Вот и мы с Магой пытаемся играть по правилам в то время, как кровь кипит от адреналина, а кулаки зудят.
Десять лет назад я бы без раздумий бросился на противника только за косой взгляд на свою девушку. Вчера же, увидев испуганные глаза своей жены, я будто ушат ледяной воды на себя вылил. Всего одна мысль остановила желание убивать. Я не хотел, чтобы она увидела то чудовище, что я успешно прятал в себе долгие годы.
Последствия…
Именно поэтому мы сидим сейчас напротив друг друга, едва сдерживая ярость.
— Ты не тому человеку решил зубы показать, — выплевывает слова Алиев. — Это в своей Масквэ можешь выебываться. Здэсь ты, Соболев, никто. Сегодня бумажка твоя на столе, завтра ей жопу ослу подотрут и выбросят. По-хорошэму пока прошу, забирай свою шалаву и вали из моего города, пока тебе все кости не пэрэсчитали.
Резко наклоняюсь вперед и, сцепив руки перед собой, громко и четко говорю:
— Два.
За столом провисает тишина.
— Ты уже дважды оскорбил мою жену за сегодня, Мага. Подумай хорошенько, прежде, чем повторить эту ошибку в третий раз. — Пристально смотрю ему в глаза, незримо транслируя: «Опасно».
Тот подбирается и только открывает рот, как я его опережаю:
— Давай-ка, я тебе расскажу одну притчу. Жил на свете молодой и глупый шакал. Кровь его была горяча, а ум скуден. И вот решил шакал, что он сильнее царя зверей. Подкараулил его львицу и унизил при всех. Лев прогнал шакала, но стоило царю зверей отвлечься, как шакал напал на него со спины и укусил. Гордился шакал своей победой. Ходил по саванне, задрав куцый хвост. Вот только забыл глупый шакал, что у львов отличная память. Уснул шакал под раскидистым кустом, а на утро нашли только его кости.
Хмыкнув, Магомед Алиев, толкнул по столу пепельницу, выдавая свой гнев:
— И какая же мораль у твоей притчи, Соболев?
— А она простая, как пять рублей, Мага. Львы не живут в одиночку и всегда охотятся прайдом. И пока ты копался в моей биографии, пытаясь понять масштаб последствий от простого офисного планктона, лев из ФСБ и львицы из ФНС покопались в грязном белье твоей семьи… Мне рассказать тебе об их находках, или ты все-таки умнее шакала из притчи?
Взревев, Алиев смахивает со стола посуду, фарфор разлетается и разбивается с громким звоном.
«Помни, Мир, что свой бой ты начинаешь задолго до того момента, когда встретишься с противником в центре ринга».
Спасибо, тренер. Твои слова врезались мне в память, спасая в такие моменты, когда нельзя показывать слабину.
Сохраняя спокойствие, наблюдаю, как Алиев, матерясь, громит мебель. Удивительно, что на грохот не прибежал персонал. Устав от мельтешения, тихо говорю:
— Сядь уже. Давай, наконец, поговорим, как мужчина с мужчиной.
Магомед, резко замерев, возвращается за импровизированный стол переговоров.
— Чего ты хочешь? — от гнева его лицо покрылось красными пятнами. Вот только в глазах уже не превосходство, а самая настоящая паника.
Еще бы, я бы не так испугался на его месте, вскройся махинации его семьи с госзакупками и отмывание денег через фирмы, зарегистрированные на подставных людей.
— Сатисфакции, Мага. Ты принесешь моей жене глубочайшие извинения за свое вчерашнее поведение, расскажешь, как ты раскаиваешься, что посмел ее оскорбить. И дашь клятвенное обещание впредь вести себя в обществе дамы прилично, рук не распускать. И если дама говорит «нет», это значит нет, Мага. Я понятно донес до тебя свою мысль?
Алиев прожигает меня далеким от раскаявшегося взглядом.
— А если я нэ захочу перед ней извиняться? — с вызовом бросает мне.
Криво ухмыльнувшись, припечатываю:
— В этом случае, Магомед, сегодня же моя жена напишет другое заявление… «Насильственные действия сексуального характера», слыхал о такой статье? Камеры запечатлели момент, когда ты лапал мою жену и силой тащил в сторону выхода из отеля, а она оказывала явное сопротивление. Это тебе уже не административка, от которой дядя отмажет. И не надейся, что хоть одно из этих заявлений потеряется. Так, что выберешь, Мага?
