— Чудесные розы! — с восторгом произнес Пэро, не успевший рассмотреть их во вчерашней сумятице. — И кажется даже, что они чувствуют друг друга и имеют особенные между собой отношения. Те белые и эти алые.
— Так оно и есть, мсье, розы — живые существа, очень чуткие и внимательные.
— А, это вы, мистер Уиттон. Дастингс говорил мне, что все это ваша работа. Великолепно, просто великолепно!
— Спасибо за такие теплые слова, — поблагодарил Мэтью. — Моему бедному брату цветы тоже очень нравились. Он часто при плохом самочувствии выходил из дома, чтобы посидеть на стуле рядом. Говорил, что они его лечат.
Только сейчас я обратил внимание на перебинтованную кисть Уиттона. Заправленный за край уголок бинта вылез и повязка могла размотаться.
— Вы повредили руку? — спросил я. — Сильно?
— Нет, пустяки. Поцарапал, когда копался вчера в машине. Сделайте одолжение, помогите мне потуже поставить повязку.
Я размотал бинт. На повернутой ко мне внешней стороне его правой кисти, ниже косточек среднего и указательного пальцев, оказалась небольшая, но довольно глубокая царапина с рваными краями.
— Хорошо, что не задет ни один сосуд, — взглянув на рану, проговорил Пэро. — Надо ее почаще дезинфицировать.
— Не беспокойтесь… спасибо, капитан. Не возражаете, если я немного провожу вас, джентльмены?
Мы пошли медленным шагом по той же центральной парковой дорожке к шоссе.
— Скажите, пожалуйста, мистер Уиттон, — обратился к нему Пэро, — а сэр Джон не мог увидеть само убийство или лежащее внизу тело из окон своих апартаментов?
Мэтью покачал головой:
— Я тоже сначала об этом подумал… Нет, не мог. Одно из его окон действительно для этого подходит, но в середине дня оно всегда закрыто от солнца плотными шторами. И когда мы обнаружили его бездыханным, я потом вспомнил, шторы были закрыты.
В просвете между деревьями завиднелась дорога.
— Хорошая у вас аллея, но чересчур короткая, — готовясь проститься с нашим любезным провожатым, сказал я.
— В таком случае, — неуверенно произнес Мэтью, — в таком случае я позволю себе еще немного задержать вас в тени деревьев, джентльмены. Чтобы рассказать об одном сущем пустяке.
Он неловко развел руками.
— Что такое, мой друг? Говорите, пожалуйста, говорите.
Ободряющая улыбка Пэро сразу вывела Уиттона из смущения.
— Стаканчик для приема лекарств, мсье. Мой брат всегда пользовался одним и тем же. Его не было на столике, где обычно. Я осмотрел сегодня все. Он исчез.
— Вы не спрашивали Каспера, может быть, он его убрал?
— Спрашивал, он там ничего не трогал.
— Может быть, Джеральд?
— С какой стати ему это делать, мсье? Джеральду бы такое и в голову не пришло.
— Хм, а больше ничего не пропало?
— По-моему, ничего.
— Вы правильно сделали, что рассказали нам об этом. И у меня к вам большая просьба. Попробуйте отыскать то письмо, которое отец Стива, Майкл Холборн, написал перед смертью сэру Джону, и позвольте мне на него взглянуть.
— Его не надо искать. В одном из двух ящиков письменного стола мой брат держал деловые бумаги, а в другом — личные. Письмо наверняка там, во втором.
— А ящики хорошо закрываются?
— Мсье, мы живем в провинции, да еще в собственном замке. Зачем здесь что-то закрывать?
* * *
— Нам надо больше двигаться, mon ami, а в особенности мне, — в качестве послеобеденного вывода заявил Пэро. — Здесь все слишком свежее — мясо, рыба, овощи и даже сам воздух. Боюсь, как бы от этого не изменился мой естественный вес.
Я позволил себе веселую вольность:
— Ваш естественный вес, Пэро, обладает тем огромным преимуществом, что некоторые к нему прибавки ничего не способны испортить.
— А мои лондонские костюмы?! Вы сказали не подумав, Дастингс. Кстати, вам не кажется, что наш друг Джап повышает понемногу свой профессиональный класс, а?
— Я сам собирался сказать вам об этом.
— И совершенствует себя в одном и том же направлении — в скорости действий. Не сомневаюсь, что он быстро проверит все, что касается показаний Уиттона и доктора Бакли. Точнее, установит их алиби.
— Вы уверены в невиновности обоих?
— Я сказал только, что Джап это быстро установит.
— По-вашему, он должен сейчас делать что-нибудь еще?
— Ну разумеется, mon ami, он должен прежде всего думать над тем, кого, все же, хотели убить.
— Я вас не понял.
