На мое: «Нашли место», — Крылов вскинулся с сердитым видом.
Видите ли, своего, отдельного здания у «их» управления не было. Они чуть ли не кабинеты делили с обычными оперативниками, из тех, что по людским делам. Маразм был в том, что одна часть сотрудников никакого допуска к делам другой, меньшей части, не имела. И незаслуженно считала ту, другую часть, лентяями, бесполезными придатками.
Я бы с радостью послушал подробности, но Сергей заметил, что наговорил лишнего и прикусил язык.
В общем, архивы перестали умещаться в отведенном для них хранилище, и частично переехали в место, где никому до них дела нет. В закуток на чердаке казармы...
«Послушайте!» — не смог я удержаться от декламации Маяковского. — «Ведь, если звезды зажигают — значит — это кому-нибудь нужно?»
И спросил потом нормальным тоном, кто знал про архивы и кому те архивы могли навредить?
Крылов надолго загрузился. Я похлопал его по плечу, указал в сторону озера, посоветовал искать тело Вадика там. И ушел.
Пуль мне в затылок не прилетело, как и требований остановиться.
О последующих событиях я узнал не в тот же день, однако позволю себе забежать вперед и рассказать о них разом, по горячим следам и эмоциям.
Тело Вадика достали из воды. Я был прав: мелкая дрянь воспользовалась моей отлучкой и стянула «конфетку». Если нельзя, но очень хочется, то можно...
Какими аргументами Крылов убеждал подводную жительницу вернуть стыренное, мы уже не узнаем. Полагаю, он был крайне убедителен.
Вадик вошел в статистику. В газетную статью попал, правда, без минуты славы, безымянным «мужчиной около тридцати». Статейка была об утопленниках. Статью, точнее, газету с ней, приволокла на следующую смену (ту, что Коломийцев пропустил по крайне уважительной причине) Майя Бореева. Вызвала удивление в массах: «Обурейка умеет читать?»
Смена уже началась, Вадик отсутствовал, начальство не могло до него дозвониться. Только я из присутствующих знал о причинах, знал и помалкивал. Тогда-то Майя и изрекла: «Давайте думать о коллегах хорошо. Может, он не пришел, потому как умер?» — и статейку зачитала вслух.
Я поперхнулся, все прочие посмеялись. До уведомления по месту трудовой деятельности, сделанного РУВД Невского района. Вадик жил и умер в Выборгском районе, а извещали из управления по Невскому, что никого не смутило.
На работу сообщили, потому как больше извещать было некого. Коломийцев жил один, ни родителей, ни братьев-сестер, ни даже девушки постоянной у него не было. Некому было оплакать усопшего.
Наверное, было бы верным поступком сходить на его похороны (их оплатило начальство, а мы скинулись на венки), но я не пошел. Что я там забыл? Лицемерно изображать скорбь — не мое. Скорби искренней не было и в помине. Некое смятение чувств — да, имело место быть. И все на том...
После оповещения от руководства мы всей сменой напились до синих чертиков перед глазами и черных кругов под ними. Пили любимую Вадиком водку, ни с чем не смешивая. Я не пошел на похороны, но пил вместе со всеми.
Знаю, что Удовеня как раз пришел на последнее прощание с Вадиком. Какими мотивами он руководствовался, без понятия. Может, реально опечалился (смерти коллеги или неудаче в вызове того коллеги — отдельный вопрос), может, ему просто нравился процесс хождения за гробом.
Терзали меня и другого толка сомнения: что, если Миха в тот день дозвался-таки до Водяры? И не пожелал делиться со мной тем, что узнал? Скажем, потому что это сказанное как-то вредило самому Михе? Бред на грани с паранойей, но небольшую (мизерную) вероятность такого я допускал.
Шла за гробом и Маргарита, несла букет полевых цветов. Кто искренне грустил в тот день, так это она. Полагаю, так же она грустила бы о любом из нас. Откуда знаю о цветах? Алия сказала. Еще одна душевная малышка, все принимающая близко к сердцу.
