– Мне не слишком нравится, что Гутхорм Длинный гадит в моих владениях, – продолжала ведьма. – Прогоните его, раз уж вы пришли. Должна же от вас быть хоть какая-то польза? – Она хихикнула опять, но Гельд не сказал бы, что ей очень весело. Ее хихиканье было вроде ряби на воде – движение без малейшего чувства. – А я в ответ пообещаю вам, что выпущу всех на побережье. Это много, можешь верить. Гутхорма я не выпускаю, и он не выходит. Хи-хи… Иди расскажи доблестному Асвальду ярлу. Он сам, если меня увидит, так обрадуется, что… хи-хи… может подавиться. А ты – чужой. Ты совсем не наш. В тебе нет нашей войны, ты свободен, а он связан… Как я, как все…
Ведьма вдруг схватилась за голову, ее серое лицо мучительно исказилось, точно ее скрутил приступ внутренней боли. Она забормотала что-то, ее тяжелое дыхание вырывалось из груди со стоном.
– Проклятый… – едва разобрал Гельд.
От ведьмы исходило ощущение мучительной боли и быстро наполняло его самого. Собравшись с силами, он оторвался от ствола и попятился. Свечение ножа, который он по-прежнему держал перед собой, стало меркнуть. Гельд глянул назад, отыскивая дорогу, потом опять посмотрел на ведьму… на то место, где она только что стояла, согнувшись, как старуха. Там было совершенно темно. Непонятная боль не исчезла, но медленно отступала, как будто ее внешняя причина с трудом уползает прочь, с мучительным усилием продираясь сквозь колючие неподатливые ветки.
Этой ночью фьяллям не удалось как следует выспаться. С самой полуночи земля стала ощутимо подрагивать. Стоящие ощущали это подошвами, а лежащие – всем телом, и тревожные подземные толчки не давали сомкнуть глаз. Где-то на северо-западе раздавался отдаленный грохот. В непроглядной темноте ночи легко было вообразить, что великан бродит там по горам и занимается какими-то своими, великанскими делами.
Асвальд беспокойно расхаживал между кострами и вспоминал Битву Конунгов. Ту битву, которой они думали все кончить и которая все только начала! Тогда великан, по имени Свальнир, что значит Стылый, сдвинул руками две горы, закрыв вход в долину Медного Леса. Тогда земля так же дрожала, только гораздо ближе. Нечто подобное затевалось и сейчас, мучительное беспокойство не давало Асвальду присесть. Мерещилось, что исполинская недобрая сила заваливает и замуровывает все выходы из Медного Леса, воздвигает вокруг непроходимую ограду, чтобы навсегда превратить пришельцев в пленников. Сейчас он с особой ясностью ощущал, до чего слаб и бессилен человек, даже знатный ярл с большой дружиной, перед стихией Медного Леса. Человеку здесь можно выжить только до тех пор, пока они позволят. Стихийные силы делали свое дело поблизости, но не показывались на глаза; они могли проложить для него удобную дорогу, а могли захлопнуть в ловушку и завалить лавиной, как Стюрмира конунга. Человеку лишь остается со страхом ждать, когда ночной мрак рассеется и он увидит свою судьбу.
– Просто ведьма разбрасывает камушки, – бормотал Гельд, сидевший у одного из костров. – Она обещала указать нам дорогу.
Неизменно бодрый барландец сейчас выглядел хмурым и озабоченным. Обычно он по вечерам не закрывал рта, потешая дружину лживыми сагами, но сегодня молчал и больше оглядывался. Вокруг него самого сейчас разворачивалась невиданная сага, и лжи в ней было гораздо меньше, чем хотелось бы.
– Надо думать, Гутхорм сегодня тоже не слишком выспится, – бросил Исбьёрн сын Стейнара, в десятый раз переворачиваясь с боку на бок в напрасных попытках заснуть.
Утром все поднялись еще до рассвета. Сумрак постепенно редел, фьялли напряженно вглядывались в очертания гор. После ночного гула и грохота все были готовы увидеть, что окружающие вершины, самое меньшее, поменялись местами, что половина гор оказалась сдвинута с мест, а половина провалилась сквозь землю и заменена чем-то совсем другим… Что скалы сдвинулись, как тогда, в Битве Конунгов, и закрыли все выходы с этой каменистой площадки… Но ничего подобного не произошло. Вокруг ничего не изменилось, и даже две вершины возле Совьего перевала виднелись на том самом месте, где их застал вечер.
Гельд Подкидыш, вынырнув из кустов можжевельника на склоне, спрыгнул с валуна прямо перед Асвальдом, как настоящий горный тролль. На его бледном после ночи лице была несколько вымученная, но широкая улыбка.
