— Это соломоново решение, Патриция, — сказал Германсон. Он был на пятнадцать лет старше премьера, политическая карьера его близилась к концу, и он не хотел омрачать ее неудачей под занавес. — Но, если исходить из интересов дела, да и из чисто тактических соображений, не следует ли создать сначала неофициальную комиссию, пусть даже со мною во главе, хотя, бог видит, я не сыщик, и сначала разобраться в фактах, а уж затем решать, какие официальные шаги предпринимать и в правительстве, и в парламенте?
Гунардсон молча оглядела присутствующих. Ей робко возражали, а она не хотела, чтобы возник прецедент. Не поторопилась ли она, не переоценила ли свою решимость и степень их послушания?
— Я думаю, Патриция права, — откашлялся министр обороны Тимусен. Это был сугубо штатский человек, которому приходилось председательствовать на заседаниях генералов. Никогда нельзя было уверенно сказать, кто из них кем командует. — В такой момент народ ждет решительных шагов, промедление ему будет непонятно. И надо показать, что правительство Гунардсон правит твердой рукой.
Патриция была довольна тем, что промолчала несколько мгновений назад. Тимусен был старым игроком, и она инстинктивно чувствовала, какой ход он сейчас сделает.
— Разумеется, я могу понять и Германсона. — Теперь министр обороны раскрывал свою комбинацию, и было ясно, что с ней все согласятся. — У Свена огромный опыт, пусть не скромничает. Он бы идеально справился со своей задачей. Но я с ним согласен: с точки зрения народа, в такой момент нужен человек действия, а не опыта. И никто лучше не подойдет для этой роли, чем наш молодой коллега Оле Бернардсен.
Все вопросительно уставились на Бернардсена. Это был самый молодой член кабинета. В свои тридцать семь лет он возглавлял небольшое, недавно созданное министерство координации. Выдвиженец самой Гунардсон, взятый в правительство из частной консультативной фирмы по вопросам менеджмента, он считался «звездой» сверхсовременных методов планирования. Американские журналисты прозвали его «иксляндским Макнамарой», уподобляя его министру обороны США шестидесятых годов. Бернардсен откровенно скучал на своем новом месте и еще не постиг всех премудростей театра политических интриг. Он жаждал случая проявить себя в деле. Неожиданное предложение Тимусена явно нравилось ему.
— Ну что ж, — поспешила взять контроль над ситуацией Патриция Гунардсон, — если Оле согласен, я была бы только рада. Но еще раз повторяю: не мешая Штромсену, постарайтесь найти разгадку. Быть может, новому человеку это окажется проще. Моя канцелярия даст комиссии все необходимые ей материалы. Нильсен полностью в курсе дела и окажет Оле всяческую помощь.
Лицо Алекса Нильсена выражало полную готовность сотрудничать с Бернардсеном. Но старые волки политических комбинаций, сидевшие за столом, понимали, что полномочия начальника канцелярии отныне несколько ограничиваются. Во всяком случае, в том, что касается контроля над расследованием. Возникала брешь, которую можно было со временем постараться расширить. Одно было им непонятно: сговорились ли премьер и министр обороны заранее? Если да, то просматривалась еще новая комбинация…
Заседание продолжалось, но главное было позади.
В тот вечер Патриция и Олаф ужинали дома одни. В отличие от завтрака, вечерняя еда была плотной, хотя и непритязательной. Олаф выпил свою традиционную рюмку шнапса. Патриция никогда не употребляла алкоголя.
— Ты знаешь, мы сегодня поручили Бернардсену разобраться в расследовании убийства Берта, — заметила она к концу еды.
— Наверное, это правильно, — сказал Олаф. — Ему бы нужен хороший помощник от Рагнера.
— Ты, пожалуй, прав. Кто?
— Курт сам назовет подходящего парня.
У Олафа все мужчины в возрасте менее пятидесяти лет были «парнями». Сам он был на несколько лет старше Патриции.
— И еще, — сказал Олаф, — утром после завтрака я выеду в Симерикс. Придется кое-что разузнать на месте.
— Хорошо. Завтра я ужинаю у Торе Ленартсена. Если ты туда не успеешь, встретимся послезавтра утром.
Она ушла к себе работать, а Олаф, раскурив сигару, уселся в глубоком кресле в библиотеке. Его глаза уставились в толстую «Историю военного искусства», но мысли были заняты другим. Олафа Гунардсона занимало несколько деталей дела, которое сегодня отняло у него большую часть дня. Лишь расставив все по своим местам, он удовлетворенно углубился в любимый том, над которым вскоре и задремал.