Марго... Не удивлюсь, если доброй соседкой по парте уродины-русалки действительно была Вербицкая. Совпадения случаются, мне ли не знать? Жить дружно, быть добрыми к ближним и дальним — это ее. Только не притворяться добренькой, красуясь на людях, согласно версии русалки, а действительно быть доброй девушкой с большим сердцем. Маргошка и Алия — те, кто удерживал на плаву мою веру в людей, в их хорошие качества, долгие годы.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Даже тогда, когда наши пути по жизни разошлись.
Но это все было позже.
Пока же я ехал в резвой бибикалке, предвкушая очередную головомойку от домашних нечистиков.
«Би-ип», — то и дело рвал мой уставший мозг сигнал. Водитель считал своим долгом обозначать свое недовольство всем, кто хоть что-то не так сделал на дороге.
Я помалкивал. Хорошо еще, что этот частник согласился подвезти до дома красочного такого персонажа (меня). Как-то привычно уже на вопрос водителя: «Что случилось?» — скороговоркой ответил: «Вот так неудачно упал». «А в рукаве уже искали бриллианты?» — подмигнул и загоготал мужик, как бы принимая правила игры.
И хорошо, что в ожидании Смерти я преодолел смущение да пошарился по карманам усопшего. Где и нашелся мой бумажник, с моей родной зарплатой. Иначе кисло пришлось бы: топать от Озерков до Замшина на своих двух, та еще радость. Просить Крылова, чтоб подбросил — ну его. Опять же, ему не до извоза нынче.
«Доедем — отосплюсь», — пообещал своей болящей голове. Как выяснилось, обещал напрасно.
О том, что обещанию не суждено сбыться в ближайшее время, меня известил женский голос и звон металла от удара по кафелю.
— Давай... Давай же! — одновременно с просящими и требовательными нотками в голосе девушка увещевала связку ключей.
За дальней по коридору дверью, ключ от которой уговаривала девушка, обитали сразу три особи женского пола. Пьющая дама неопределенного возраста, мать семейства и — в комнате по соседству, на правах арендатора — иногородняя скрипачка.
Расхристанное на полу туловище полулежало-полусидело ко мне задом, к двери передом, но проблемы опознавания передо мной не стояло. Однозначно, домой попасть пыталась Катя — это которая скрипачка. Потому как ноги в чулках в сеточку кому угодно могли принадлежать, а футляр от скрипки, что рядом с туловищем лежал, был точно Катин.
Я невольно задержался взглядом на ровных ножках. Так-то юбка на Катюше была длинная, без разрезов, но изрядно задралась в процессе трепыханий и уговоров. Видимо, замок не поддавался уже какое-то время.
«Пьяненькая, перебрала?» — почесал я затылок.
— Кать, ты в порядке? — спросил вслух. — Помощь нужна? Дай мне ключи, отопру.
— Ты-ы кто? — обернулась на звук соседка.
Взгляд расфокусирован, губы подрагивают, пальцы... Пальцы и вовсе ключи выронили.
Я быстренько подошел, потянулся к связке с брелоком в виде скрипичного ключа. Мои и Катины пальцы соприкоснулись. Я вздохнул, перехватил ключи. И понял, что совсем не чувствую запаха алкоголя. Даже вот так, в непосредственной близости.
— Кровь? — испуганно отшатнулась скрипачка.
Еще раз окинул взглядом соседку. В желтоватом свете коридорной лампы Катя была бледна, как полотно.
— Ты подожди минуточку, я тебе водички принесу, — пообещал девушке.
Ее ключи плавно перекочевали в мой карман: пусть побудет здесь, за минуту-две ничего с ней не случится.
Отпер другую дверь. Промчался прямо в обуви в комнату, на ходу сдирая рубашку. Пуговицы весело застучали по полу.
— Кошар! — позвал шерстистого, впрочем, тот сам уже стоял на тумбе возле вешалки и топорщил усы. — Рысью за мной. Изображаешь домашнего котика, после говоришь мне, что учуял. Все вопросы потом! Мал Тихомирыч, если вы слышите: он выходит со мной, по важному делу.
Если мой человечий нос не в состоянии унюхать запах спиртного от девушки, что в состоянии «в стельку, в дымину, в хлам», значит, что-то не так. С носом ли, с девушкой ли — вопрос, с ответом на который и должен ответить мой домашний нюхач.
