— Без рыбы невозможно, — обронил и он вслух.
Ум его что-то искал, но еще не нашел. Все они сидели и беспомощно и напряженно молчали.
Я вам еще не описал кабинета нашего председателя, теперь могу потратить на это три строки, пока они молчат. Вот уж действительно кабинет, как все кабинеты. Стол так, стол так, телефон, портреты, табель с выполнением плана каждым сейнером от «Нырка» до «Ястреба», горшки с цветами на подоконнике, куда нарушители порядка потихоньку закапывали окурки, и — чего в сухопутном хозяйстве не встретишь — барометр на стене, над головой самого «преда». Крупная стрелка показывала сейчас на «ясно». Держалась устойчиво, без колыханья, как на испорченном приборе.
— Нет, это какое-то недоразумение! — первым горько воскликнул Алик.
— Худо, — промычал Сима.
Горбов согласно покивал круглой головой.
Голова у него как бомба, как ядро: вся гладкая. И нос на ней широкий, округлым пупышком, чтобы не очень выдаваться, и глазки маленькие, сивобровые, почти не видать ни бровей, ни ресниц, и глаз было бы не видно, но они воспаленные, красноватые от усталости. Ведь когда рыба давит на психику, Горбов не спит, провожает, встречает сейнеры. Провожает до рассвета, а встречает тоже, можно сказать, до рассвета. Выспаться бы ему сейчас, так нет, нате вам — кино. Обеспечивай! Гнать, гнать! Ну их к шуту! Втравят в историю, чует опытное сердце. С некоторых пор он более всего полюбил тихую жизнь, когда не хвалят, не ругают, когда ты не на виду занимаешься своим делом, имея время и на беды и на победы или, как пишут, на горе и радости, из которых диалектически строится жизнь.
— Ваше предложение? — обращаясь к Горбову, спросил Ван Ваныч.
Сам он так ничего и не придумал.
— А какое у меня может быть предложение'? — развел руками Горбов, наслаждаясь растерянностью приезжих. Гнать их сразу было неловко и даже забавно на них посмотреть, таких вот. — Поживите недельку-другую, может, обойдется, — и он покосился через плечо на барометр. — Не знаю, сколько эта благодать будет нас грабить, держать без рыбы, план ломать. — Он тяжко вздохнул и взял себя за горло: — Нас ведь это «ясно» вот как держит. Так держит! Во! Дышать нечем. Больше недели постоит такая радость — каюк! — Вены на его шее и даже на висках напряглись, а щеки побагровели. — Будем ждать у моря погоды… А вы пока окунитесь в жизнь, изучите, что к чему, впитайте.
Все поведение приехавших, весь настрой их речей показывали, что они закусили удила, и «пред» вежливо издевался, называя невозможный для них и безопасный для себя срок…
— Неделю-другую? — не сдержался Ван Ваныч. — Ха-ха! У нас зарез. Праздничный материал, вы слышали? Героические будни, — закончил он уныло.
— Ван Ваныч! — воскликнул Алик, хватая его, как тонущего.
Ван Ваныч не имел на это права. Он сам был их спасательным кругом, их соломинкой. Ван Ваныч поднял голову, и на лице его Горбов прочел сбой приговор.
— Ждать у моря погоды нельзя, — заговорил Ван Ваныч. — Вам без рыбы снимут голову.
— Ну?
— Нам тоже. Значит, надо поймать немного рыбы. Любой ценой. Вас покажут по областному телевидению, а может, и на весь Союз, и, если вы больше ничего не поймаете даже до весны, ни один волос с вашей головы не упадет.
Хотя падать с головы Ильи Захарыча давно было нечему, он не улыбнулся, а нахмурился. Мысль задела его больное сердце.
— Прекрасно, прекрасно, — пробормотал он.
— Дело, — пробасил Сима.
— А нам ведь все равно, сколько вы поймаете рыбы, — закончил Ван Ваныч. — Мы не райсовет…
— Для кино важен факт! — обрадованно вспыхнул Алик, как будто в перегоревшей электросети починили пробку.
— А ну закрой дверь, — приказным тоном попросил Илья Захарыч, увидев за порогом — кого бы вы думали? — конечно, Кузю Второго.
Кузя послушно закрыл дверь. Минут десять они сидели там, как заговорщики. А чего сидеть-то? Сколько им и правда же надо рыбы? Полный трюм, что ли? Одну-две хватки. И уже можно для кино такой водопад устроить! Честное мое слово. Две хватки (хватка, которой перегружают рыбу из невода в трюм, не больше мешка, она и похожа на мешок из сети) можно на лодочках по бережку насобирать. Не очень удобно, впрочем, но ведь киношники — люди сознательные, поймут. Так думал Кузя Второй. А что скажет сам Горбов, было неизвестно. Нет, по бережку не получится… Им нужен вид… Как, догнав рыбу, кидают в волны аломан, как спешат свести концы с концами, растягивая по воде цепочку поплавков, как бурлит в кольце невода вода, точно газированная, — это рыба бьется, много взяли. Им нужно море, ширь. Море, которое ходит ходуном, а не водоплеск…
Но море, спокойное, плоское, блестело, как поднос, и на завтра обещая светлый день. Да, будет солнце — не будет рыбы. А не будет рыбы — не будет и кино.