Чета Гунардсон не любила сидеть вечером у телевизора. Если бы народ это знал, то не одобрил бы такого странного времяпрепровождения.
9
Олаф любил дорогу на Симерикс. Главная трансъевропейская автострада с четырехрядным движением уходила влево от столицы и тянулась по побережью, обходя курортные городки. С весны тянулись по ней бесконечные автотрайлеры туристов. Олаф вскоре свернул на тихое шоссе, по которому ездили немногие. Здесь можно было двигаться быстро и без особого напряжения. Через сорок километров дорога уходила в горы, а после Софоноха превращалась в серпантин, тянувшийся к перевалу через хребет. За Римахелем начиналось длинное плоскогорье, испещренное горными озерами. Здесь можно было остановиться, размять ноги, пропустить рюмку «ферне» с кофе в таверне с острой черепичной крышей, а потом снова продолжать путь, радуясь окружающей тебя сказке снежных вершин.
Симерикс приютился в гряде за плоскогорьем. Не доезжая до второго перевала, надо было свернуть направо по незаметной, поросшей зеленью гравийной дороге. В ее начале стоял столб с вывеской: «Лесничество Симерикс. Проезд только по пропускам». Проехав с километр вдоль высокой бетонной стены темно-зеленого цвета, Олаф остановился перед глухими металлическими воротами. Охрана изучила его номер, ворота открылись, и он поехал по аллее к трехэтажному современному зданию, стены, двери и даже окна которого были выкрашены под цвет окружавшего леса.
Из здания вышел невысокий мужчина лет шестидесяти, с широким монгольским лицом. Он улыбался, но по неподвижным глазам нельзя было догадаться, была ли это искренняя радость по поводу желанного приезда давнего знакомого или же привычная вежливая маска. Слегка прихрамывая и волоча правую ногу, он опустился по ступенькам и протянул Олафу руку.
— Поджидаю тебя уже более получаса, — пробасил он. У него был ярко выраженный северный акцент.
— Рад видеть в добром здравии, — отвечал Олаф, входя в дом. — Давняя привычка — всегда останавливаюсь у старого Гнарпа. А сядешь за кофе, не хочется уезжать.
Они поднялись в лифте на третий этаж и прошли в кабинет, на дверях которого значилось: «Алекс Якубсен, вице-президент». Хозяин кабинета был директором-распорядителем центра специальных исследований концерна ВВФ. Здание и вся окружавшая его местность, огороженная бетонной стеной периметром около двадцати километром, принадлежали его подразделению. Исследовательские службы были вынесены далеко в горы и находились в ста с лишним километрах от столицы и администрации концерна и столь же далеко от основных предприятий, разбросанных по нескольким промышленным городкам в разных частях страны.
— Итак, Олаф, что тебя волнует на сей раз?
Якубсен внимательно посмотрел на своего посетителя. Когда-то они служили вместе в военном министерстве, их комнаты находились на одном этаже. Алекс работал в отделе, который оформлял заказы на новую технику и следил за их исполнением. За тридцать лет службы он узнал практически всех, кто хоть мало-мальски чего-нибудь стоил в промышленности вооружений. Инспекторскому отделу Олафа надлежало смотреть в оба не только за комадующими дивизиями и полками, но и за отделами самого министерства.
Работа с контрактами таила в себе многочисленные возможности незаконного обогащения. Иксляндия довольно хорошо изучила опыт других западных стран, в особенности американский. Здесь принимались меры для того, чтобы избежать коррупции, характерной для многих подразделений Пентагона. Система «вращающихся дверей», согласно которой генералы переходили на высокооплачиваемые места в военные корпорации, чьи менеджеры становились министрами и заместителями министра обороны, здесь отнюдь не поощрялась. Военным по выходе в отставку запрещалось наниматься в частные корпорации, а высшим управляющим военных концернов был закрыт доступ к руководящим постам в военном ведомстве. Это не исключало получения взяток и льгот в иных формах. Олаф знал все эти способы назубок и мог точно сказать, где пахнет двойной бухгалтерией, а где ведется честная игра.
Алекс Якубсен был исключением: достигнув пятидесяти пяти лет и имея возможность служить еще пять лет, он получил предложение перейти в государственный концерн ВВФ на более высокооплачиваемую должность, чем в министерстве. Но такие исключения делались только для государственных концернов, выполнявших заказы военного ведомства.