И да простит меня святое семейство Алиевых за подлый шантаж, но не зря же говорят: «Хорошими делами прославиться нельзя».
Покончив с записью видео с извинениями, не прощаясь, двигаюсь к выходу с террасы. Стекло противно хрустит под ногами, звук ввинчивается в мозг раскаленными спицами. Как же меня утомила эта беседа.
В спину летит:
— И всё-таки, Соболев, почему твоя женщина сидэла одна в баре, накачиваясь алкоголем?
Бросаю, не поворачивая головы:
— А вот это, Мага, тебя ебать не должно.
Глава 14. Одно дыхание на двоих
Мир
Я раньше и не думал, что у нас
На двоих с тобой одно лишь дыхание.
Nautilus Pompilius «Дыхание»
Поднимаюсь к себе в номер, сохраняя внешне олимпийское спокойствие. Внутри же до сих пор дергает током.
Никто не дал бы мне гарантий, что беседа, состоявшаяся пару минут назад на террасе, не закончилась без участия ментов или службы безопасности отеля. Удержаться от провокации удалось каким-то чудом, хоть я и предпринял шаги на опережение. Как знал, что понадобится помощь старых знакомых. Необходимая мера поддержки.
Решать проблемы своей женщины нужно быстро, четко и без трагических последствий.
А Юлька — моя женщина. Что бы там себе не напридумывал этот Борис. Герой тоже мне. Хотя и я не лучше, как проглядел ее появление в ресторане — загадка.
В груди печет желанием присвоить, пометить, рявкнуть: «Мое!»
Забрать себе, не отдавать больше, не предавать…
Но решать не мне. Свое слово я сказал, тот самый шаг сделал. Дело за Юлей. Захочет ли, поверит ли снова. И выберет ли…
Убеждай, подкупай, шантажируй — тут такая схема не сработает. Хрупко всё, зыбко. А хочется предельной ясности.
Открывая дверь в номер, думаю, насколько сильно я хочу эту женщину рядом, что готов идти по головам. И что вряд ли моя зайчишка-трусишка еще не сбежала в безопасную норку, спрятавшись там от всех неудобных разговоров и ситуаций.
А потом застываю на месте… глядя, как моя бывшая жена танцует посреди номера с моей рубашкой.
Сердце срывается в бешеный ритм. Шум в ушах нарастает, а потом кровь устремляется туда, где еще пару секунд назад был штиль.
Прикрыв дверь, смотрю на этот беззвучный вальс, испытывая неудовлетворение в паху. Член болезненно пульсирует, грозя прорвать молнию брюк. Затаив дыхание, слежу за своей единственной целью.
Жена, удерживая одной рукой плечики и прикрыв глаза, тихо покачивается в такт мелодии, играющей в ее наушниках. Мое присутствие для нее не очевидно, иначе бы я встал на колени за такую яркую провокацию.
Юля делает плавный оборот, волосы, еще влажные после душа, рассыпаются по бархатной коже плеч. Шаг, поворот, шаг назад, покачивание. Перед глазами мелькают изгибы совершенного тела. Эти движения на какой-то миг отвлекают от главного. Моя жена абсолютного нага, если не считать трусики, больше похожие на прозрачную паутинку, за преграду.
Сглатываю ком в горле. Ничего эротичнее я не видел.
Прикипаю взглядом к двум аккуратным ямочкам на пояснице, красивой линии позвоночника, мелькнувшему полушарию груди… и дышать становится нечем. Потому что всё, о чем могу сейчас думать, как оказаться рядом.
Нас разделяет всего пара шагов, но я отчего-то медлю.
Этот танец. Он ведь не был предназначен для чьих-то глаз. Ворочается в груди ревность, но быстро гаснет, стоит только рассмотреть обстановку повнимательней.
Створки шкафов раскрыты, на постели несколько моих рубашек, явно забракованных женой по причине…
В момент моих вялых размышлений Юля вдруг останавливается и открывает глаза.
Взгляды пересекаются.
И воздуха больше нет. Сердце пропускает удар, а потом молотит с удвоенной силой. Жар растекается от груди расплавленной лавой. В паху становится тесно, когда моя нифма опускает уже ненужную рубашку.
