- Можете немедленно двигаться дальше? -спросил Уборевич.
Сделав ночевку, Овчинников повел ударную группу на Кореневскую.
С выходом войск на линию железной дороги Тихорецкая- Екатеринодар Уборевич приказал подтянуть основной штаб ближе к линии наступления. Со станции Бурсак был послан для штаба захваченный у деникинцев эшелон из нескольких классных вагонов.
Отправляясь с наступающими частями вперед, Уборевич поручил мне развернуть в классном вагоне узел связи. Я остался с оперативными работниками на станции и должен был явиться в Екатеринадар после его освобождения.
14 марта на станцию Бурсак прибыл поезд командующего Кавказским фронтом.
М. Н. Тухачевский знал меня еще по 5-й армии и, вызвав к себе в вагон, приказал срочно выехать на Тихорецкую, распутать там провода на телеграфе и восстановить связь штаба фронта с армиями. На бланке со своим штампом он написал мне предписание и уехал в сторону Енатеринодара.
Я отправился в Тихорецкую и сделал все, что требовалось. Узел связи фронта заработал и вскоре принял донесение: 9-я армия штурмом взяла Екатеринодар. Я поехал туда.
Войдя в штаб армии на углу Красной и Екатерининской улиц, я увидел Иеронима Петровича, возбужденно говорившего о чем-то с незнакомым мне военным. Я ожидал, что командарм похвалит за быстрое выполнение задания Тухачевского. Но, к полному моему недоумению, Уборевич, увидев меня, зло сжал губы:
- Ах вот он! Дезертировать?! Бросить армию в такое время?! Под суд, в трибунал!
Зная горячность командарма, я стоял молча, вытянувшись.
- Да говорите же, наконец, где все это время вы пропадали!
Я достал из полевой сумки предписание командующего фронтом и подал Иерониму Петровичу.
Прочитав документ, он сразу подобрел:
- Ах, черт возьми, это же совсем другое дело! Ведь Михаил Николаевич ничего не сказал мне при встрече. Вас не могут найти. Я и не знал уж, что подумать, - и он пожал мою руку. -Инцидент исчерпан. А сейчас - за дело!
Командарм приказал подготовить узел связи для прибывающего в город штаба.
Я уезжаю в войска, - добавил он. - Как только узнаете, что подходим к Новороссийску, выезжайте туда.
После отъезда Уборевича из Екатеринадара к нам почти каждый день приходили радостные вести. Переправившись через Кубань, ударная группа неудержимо шла вперед, не давая противнику передышки.
Была взята станица Абинская, затем Уборевич и Овчинников, упершись в горы, повернули войска на запад. Сильный бой произошел у станицы Ниберджайской. Ударная группа оседлала Ниберджайский перевал и вышла на железную дорогу Краснодар- Новороссийск. Узкое и высокое ее полотно тянулось среди болот. Это был единственный путь, по которому мог отступать противник. Он бежал в панике, спеша добраться до Новороссийска, до иностранных судов и барж.
Наконец 27 марта 1920 года пришла радостная весть: Новороссийск взят! Я отправился туда на мотодрезине.
Южное солнце пекло, а проходившие с обозами войска так забили железнодорожное полотно грязью, что мне с двумя бойцами приходилось подолгу расчищать его. Поэтому двигались мы медленно и невероятно устали.
К вечеру 28 марта на перроне небольшого полустанка я увидел Иеронима Петровича с четырьмя красноармейцами, которых он угощал папиросами. Командарм возвращался на ручной дрезине в Екатеринодар; бойцы устали, и командарм дал им передышку.
Уборевич был весел. Дымя папиросой, он делился впечатлениями о боях, восторгался героизмом бойцов, командиров и политработников, находчивостью командующего ударной группой Г. И. Овчинникова.
Он предложил поменяться дрезинами, так как ему надо было быстрее добраться до Екатеринадара и организовать ликвидацию остатков белогвардейских банд.
- Вам на ручной дрезине ехать не так уж далеко - только до взорванного моста. Переберетесь на ту сторону и пересядете в поезд, составленный из вагонов штаба Деникина. Он вас и довезет до Новороссийска. С трофеями там непочатый край работы.
Он написал распоряжения коменданту поезда и начальнику гарнизона Новороссийска, перечислив в них данные мне поручения. Мы простились и двинулись каждый в своем направлении.
По возвращении из Новороссийска в Екатеринодар, когда все деникинские войска на Северном Кавказе были разгромлены, мы с горечью узнали, что Иеронима Петровича забирают от нас и назначают снова командующим 14-й армией.
