами работ, шел первый вперед, как сапер по минному полю. Вслед за ним шли строительные войска. У инженеров треста я научился умению обращаться со сложной техникой, особенно с трофейной немецкой. К ней требовался особый подход. Она была весьма капризной в условиях нашей арктической зимы.
В Апатиты я поехал один. Там условия жизни оказались другие, чем в Ватутине. Марта осталась дома с моими родителями: она была беременна. В родильном доме на Маломосковской улице у нас родилась дочь Катя. Пришлось нам тогда пожить порознь. В Москву меня вызывали по делам в трест, так что дома я бывал в командировках.
Когда первый раз увидел Апатиты, то подумал: как хорошо, что Марта осталась в Москве! Зрелище было не для впечатлительных молодых женщин. Перед глазами возникала бывшая лагерная зона, мрачные бараки, город заключенных. Один из островов "Архипелага ГУЛАГ". Хилые деревца, пронизывающий холодный ветер, хмурое северное небо. И приветливые, доброжелательные лица людей! Это меня поражало, умиляло, грело, скрашивало разлуку с женой и родителями.
Среди жителей оказалось множество бывших заключенных, отсидевших сроки в сталинских лагерях. Много проживало работников МВД. Встречались искатели приключений, устремившиеся сюда со всей страны "за туманом и за запахом тайги".
В Апатитах снова хорошо зарабатывал. Там всем платили надбавку за службу на Крайнем Севере. Но постоянно жить в условиях полярной ночи не каждый способен. И мне не хотелось пускать корни в вечной мерзлоте. Бараки, "общаги", не похожие на нашу ватутинскую гостиницу, туалеты в морозном дворе. Летом - грязь, тысячи мух, смог и гарь от дымящих день и ночь труб заводов и шахт! О защите природы никто тогда не думал.
