В этом, в сущности, и заключалась работа Мартина — рисковать собой, следуя воле того, кто его послал. Того, кто однажды скажет единственное слово — и он обретет счастье.
— Я весь внимание, достопочтенный Ашер, — произнес он, окончательно смиряясь.
Даян снова пригубил из хрустальной чаши, лицо его разгладилось, голос зазвучал ровнее.
— Ты заблуждаешься, Мартин, думая, что все обстоит просто. Акра в двойном кольце, состоящем из войска крестоносцев и сил Саладина. Ни те, ни другие не подпустят тебя к городу: франки примут тебя за чужака-лазутчика, сельджуки и курды султана решат, что ты — один из их врагов. И все же ты должен туда попасть. Как? Это можно решить только под стенами крепости, оценив обстоятельства на месте. Есть лишь два пути: проникнуть в осажденный город еще до того, как начнется решающий штурм, или дождаться, когда ворота будут открыты, и ворваться туда в числе первых. Тогда тебе придется разыскать мою сестру еще до того, как победители начнут грабить и расправляться с мусульманами и евреями. Ты должен во что бы то ни стало спасти мою Сарру и ее детей, Мартин! Только тебе, лучшему из лучших, я могу доверить их судьбу!
Никогда еще Ашер бен Соломон не выглядел таким взволнованным. В эту минуту он остро нуждался в сострадании.
— Можете быть уверены, господин мой, — негромко произнес рыцарь. — Я сделаю все, что в человеческих силах. А теперь прошу вас посвятить меня в детали.
Как только речь заходила о деле, Мартин становился настолько же сух и точен, насколько Ашер бен Соломон обычно тяготел к пространным пояснениям. Но сейчас даян избежал обычной многоречивости:
— Ты появишься под стенами Акры в обличье рыцаря-госпитальера, некоего Мартина д'Анэ. Этот воин родом из Намюра; нам известно, что он покинул свой Орденский дом и направился вместе с другими паладинами в Святую землю, но в пути его одолел тяжкий недуг, и теперь он доживает последние дни в лечебнице ордена в Константинополе. Нам удалось завладеть его подорожной грамотой и рекомендательными письмами. В том, что этот госпитальер, так же, как и ты, наречен в память святого Мартина Турского, есть добрый знак, и тебе будет проще освоиться с новым именем.
Рыцарь сдержанно улыбнулся: смешно говорить о таких вещах. Каких только имен ему не доводилось носить, исполняя поручения главы никейской общины, и кем только он не звался: французом, фламандцем, лотарингцем, нормандцем, австрийцем, испанцем; случалось ему выдавать себя за арабского эмира и даже за пулена — так называли христиан, уроженцев Иерусалимского королевства.
В те годы, когда Мартина тщательно готовили к его роли, он освоил несколько европейских и восточных языков, изучил нравы и обычаи множества стран, стал весьма сведущ в том, под властью какого сеньора пребывает та или иная земля, и мог говорить о местах, из которых он якобы прибыл, словно родился там и прожил большую часть жизни.
И сейчас он счел необходимым заметить, что его не так воодушевляет общность имен с неизвестным рыцарем, как беспокоит нечто более серьезное.
— Главная опасность, господин мой, — заметил Мартин, — заключается в том, что в Палестине есть люди, которые способны меня опознать. Независимо от того, какой облик и имя я приму.
— Несомненно, риск велик, — согласился даян. — Но я не стал бы подвергать тебя опасности без крайней нужды. Человек с твоей наружностью повсюду притягивает к себе взоры. Вот почему я всегда настаиваю на том, чтобы ты менял свой облик, насколько это возможно. Тебе доводилось изображать бритоголового эмира и почтенную даму под вуалью, бородатого одноглазого головореза и монаха-пустынника. Ты сам поведал мне, что среди тех, кто знал тебя и с кем ты сталкивался на своих путях, ни один не сумел тебя опознать. Тебе удалось, выполняя последнее и наиболее важное для нашей общины поручение, прожить целый год в замке графини Эшивы в Тивериаде в обличье Арно де Бетсана, благородного щеголя нормандских кровей, уроженца Святой земли, имеющего обыкновение красить волосы и бороду хной, подобно жителям Персии!
Ашер бен Соломон вполне осознанно упомянул эти события, не прекращая пристально наблюдать за Мартином. Но рыцарь на сей раз остался совершенно невозмутим, на его лице не дрогнул ни один мускул.
Даян продолжал:
— Под именем Мартина д'Анэ ты прибудешь в лагерь под Акрой и затеряешься в этом беспорядочном скопище палаток, коновязей, временных укреплений и обозов. Когда же тебе удастся проникнуть в крепость… — тут он принялся пространно объяснять, где располагается дом покойного Леви, в котором ныне укрывается Сарра с детьми.
Затем Ашер бен Соломон развернул план Акры, и оба внимательнейшим образом проследили путь от крепостных ворот к этому богатому дому, скорее дворцу, который легко было узнать по изображению улыбающейся собаки, высеченному над входом, и растущей рядом со ступенями древней смоковнице. Таким образом, найти его среди прочих городских построек не составит особого труда.
— Разумеется, — усмехнулся Мартин. — Нет ничего проще. Вот только как отнесутся к появлению рыцаря-госпитальера в осажденной Акре обороняющие ее сарацины?
Ашер бен Соломон снова принялся растирать ладонь левой руки. Наконец он произнес:
— Не мне тебя учить искусству воина. Действительно, являться в крепость в обличье крестоносца — безумие. Но главное в том, чтобы любой ценой попасть туда. Сарра узнает тебя и поймет, что ты прибыл по моему поручению. В дальнейшем тебе придется действовать по собственному усмотрению. Если это произойдет уже после падения Акры, ты сможешь обратиться к пизанцам или генуэзцам, зафрахтовать купеческий корабль и вывезти моих близких оттуда морским путем.
— Вы забываете, господин мой, о важном обстоятельстве. Я прибуду в лагерь как Мартин д'Анэ, рыцарь ордена Святого Иоанна. А это означает, что если я захочу покинуть лагерь и уехать, мне понадобится испросить на это разрешение главы ордена. Дисциплина у госпитальеров весьма строга, и меня могут просто не отпустить.
Даян задумчиво кивнул.
— Мне всегда нравилась твоя предусмотрительность, мальчик мой, — заметил он. — Ты не безумный франк, похваляющийся слепой отвагой, — ты мой воспитанник, и я тобой горжусь. Поэтому скажу: если такие трудности возникнут — а я отдаю себе отчет в том, что они непременно возникнут, — у нас есть человек, чье влияние сможет тебе помочь. Это Уильям де Шампер, маршал ордена Храма…
Ашер бен Соломон замолчал и отвел взгляд, выжидая.
Рыцарь полулежал на полосатом шелковом диване, опираясь локтем на груду подушек. Прядь светло-каштановых волос падала на чело молодого воина, глаза его оставались в тени, но их блеск внезапно стал холодным и колючим.
