– Ну и что хорошего, – не понимала Рита. – Она такая злющая, у нее такой • урод-любовник с ячменем. Она сидит в этом номере с нарами. Как хорошо, что ты ушла оттуда!
– А куда я ушла? Куда мне идти? Что будет со мной? – Яя даже приостановилась, чтобы поплакать. Отчаяние так захлестнуло ее, что она даже не имела сил нести дальше сундучок с одеждою и посудою. Она поставила его на землю. Они как раз остановились рядом с церковью. На ступеньках сидела безумная, из городских сумасшедших, попрошайка-нищенка.
– Вот, погляди на нее, – вдруг сказала Рита, сбив Яин настрой, – я такая же, как она! Мне хочется остаться рядом с ней, я так похожа на нее, мне нравится, как она живет, или не то… – изводя и растравляя себя, говорила Рита, но осеклась.
Когда поднялись снова в путь, Рита говорила:
– Начнем новую жизнь. Будем жить вместе. Будут всегда цветы на столе. Будем помогать друг другу. Ты хочешь?
Яе стало лучше – она повеселела.
– Да, я тоже хочу. Идти в церковь в платочке. Молиться. – Она изобразила, с каким лицом будет ходить в церковь и молиться.
– Во всем черном, – вставила романтичная Рита.
– Да, в узком черном платье, скромные и красивые, – так мечтала Яя.
Разговор их иногда мог быть неслышным, так как Рита произносила отдельные слова одними только губами и помогала себе выученными жестами или просто гримасой.
Когда они вернулись, вдруг дверь им открыл бледный, как принц, Алеша, которого сегодня никто не ждал. Он курил. Весь окутанный дымом, отстраненный и нейтрально-доброжелательный буквально ко всем, с безупречными манерами, он пропустил их со слегка тревожным выражением на лице. Невидяще уставился на сундучок Яи, но думал о своем, непроницаемом. Держался он помертвело, так что даже Яя, не говоря о Рите, испугалась его чрезвычайно прямой осанке с откинутым гордым аристократическим профилем. Он так держал себя, скрывая трагедию, что его и невозможно было по-влюбленому поцеловать или обнять после долгой разлуки. Рита «имела право» только ласково смотреть. Потоптавшись отчужденно, он тут же ушел в гостиную, где его ждала компания незнакомых опасных мужчин, похожих на стаю воронов – в черных пиджаках… Все стояли у круглого стола с темно-зеленым сукном и низким абажуром. Алексей затянулся к ним в комнату, закрыв створки двойных дверей, скрестив за спиной руки.
Не разбирая сундука, девушки прошли в другую комнату. Алеша заглянул к ним, уже одетый в габардиновое светлое пальто и опять курящий. В глазах был страх.
– Ложитесь спать? – спросил он, доброжелательно кивнув Яе. – Отлично. Ты не одна. Я ухожу. Я позвоню, – холодно добавил он и, не дожидаясь ответа, только «схватив» ужасный Ритин взгляд, поспешно удалился, загадочный, трагический, безнадежный, растерянный, уязвленный.
Внизу, у подъезда, спустившись в темноту, Алешу ударили в живот у стены, но не сильно, и он устоял на ногах. Вытер губу. Тот, кто его ударил, был пьян и стар.
– Алеша, купи еще выпить, – сказал он ему. Все расселись по нескольким машинам.
А он вспоминал, как Рита его учила:
– Если ты переживешь эти свои двадцать четыре года, будешь жить долго-долго. Я знаю, молодые любят умирать в двадцать четыре! Я и сама иногда вскрикиваю внутри самой себя: «Мне двадцать четыре года, и мне невыносимо!». Нашла тут у себя картину, на ней черной тушью нарисовано только одно слово много-много раз: «ненавижу-ненавижу-ненавижу». (Он тогда пожал ей руку, мол, не ненавидь, не ненавидь и успокойся.) Но если мы переживем двадцать четыре года и перейдем в двадцать пять, нужно будет потом бояться только: двадцать девять, но немного, тридцать три, тридцать семь, потом сорок два… Сорок восемь. Пятьдесят четыре. Вонючие восемьдесят!.. – Алеше было двадцать четыре года.
ГЛАВА: ЗА ЗАВТРАКОМ
Общие несчастья и общий грех соединил их чувством большим, чем дружба. Это был особый род человеческой привязанности, как родство, будто в них текла одна кровь. И чем дольше они общались, тем делались похожей друг на друга и лицами, и даже черты лица обострялись или утолщались у той и другой, гримасы, интонации голоса, вибрирующего, как при заклинаниях, и некоторыми выражениями, перенимая одна у другой, уродуясь в одном случае и украшаясь в другом. Риту уже принимали за глухонемую, а Яю – за слышащую или за сестру. И чем дальше они общались и страдали вместе, тем больше утверждались в мысли, что им нельзя расставаться, так они замечательно нашли и подходили друг другу. Яя успешно боролась за Ритину душу, за обладание этой душой, но знала, как силен и любим Ритой ее противник, Алеша. А без него они зорко уже следили друг за другом, не предает ли одна дружбу другой в столь предательском мире, и, ревнуя, внушали друг другу свои какие-то принципы.