Грохнула, открывшись с размаху, дверь, и Горбов сказал с порога:
— А ну, Кузя, свисти сюда бригадиров. Нога здесь — нога там.
А зачем Кузе нога — у него мотоцикл. Он затрещал, как пулемет, по всему Аю.
Бригадиры — народ серьезный.
Даже Сашка Таранец, хоть и первый год верховодит на «Ястребе», изменился. Случалось, раньше фасонил тем, что лишнюю рюмку запросто мог кинуть в нашей ресторации под названием «Буфет», случалось, подкарауливал девчат за бочками и подхватывал под бока так, что от визга вздрагивали и мелко тряслись над головой аютинские звезды, случалось, с общего собрания вылазил из клуба в окно и шел к радисту Марконе послушать современную музыку на магнитофоне «Сборная солянка», пока бедного Марконю не осудили за эту самодеятельность на комсомольском собрании, все случалось, что полагалось, а сейчас Сашка Таранец пришел, как все, неторопливым шагом, бросил под каблук недокуренную сигаретку на улице, переступил через порог, без слова пожал руки другим бригадирам и слегка кивнул издали гостям.
Сказано было коротко: кто поймает рыбу, того и будут снимать. Никаких привилегий. Сюжет непринужденный, и старые заслуги не в счет. Людям это вроде бы понравилось, все улыбнулись. Ведь охота, хоть сухопутная, хоть морская, она всегда будит в человеке желание показать себя. Свою ловкость, свою сноровку, свой ум. Два рыбака с удочками сидят на одном бережку, а поглядывают — кто кого перещеголяет. Здесь же нежданно-негаданно затевался большой бой на равных. И уж конечно как кому повезет. В жизни, хоть наука в принципе и отрицает случайность, я думаю, еще немалую роль играет этот самый треклятый случай. Везенье, словом. А на море как без везенья?.. Заранее нельзя было сказать — кто отыщет в пустом море рыбу, кто сумеет ее взять, реденькую, как весенний снежок, прославленный Михаил Бурый или Сашка Таранец, у которого по сравнению с ним молоко на губах не обсохло. Алик подогрел: счастливца, вернувшегося с уловом, по обычаю, будут встречать на берегу жены, дочери, невесты рыбаков. Женская половина населения всего Аю.
Илья Захарыч покашлял в ладонь и стесненно возразил, что такого обычая у нас давно нет. Но, так и быть, для кино можно сделать исключение. Женщины соберутся. Они сниматься любят. Не говоря о девчатах. Значит, и у них пойдет борьба за право попасть на союзный экран. Что ж, пускай, подхлестнут своих муженьков да кавалеров. Не беда!
— Завтра в море, — закончил «пред».
— А как же свадьба, Илья Захарыч?
Это упавшим голосом спросил Кирюха, который проник за дверь. Рыбаки, начавшие уже расходиться, остановились.
— Какая такая свадьба? — спросил Ван Ваныч и, не дослушав Кирюху, на полуслове оборвал его взмахом руки. — Свадьба не похороны. Подождет. Перенесите.
— Так ведь гости завтра пожалуют к вечеру. Из Песчаного, из Камушкина… Отовсюду. Суббота. У меня свадьба. Между прочим, первая. Во всяком случае, Илья Захарыч, от выхода в море меня прошу освободить.
— Не валяй дурака, Кирюха, — заговорил Сашка Таранец, рывком головы откинув со лба на ухо крыло мягких смоляных волос. — Без тебя «Ястреб» не «Ястреб». Хочешь бросить друзей в беде?
— Какая беда? — взмолился Кирюха. — У вас или у меня беда?
— В общем, сами договаривайтесь, — с охотой ускользнул от спора Горбов. — Мероприятия срывать не будем.
— Мне свадьбу срывают! — загремел Кирюха. — Какая у меня без вас свадьба? Весь дом в пирогах. Два ящика водки! Что вы?! Товарищи!
Понимаете, он запаниковал, как будто давал сигнал «SOS».
— А снимите свадьбу в кино, — подсказал Алику Кузя Второй, догадавшись, что это утешит Кирю. — Сама жизнь.
— А что, идея! — воскликнул Алик и похлопал Кирюху по плечу: — Мы вас вклиним в сюжет. Сима, посмотри, какой жених, какая фактура!
— Блеск, — одобрил Сима.
— Ван Ваныч! — возбуждался Алик. — Разбудите Кайранского, разбудите Гену, что это за безобразие! Пусть он быстренько подумает, как связать рыбу со свадьбой. Поинтересней.
— Что это за Кайранский еще? — осторожно спросил наш «пред», опасавшийся новых людей.