— Стива Харди или Джеральда Холборна? Вспомните, костюмы и даже шляпы были совершенно одинаковы. Кроме того, вы сами сказали мне, что они почти одного роста и с некоторым внешним сходством, как и бывает у близких родственников.
— Но кто и с какой целью мог покушаться на Джеральда?
— Погодите, mon ami, мы слишком мало еще знаем о всех этих странных смертях. Я имею в виду не только случившиеся вчера, но и ту, далекую и не менее загадочную.
Солнце давно перевалило за полдень, но стояло еще высоко. Жаркий день был в самом разгаре, и выходить из-под тени раскидистого дерева, где мы устроились в плетеных креслах, совсем не хотелось.
Некоторое время мы сидели молча, и Пэро стал проглядывать утреннюю «Таймс», доставленную недавно мальчиком-почтальоном.
— О местном происшествии пишут пока немного, — сообщил он. — Но уже объявлено, что расследованием занимается «сам знаменитый инспектор Джап». И говорится, в частности, что за последний год он усадил за решетку одиннадцать человек. Нам, Дастингс, надо бы помолиться за этих несчастных, потому что теперь одному господу богу ведомо, кто из них в самом деле преступник, а кто — нет.
— Хэлло! Джентльмены, могу я войти? — раздался от калитки мелодичный женский голос.
Я посмотрел в ту сторону и увидел мисс Бакли. Она была одета в легкое белое платье и закрывалась от солнца таким же белым зонтиком. Только направившись к ней навстречу, я увидел приколотый к платью с левой стороны черный траурный бант.
— Я просто вышла пройтись, — грустно улыбнувшись, произнесла девушка. — Дома одной тяжело, а в замке я чувствую себя сейчас лишней. Бедные Джеральд и мистер Уиттон. Это такой удар для обоих.
Мы прошли в тень дерева, где Пэро уже галантно стоял за спинкой одного из кресел, предлагая нашей гостье присесть.
— Прикажите попросить миссис Роббинс приготовить для вас чаю или кофе? — предложил он.
— Благодарю вас, от кофе я никогда не отказываюсь. Отец утверждает, что здесь, в Англии, его нельзя слишком часто пить, как мы делали там, в Латинской Америке. Но я не могу отвыкнуть.
— Там пьют очень много кофе, мадемуазель?
— Да, и в любое время суток. Десять чашечек в день не считается чем-то особенным.
— Невероятное количество! Мой врач не велит мне пить больше двух. Вам скучно здесь после той жизни, мадемуазель? В чудесном теплом климате? Там ведь зимой весна, а остальное время лето?
В глазах девушки появилась ирония:
— С жарой, когда нельзя выйти на улицу, с сезоном дождей, когда от высокой влажности приходится залезать в сырую постель. С бессонной ночью, когда на вашей улице подгулявшая молодежь может всю ночь петь серенады под балконом местной красавицы. — Ее лицо вдруг осветилось улыбкой. — Конечно, я все это страшно люблю, и жалко тех, кто там не был.
— Почему же вы оттуда уехали? — спросил я. — Ведь дела вашего отца, кажется, шли неплохо.
— Шли очень хорошо. — Ее лицо сразу стал задумчивым. Она слегка пожала плечами. — Мне почему-то с самого детства говорили, что надо жить в Англии. Что мы туда обязательно поедем, когда я вырасту. Я никогда не задумывалась, зачем нам нужно уезжать.
Я спросил еще о природе тех далеких, экзотических мест, а когда появилась миссис Роббинс с кофейником и чашкой на подносе, почувствовал, что Пэро рад наступившей в разговоре паузе и собирается перевести его в другое русло.
— Не хочется говорить о грустном, мадемуазель, но видимо общение с несчастным Стивом Харди помогало вам привыкать к холодной Англии? У вас ведь в этом смысле была одна и та же судьба?
Бета ответила не сразу.
— Нет, — качнув головой, наконец проговорила она, — Стив не любил вспоминать свою родину. И вообще ее не любил. Он даже неохотно разговаривал со мной по-испански. — Она еще помолчала, помешивая ложечкой кофе, потом тем же грустным тоном добавила: — Мы жили в разных мирах, мсье. Я — в большой дорогой квартире в центре Буэнос-Айреса. Он — на окраинах, мимо которых мы иногда проезжали за город на машинах. В Англии нет такой бедности и несправедливости, которые испытывают люди там. Здесь этого просто не знают, и я уже поэтому не должна жалеть, что сюда приехала.
— Но здесь Стив Харди стал богатым человеком, не так ли? — невольно вмешался я, чтобы разбавить возникшие темные краски.
— О, да! Но он слишком плохо знал, что это такое. Богатство, ведь это еще и привычка. Джеральд каждый раз привозил ему небольшие подарки. Стив радовался им как ребенок. Хотя сэр Джон открыл на его имя счет и сделал его полноправным наследником фамильного капитала.