– Девочка не обманула! – бодро доложил он. – Там за выступом лежит здоровенный черный камень. Кусты придавило – раньше его там не было. Изломы веток совсем свежие. – Гельд взмахнул тоненьким ореховым прутиком. – Она ведь обещала набросать камней, чтобы указать нам дорогу.
– Так это она бросала камни? – проговорил Эйгуд сын Ульва, вспоминая ночной грохот.
– Мы же тебе еще ночью объясняли! – заметил Слагви. – А ты все: камнепад, камнепад!
– Ну что, ярл, идем?
Асвальд задумчиво сделал несколько шагов, глядя под ноги. Он не знал, на что решиться. Идти по указке квиттинской ведьмы… Ей нельзя доверять… Да возьмут ее тролли, дракону Фафниру можно скорее довериться, чем ей! Но другого выхода Асвальд не видел. Упрямиться было бы не менее глупо. Однако Хродмар ярл скорее удавился бы, чем послушал ее.
– Она ведь сказала: ей не нравится Гутхорм Длинный, – негромко напомнил Гельд. Асвальд уже привык к его обыкновению ненароком угадывать мысли и отвечать на невысказанное. – И нам тоже не нравится Гутхорм Длинный. Если она хочет помочь нам с ним разделаться – зачем ей мешать? А когда мы останемся с ней лицом к лицу, никто не помешает нам сделать то, что мы считаем нужным.
Асвальд помолчал, глядя в землю, потом поднял голову и окинул взглядом крутой склон, поросший можжевельником.
– А лошади там пройдут, ты не смотрел? – спросил он у Гельда.
До самого полудня фьялли шли по склону горы, окружным путем направляясь к перевалу. От первого черного валуна был виден второй такой же, лежащий через тысячу шагов в лощинке, а оттуда, забравшись на валун, Гельд углядел и третий. Непоседливый барландец сам взял на себя обязанности проводника: раз уж квиттинская ведьма удостоила его личной беседы, он чувствовал себя в ответе за весь этот путь. Все валуны появились тут совсем недавно: об этом говорили поломанные и придавленные ими деревья и кусты. Мимоходом осматривая изломы, фьялли качали головами и обменивались многозначительными взглядами.
– Великан тут поработал! – твердил то один, то другой. – Тот самый, Свальнир. Я-то его видел, ну, в Битве Конунгов еще. Для него такие валуны – что для меня орехи.
Возле одного из валунов Гельд тронул Асвальда за плечо и, когда тот обернулся, молча показал ему на землю. На влажном пятачке мелкой пестрой гальки ясно виднелся отпечаток маленькой женской ноги. И Асвальд стиснул зубы, словно в ожидании серьезной опасности: она была где-то рядом. Все время тянуло оглянуться. От напряженного ожидания в нем вдруг проявились какие-то немыслимые ранее способности: слух обострился, взгляд быстрее молнии замечал всякое движение вокруг, и даже затылком Асвальд угадывал шевеление кустов позади. От всего этого мурашки бегали по коже, и всем существом он ощущал, до чего же это странное место – Медный Лес. Сами камни здесь были живыми, если это можно назвать жизнью. У Медного Леса имелась душа, она глядела тысячей невидимых глаз с каждого камня, слушала тысячей невидимых ушей с каждого древесного ствола. И они, повинуясь чужой воле, стали частью Медного Леса. Они вдыхали его душу вместе с воздухом, его тропинки направляли их ноги. Они почти слились с ним. Это тревожило, и Асвальд ни о чем так не мечтал, как о том, чтобы скорее покончить со всем и уйти из этого проклятого места!
После полудня фьялли оказались над самым перевалом. На склоне горы нашлась достаточно просторная площадка, чтобы расположиться на отдых. Отсюда открывался обзор в обе стороны, и Асвальда поразила странная игра света и теней на земле: на востоке, в Медном Лесу, было пасмурно, разноцветные пятна кремневых выступов и хвойной зелени на склонах одевались серой дымкой, а на западе, в пологой долине, ведущей к побережью, солнечные лучи ярко блестели на желтизне опавших листьев. Взгляд Асвальда задержался на западной долине: он так устал от Медного Леса, что даже дышать его воздухом становилось тяжело. А ведь нигде больше запах палой листвы и влажной хвои не казался таким душистым и свежим. Он бодрил, но эта бодрость переходила в лихорадочное возбуждение, от которого люди быстро уставали. Асвальд повернулся лицом на запад в нелепой надежде уловить хоть каплю привычного морского ветра и изнутри отдохнуть от власти Медного Леса. Ты входишь в него, а он входит в тебя, и с этим ничего нельзя поделать…
– Ты не туда смотришь! – негромко сказал ему Гейрбранд Галка. – Посмотри лучше на восток. По-моему, наши друзья пришли.