Он уезжал солнечным апрельским утром. На вокзале собралось много провожающих. Командарм был весел, по-товарищески общителен со всеми, хотя и выглядел усталым. Ему крепко жали руку, желали здоровья, боевых успехов.
Но вот комендант поезда протиснулся в кольцо провожавших:
- Прошу садиться, товарищ командующий!
Уборевич крепко расцеловался с фронтовыми товарищами, поднялся на площадку вагона. Послышался гудок, из-под колес паровоза как бы нехотя вырвались клубы пара.
Поезд тронулся. Уборевич взмахнул рукой в нашу сторону:
- До свиданья, друзья! Мы еще встретимся!
Мне встретиться с ним больше не пришлось.
А. К. Туманский. ЗАДАНИЕ КОМАНДАРМА.
Иеронимом Петровичем Уборевичем мне пришлось встречаться всего два раза, но обе эти встречи запомнились на всю жизнь.
Я служил в авиадивизионе, сформированном из нескольких многомоторных воздушных кораблей «Илья Муромец».
В сравнении с «фарманами», «ньюпорами», «вуазенами» и другими самолетами того времени это были надежные, обладавшие высокими летно-тактическими данными тяжелые корабли.
В августе 1920 года наш отряд получил приказ о переброске «Муромцев» из-под Минска на Южный фронт, в распоряжение 13-й армии, штаб которой стоял тогда в городе Александровске.
На снабжение нас поставили в группу известного в то время летчика И. У. Павлова. База располагалась у разъезда Воскресенского, где теперь построен Днепрогэс.
Командарм распорядился, чтобы я со своим экипажем вылетел утром на бомбежку станции Джанкой, а на обрат ном пути разбомбил вражеский аэродром у станции Федоровки.
С утра 8 сентября 1920 года небо обложили низкие темно- серые облака, лил дождь. Было ясно, что обычно выделяемые для охраны «муромца» истребители подняться в воздух не смогут. Павлов заволновался:
- А может, отставим полет? Подождем погоды?
- Ничего не случится, Иван Ульянович, - ответил я.- Приказ командарма надо выполнить.
Самолет шел сначала над самой землей, потом облачность рассеялась, и мы поднялись на высоту до 500 метров. Вот и Джанкой. Несколько заходов- и от станции, водокачки, железнодорожных путей и пакгаузов остались обломки. Мы полетели назад.
Подлетели к Федоровке. С двух коротких заходов сбросили весь запас бомб. Результат получился неплохой: из шести стоявших в ряд «хевилендов» четыре были уничтожены. Улетая, мы видели, как дымились их обломки. А ведь во врангелевской авиации таких машин было всего двадцать штук.
Весь экипаж сиял, когда мы вылезали из машины. Павлов первым, волнуясь, крепко всех обнял и расцеловал.
Я подробно доложил о бомбежке заданных объектов.
- А ты не врешь? - все еще не верил И. У. Павлов. - Не подведешь меня перед командармом?
Стало обидно, и я ответил:
- В таких случаях говорят: не веришь - проверь!
- А что ж, и проверим... И обижаться тут нечего!
Прошел день, погода разгулялась. Два разведчика сфотографировали вражеский аэродром. Мой доклад подтвердился.
Меня вызвали в штаб армии к командарму Уборевичу. На фронтоне здания- неровные буквы, намалеванные красной краской: «Добей Врангеля!»
Когда я тихо вошел в кабинет, Уборевич меня не заметил. Сидя за небольшим столом, он о чем-то горячо спорил с лысоватым человеком в кожаной тужурке.
Кабинет командарма был прост. На окнах не было занавесок, вдоль стен - десяток стульев. Посреди комнаты небольшой стол, заваленный картами и бумагами, на краю стола - два полевых телефона, чернильница. Я всмотрелся в командарма. Он был в темной гимнастерке, на груди орден Красного Знамени. Лицо молодое, но очень усталое, впалые глаза, прикрытые пенсне, казались темными. Наконец решил доложить о себе:
- Товарищ командующий! Летчик Туманский по вашему приказанию прибыл!
- Туманский? -обернулся Уборевич, и усталость со шла с его лица. - Подойдите ближе.
Выйдя из-за стола и пожимая мне руку, добавил:
- Слышал, слышал о вас... Расскажите, как вам все удалось? Когда мой доклад подходил к концу, Уборевич нажал кнопку. Вошел адъютант. Командарм сделал какой-то знак рукой, адъютант исчез за дверью, но быстро вернулся и положил на стол сверточек в папиросной бумаге.
Иероним Петрович растроганно произнес:
- Благодарю и поздравляю вас, дорогой товарищ Туманский! Вы сделали большое дело.
Командарм прочитал приказ о награждении меня орденом Красного Знамени.
