Он начинает рыдать от боли и каким-то образом выдавливает из себя слова.
— Это был день, когда Ковальски бросился на гранату, Алекс. Я был не в себе, когда позвонил тебе, — его голос снижается до шепота. — Ты была пьяна, а я так чертовски нуждался в тебе.
Я плачу сильнее и пытаюсь его обнять:
— Прости, Дилан. Я не знала. Не знала.
— Я никогда не переставал любить тебя, — шепчет он. — Ни на секунду. Даже когда ненавидел тебя.
Я шепчу:
— Я тоже люблю тебя, Дилан.
Прошло более двух лет с тех пор, как мы обнимались так, когда утром он уехал домой из Сан-Франциско. Мы оба изменились, но это был первый раз, когда мы были одним целым.
Момент был бы прекрасным, но я слышу голос Келли позади нас.
— Эм… я не хочу прерывать эту невероятно трогательную сцену, но эм… ему нужно в больницу. Сейчас же.
Мы с Диланом отстраняемся друг от друга. Я беру его за руку.
О, черт.
Его рука покалечена. Костяшки разбиты, кровь капает на землю большими каплями. Мое дыхание ускоряется, когда до меня доходит, что я вижу кость одного из его пальцев.
— Господи, Дилан, посмотри, что ты сделал со своей рукой!
Он смотрит на свою руку с потерянным выражением на лице. Он качает головой и говорит:
— Эм, да. Я лучше обращусь к врачу, — он закрывает глаза и слегка покачивается.
— Мы пойдем с тобой, — говорит Джоэль.
Келли кивает.
Я снимаю свою накидку и оборачиваю вокруг его руки, и мы ловим такси.
Глава 7
Стоит бороться
(Дилан)
Итак, следующее, что я знал — мы вчетвером заполнили заднее сиденье такси, отправляясь в больницу на Нижний Ист-Сайд. Я сидел слева, вместе с Алекс, обнимающей меня, моя правая рука покоилась ладонью вверх на ее колене, завернутая в шелковую накидку, которая не будет пригодна в будущем. Она опиралась на меня. Я отдавал ей все свое внимание.
Все молчали. В этот момент слова были лишними.
Келли и Джоэль в значительной степени заботились об этом для нас. Келли сидела посреди заднего сиденья и пробормотала Джоэлю:
— Ты никогда не калечил свою руку из-за меня. Что ты за парень тогда такой?
— Ты разыгрываешь меня? — спрашивает Джоэль.
— Я просто говорю. Я не думаю, что ты действительно серьезно настроен. Если бы ты был серьезно настроен, ты нашел бы способ показать это. Например, полностью искалечить свою руку или еще что-нибудь.
Алекс дрожит от смеха рядом со мной. Я поворачиваю голову, глядя на нее, положившую голову на мое плечо.
— Это не значит, что я не воспринимаю тебя всерьез, Келли. Или что я несерьезно настроен. Я просто не спятил так, как этот парень, — он смотрит на меня через машину. — Ничего личного, Дилан.
Я кривлюсь. Вот, блин, это было больно.
— Без проблем, — ворчу я.
— Слушай, Келли, — говорит он. — Мне нужно, чтобы ты услышала меня.
Келли сидит от Джоэля так далеко, как только может. Она прижалась бедром к бедру Алекс. Спина прямая, смотрит прямо перед собой, руки сложены на груди.
— Я думаю, что просто испугался, ясно? Нам девятнадцать! Это большое обязательство. Мы ни с кем больше не встречались с тех пор, как поступили в колледж и… я испугался.
— Это неправда, — говорит Келли. — У тебя беспорядочные половые связи с начала занятий в этом году. Я подпущу тебя к себе не раньше, чем ты проверишься на ЗППП (заболевания, передающиеся половым путем).
— О, ради всего святого!
— Серьезно, что, черт возьми, означают беспорядочные половые связи? Ты применяешь ко мне спортивные метафоры?[17] Ты добрался до домашней базы, теперь пора перейти к Суперкубку или как?
Он качает головой. — Суперкубок — это футбол, невежа, а домашняя база — это бейсбол.
— О. Мой. БОГ!
— О-о-о, черт. Послушай, я облажался, Келс. Я люблю тебя! Я не хочу никого кроме тебя.
— Что ж, теперь ты вернулся в малую лигу, приятель, и у них нет баз. Или трехочковых ударов. Или… неважно. Тебе придется потрудиться, чтобы убедить меня.
— Я достал те странные цветы, которые тебе нравятся.
Алекс сильно трясется, давясь смехом. Я смотрю на нее сверху вниз, наши глаза встречаются. Она улыбается, и я больше всего на свете хочу наклониться и поцеловать ее, если не придется двигать моей раненой рукой. Она тянется ко мне, прижимаясь губами к моему уху, и шепчет:
— Она сейчас вратарь, да?
Я ничего не мог с собой поделать. Я расхохотался.
— Странные цветы? Ты настолько далеко от того, чтобы меня убедить, что даже понятия не имеешь.
— Что я должен сделать, чтобы убедить тебя, детка? — говорит он.
— Пришли мне больше странных цветов, которые мне нравятся.
— По рукам.
— Ты будешь пресмыкаться. Может быть, вечность. Да, пожалуй, вечности будет достаточно.
— Черт возьми, дамочка, — говорит водитель такси. — Дай парню передышку.
Я больше не могу сдерживаться. Я хохочу, трясясь от смеха, и Алекс смеется вместе со мной.
Келли смотрит на нас и говорит:
— Вы двое совсем не помогаете!
Боже! Я смеюсь еще сильней, слезы бегут по моим щекам. Я вытираю их здоровой рукой и говорю:
— Келли, я так рад познакомиться с тобой.
Она издает громкое «хм-м-м-м-м» и говорит:
— Похоже, что ты и истеричка снова вместе.
Я легкомысленно одарил ее огромной улыбкой. Мы? Вместе? Я не знаю. Но кем бы мы ни были, это лучше, чем быть убитыми горем.
Келли и Джоэль спорят всю дорогу до больницы. В какой-то момент я наклоняюсь и шепчу Алекс:
— Я думаю, она хочет вернуться к нему.
Она тоже шепчет:
— Не волнуйся, это нормально для них.
Черт возьми. Если это нормально, я не хочу видеть, что происходит, когда Келли расстроена.
С другой стороны, это выглядело менее болезненно чем то, что мы с Алекс делали эти месяцы.
Меня словно снова ударили. Может, она и лежала рядом, свернувшись в клубок, пока я был ранен, но простила ли она меня? Я понял это, наконец. Потому что все было недоразумением. Не было никакого парня в ее комнате. Это был просто дружелюбный парень ее соседки. Я был настолько опьянен этим и боялся, что нет пути назад. Значимость фотографии на ее столе, высушенные розы в рамке на комоде не ускользнули от меня. Мы любили друг друга, а я причинил ей боль. Ей было плохо. Разве у меня вообще есть право на прощение?
Я пообещал себе, что мы поговорим, когда будем одни. Мы выясним это. Мы нарушим все правила, которые были, пока действительно не поймем друг друга и то, что случилось, чтобы мы могли двигаться дальше.
Потому что впервые с тех пор, как умерли Ковальски и Робертс, с тех пор, как я попал в больницу, я почувствовал надежду. Надежду, благодаря девушке, которая свернулась в клубок рядом со мной. За это стоит бороться.