За чаем Яя говорила: Тебе нельзя идти замуж.
Рита: Я оскорблена и унижена. Алеша так странно любит.
Яя: Я говорррила! Я говорррила! Все мужчины такие! Я! Я люблю тебя!!! – Она опять прокалывала себя острым пальцем в грудь. – Как я рада! Я мечтаю поехать на море! Теперь мы поедем на море!
Рита {мечтательно): Да? Да?
Яя: Поедем поправлять здоровье, наши нервы. Кожа загорит. – Она стала стучать себя по горлу. – Вот сколько там мужчин! Мы с тобой скучать не будем! Деньги будут! – Она сделала нахальное лицо. – Слушайся меня. – И вдруг. – Ты меня любишь???
Рита: Конечно! Ты самая красивая, – тут же с легкостью, научившись у Яи, объявляла она, зная, что такие слова для подруги самые приятные.
Яя: Да? Да? Это правда? А ты – не-о-бык-новенная!!! Первую такую вижу. Смотришь все время на небо. Задумчивая. Я придумала тебе такое имя, смотри, тебе нравится? – Она показала сочиненный ею жест, как будто подводя черную линию у века. – Мар-га-ри-та!– Говорила она по слогам, параллельно проводя по веку острым указательным пальцем. – Красиво? Я сама это придумала только для тебя одной!!!
Рита ушла и принесла Яе в подарок старинный черный веер.
Они радостно смотрели друг другу в глаза, не зная, как еще себя похвалить, обнадежить, в чем еще признаться, и кивали, сияя взглядами, наклоняя головы, любуясь друг другом и поворачиваясь профилями и затылками. Все так совершенно было в них обеих.
– Короче, едем! – подвела итог Мар-га-ри-та с «подведенным черным веком».
ГЛАВА: ПОХОД К СУТЕНЕРУ
К сутенеру они оделись со старательностью во все облегающее. Яя выбрала себе все розовое и желтый платочек.
– Где ты взяла эти розовые туфли? – спросила Рита.
– Нравятся? – с восторгом сказала Яя. – Мне их подарил один мужчина!
– Они же похоронные, из бумаги, для трупов! Ты не расстраивайся, только зазря подбили железом.
– О, я дуррра! Что ты всегда грустное рассказываешь!
Решили в этот день доносить «похоронные», по прогнозу дождя не было.
Высокие каблуки были подбиты железом, чтобы не знали сносу, «для нас главное – ходить, ходить», – всегда повторяла Яя с мускулами на ногах – она-то не слышала звук о мостовую, когда они двигались по намеченным целям.
Уже наступали сумерки. Самое красивое время суток. Зажигались желтые фонари. Пока добирались, разговаривали.
Яя: Я живу, как будто плыву в море. – Она показала, как раскидывает руки, и волны несут ее. – А ты живешь трудно. Думаешь. – Яя стала крутить пальцем над своей головой, обозначая «думы», преувеличенно хмуриться, как в немом кино. – Думаешь, переживаешь! Я плыву. А ты ходишь ногами по дну! – Это была явная критика в адрес Риты. Лицо у Яи было безмятежное, разглаженное и с «приклеенной» улыбкой, когда улыбаться ей совсем не хотелось.
Рита: Я же иду к сутенеру, хоть и не хочу, так скорее это меня несет волна!
Яя: Ты очень умная! Не умею с тобой поддерживать умный разговор!
Рита (отчаянно вглядываясь в фонари, зазаклинала): И где же мой Алеша? Где же мой Алеша?
Яя вдруг поймала смысл по ее губам и тоже стала передразнивать:
– Где же муой Альеша??? Гдье муой Альешааа! – И подтянула указательным пальцем кожу между бровей, «сделав» взгляд несчастливого Пьеро.
Совсем стемнело, и они пришли к красивому старому дому. Покусывая палец, Яя металась между двух окон в первом этаже, забыв, в котором из них живет сутенер. Записей она никогда не вела, а в сумке носила чистый блокнот с карандашом, чтобы писать прохожим вопросы: «Где тут универсам?», «Где трамвайная остановка?», «Я глухая, пропустите меня без очереди» и т. д.
Одно окно принадлежало одному подъезду, другое – другому.
– Этот! – наконец, вспомнила она и показала пикообразным пальцем. – Вот в каких красивых домах живут сутэрнеры, – со значением и упреком сказала Рите, подбежала и постучала в окно кулаком так, чтобы задрожали стекла. Выглянула девушка. Яя помахала ей.
В коридоре стали объясняться по-глухонемому очень быстро, Рита ничего не понимала. Девушка очень ласково посмотрела на нее и довольно чистым голосом, едва искаженным фальшивой интонацией, сказала:
