– Итак, Кураучи, что там с Сано? – требовательно спросил Ояма.
Ояма и Мицута предпочитали рыбные блюда мясным. Точнее, оба любили крабов. Перед каждым стояло блюдо, наполненное обломками красных панцирей.
– Кажется, брат Сано обдумывает варианты своей деятельной жизни.
– Он хочет создать собственную семью, разве не так? Почему ты препятствуешь? Такое поведение по отношению к брату недопустимо. Босс клана никогда не говорил, что Сано не может иметь собственной семьи. Вы, молодые, называете его братом, но на деле он приходится вам дядей.
– Да, конечно, я согласен.
Кураучи попросил Сано повременить с отделением от старшей семьи, но Сано настаивал на своем. Возможно, Кураучи рассчитывал, что босс официально объявит его своим преемником, и тогда он просто не отпустит Сано.
– Брат Сано хочет открыть свое дело, не так ли? – вмешался я в разговор, обращаясь к Кураучи.
Я делал вид, что для меня это новость, хотя знал уже, сколько Сано уведет с собой людей, – четверых.
– Так.
– Если хотите знать правду, он должен был получить собственную семью еще раньше меня.
– Я планировал предложить ему пост своего заместителя.
– То же самое собирался сделать босс. В нынешнем состоянии он не может изменить своего намерения. Кураучи-сан, ведь ты не собираешься пойти против воли босса?
– Нет.
– Кроме того, если сейчас брат Сано отделится, это ослабит старшую семью.
– Дядя Ояма, дядя Мицута и ты, брат Танака. Вы согласились считать меня преемником босса клана. Мое отношение к брату Сано – для старшей семьи дело чести.
Он говорил, но губы его дрожали от ярости. Его унизили. Должно быть, Кураучи молился, чтобы босс в своей больнице поторопился отдать Богу душу и он наконец занял его место. Положение было двусмысленным и оставалось таковым слишком долго – все, кому не лень, намекали на это. В такой вот ситуации оказался Кураучи.
Он получил назад старые наркотики. Для него это было жизненно важно. Но Кураучи не знал, что полиция идет по следу и вот-вот начнет действовать. Потоки я вернул в нормальном состоянии; прибыли они давали не меньше, чем в начале, когда меня к ним приставили. Но через три месяца полиция разнюхает все. Конечно, ответственность ляжет на Кураучи, ведь все произойдет после того, как я передам ему управление наркоторговлей.
– Эй, Танака, я слыхал, дела у тебя идут хорошо.
– Эх, дядя Ояма, мы все еще на баррикадах. Стоит ослабить бдительность, и они снова нападут. Приходится прочно держать весь фронт.
– Понимаю тебя. Война никому не нужна. Думаю, брат хорошо сделал, заставив тебя создать собственную семью.
Когда дело доходит до войны, дяди не желают вмешиваться. Они не могут посылать своих людей, чтобы защищать интересы старшей семьи.
– Но придется начинать все заново, создавать свою наркосеть. Для этого мне потребуются новые молодые парни, – заметил я.
– Должен сказать, что ты честно исполнил свои обязательства перед старшей семьей, – произнес Кураучи.
Обед подошел к концу.
Скорее всего завтра Сугимото доложит мне о состоянии дел в нашем собственном наркобизнесе. Старые потоки мы использовали как приманку, отвлекающую внимание копов, а новые никогда не были в такой безопасности, как сейчас.
– Если мы уж договорились о брате Сано, то неплохо бы окончательно выяснить, нет ли у кого возражений насчет преемника. Я, как отделившийся, не могу совать нос в такие дела, но прошу дядю Ояму и дядю Мицуту позаботиться об этом.
Ни Ояма, ни Мицута не смогут полностью игнорировать мнение Сано, когда зайдет речь о преемнике босса клана. Если Сано не согласится быть заместителем Кураучи, ничего не останется, как отпустить его, разрешив собрать собственную семью.
Кураучи и я вместе вышли провожать Ояму и Мицуту. Мои люди и члены старшей семьи выстроились за нами.
– Итак, я буду следующим боссом клана, правильно, брат Танака?
– Ты что, думаешь, мы лицемерили, когда обещали тебе поддержку?
– Я хочу быть боссом клана не только на словах, но и на деле. Единственная проблема – как бы не оказаться проглоченным семьей Танаки.
– Я свою семью как-нибудь прокормлю, Кураучи-сан. Я сделаю, что от меня зависит.
– Я тоже. Неплохо, когда появляется элемент соревнования, но я не ожидал, что твоя семья усилится до такой степени еще до того, как я возглавлю клан.
Подъехали наши машины. Я уселся в свою неброскую на вид тачку, Кураучи – в черный "мерседес". Даже в ночи отполированный автомобиль блистал обводами.
Я повез своих ребят к Аюми, в бар в Акасаке. Они были подавлены великолепием "мерседеса" Кураучи.
Наверняка думали, что старшая семья есть старшая семья. Чтобы они забыли об этом, я решил устроить им вечеринку в баре.
– Таниючи вчера дважды звонил тебе, – сообщила Аюми. – Хотел узнать, как с тобой можно связаться. Я ответила, что не знаю, и посоветовала позвонить Ими. Но дома она не появлялась, поэтому он едва ли нашел ее. Просил передать, что ждет твоего звонка.
– А что думает Ими? В смысле, о том, чтобы выжать из него деньги?
– Уверена, она обрадуется. Она никогда не простит этого скупердяя.
– Хорошо, я с ним почти договорился. Пока что дай моим ребятам выпить, позаботься о них, а я пойду позвоню ему.
Кажется, Мунаката поработал хорошо. Я заставил Таниючи искать меня. Теперь он созрел и готов платить. Но окончательный счет еще не предъявлен.
Нельзя сказать, что я требовал с него долг на законных основаниях. Но он подписал счет в клубе, заявив, что принимает долги Ими на себя.
Я взял стул и уселся в углу возле телефонного аппарата. Счет с подписью Таниючи лежал у меня в кармане. Он, конечно, думает, что счет у Ими, потому что девушки сами должны были вносить деньги в кассу клуба, если им не заплатил клиент.
Таниючи сразу же снял трубку.
– Это Танака. Я к вам недавно заходил по поводу счета из клуба "Лиза".
– А, Танака-сан.
– Я как раз забежал к хозяйке клуба. Она говорит, вы хотели со мной потолковать.
– Я заплачу. Четыре миллиона. Выбора у меня нет. Я заплачу.
– Извините...
– Я о деньгах, которые задолжал Ими. Мы с вами говорили об этом. Я мог бы наплевать на это дело, но теперь у меня нет выбора.
– Это какая-то шутка? Я к этому делу больше отношения не имею. Когда мы с вами виделись, я предупреждал, что делаю предложение только один раз.
– Я хочу заплатить Ими четыре миллиона. Четыре миллиона! Как вы можете отказываться от такой суммы?
– Если бы вы сказали это в ходе нашей встречи, я с радостью принял бы от вас деньги.
– В любом случае можете вы поговорить с Ими? Пусть она передаст, чтобы они остановились.
– А что они сделали?
– Они остановили мой бизнес. Все мои автомобили с товарами попадают в аварии и происшествия, не доехав до магазинов. Они безобразничают в магазинах. Розничные торговцы подчиняются их приказаниям.
– Ими здесь ни при чем. Она попросила кого-то заняться ее проблемой, а он послал этих людей. Вам звонили, напоминали о долге?
– Всего один раз. И не сказали сколько.
– Дело осложняется. А ведь я вас предупреждал.
– Ужасно, ужасно. Я хотел бы решить проблему как можно скорее.
– Не думаю, что это возможно.
– Но вы же можете найти Ими? Скажите ей, что я готов отдать четыре миллиона.
– Теперь четырех миллионов не хватит. Они ведь не сказали вам, сколько они хотят? Знаете почему? Потому что они хотят больше.
– Но ведь я должен всего четыреста тысяч. Кто так ведет дела? У них нет даже никаких доказательств.
Таниючи начал злиться. Вот парень, который зажал четыреста тысяч, а теперь рад заплатить четыре миллиона. Мунаката отлично поработал.
– Доказательств, может быть, и нет, если вы имеете в виду расписку или обязательство, но вы же подписали счет в клубе? Ими взяла ваш долг на себя, и этот счет перешел на нее. На нем стоит ваша подпись, и он равноценен долговой расписке.
– Поэтому я вам и говорю, что готов заплатить четыре миллиона.
– Вы не понимаете. Я уже объяснил, что больше не занимаюсь этим делом. Если бы вы заплатили четыре миллиона сразу, то дело уже было бы закрыто. Даже если Ими согласится на четыре миллиона, то ребята, которые работают над ее проблемой, не остановятся, пока не выжмут из вас все соки. Ужасно, но это так.
– Сколько надо заплатить, чтобы покончить с этим?
– Не знаю. Меня об этом не спрашивайте. Сколько вы готовы отдать?
– Четыре с половиной миллиона. Действительно, скупердяй. Я тихо рассмеялся.
– Но если сплюсовать эти деньги с убытками, я теряю ровно семь миллионов.
– Мне это неинтересно. Отмечу, что сначала вы не захотели платить четыреста тысяч, и сумма выросла до четырех миллионов. Эти деньги отдавать вы не желали, и теперь находитесь в еще более сложном положении. Вам следует все хорошо обдумать. Впрочем, меня это больше не касается.
– Я сообщу в полицию.
